аккордах и последовательность аккордов так и называются — гармония.
Три самые важные аккорда имеют название музыкальных функций. Расскажу об этих трех аккордах. Первый — тоника. Это аккорд, который обычно начинает музыку и которым она, как правило, заканчивается. Его звучание воспринимается как спокойное, ненапряженное, устойчивое. Второй — субдоминанта. Этот аккорд создает новое звучание, дает музыке новую краску. Его звучание — ощущение новизны, развития. Третий — доминанта. Доминанта имеет напряженное, неустойчивое звучание, слушатель всегда понимает, что этот аккорд хочет разрешиться в тонику. Остальные аккорды (в рамках одной системы аккордов, тональности), по сути, являются смесью этих трех, и в том или ином сочетании и пропорции выполняют три основные функции. Примечательно, насколько в этом плане аккордика схожа с искусством изображения, где все многообразие цветов также складывается из трех базовых составляющих: желтого, красного, синего!
Назад к поэзии. Моя основная мысль, что, подобно аккордам, рифма в стихах отвечает за гармонию и развитие. Рифма вовлекает слушателя в известный ему условный круг, в котором чередуются покой, новизна, напряженность и снова покой. Проиллюстрирую эту мысль примером из А. Блока.
В ночи, когда уснет тревога,
И город скроется во мгле —
О, сколько музыки у Бога,
Какие звуки на земле!
Начинается строка с ощущения устойчивости (тоники). Когда звучит слово «тревога», появляется новая краска: читатель чувствует, что прозвучал первый член рифмованной пары, и начинает ждать второго — как ответа на озвученную загадку; ожидание создает небольшую напряженность. Далее следует новая строка: «И город скроется…». Скоро может прозвучать ответ на «загадку»! Напряжение возрастает, аккорд — неустойчивый, но в тонику ли он разрешится? «Во мгле» — не совсем тоника, возможно — переход в параллельную тональность; выражаясь без лишних терминов, «ложная» тоника — перевалочный пункт, где можно отдохнуть и почувствовать немного покоя. Здесь появляется новая загадка, новая потребность в рифмованном «ответе». Но этот «ответ» предстоит где-то далеко, а пока есть некая устойчивость, так как рифма мужская: «во мгле». Начало третьей строки — тоника, а еще лучше аккорд тонической группы (имеющий в составе два из трех звуков тоники): в целом, ощущение устойчивости с призвуком новизны. «У бога» — снова яркая новая краска, и «ответ» на первую «загадку». «Какие звуки на…» — доминанта! Напряжение достигает предела. То, что первая «загадка» разрешилась, значит для читателя, что вторая решится тем более неизбежно. И, если женская рифма согласует строки мягко, неприметно, то мужская рифма — энергично и смело. Поэтому и ожидание разрешения второй «загадки» намного сильнее, чем первой. «Во мгле» все еще звенит в ушах и требует себе пару. И, наконец, находит: «на земле». Долгожданная тоника! Ощущение завершенности и финальной гармонии: всем «загадкам» найдены «ответы».
Запишу предложенный вариант гармонизации условными обозначениями музыкантов (тональность — минорная): T S / VII→III / VI S / D T. Написать простую мелодию по этим аккордам — минутное дело. Но нам важно другое. Аккорды как выстроенные по особым правилам созвучия в стихах отсутствуют. Но их функция гармонизации и развития, в ритмизованном (а значит — омузыкаленном) стихотворном тексте — лакуна. И эта лакуна со временем успешно была заполнена рифмой. Вряд ли древние поэты, изобретшие рифму, связывали ее с музыкой. Я думаю, они объясняли значение рифмы «благозвучием», «красотой», «гармонией». Но что есть последовательность аккордов, как не благозвучие, красота и гармония?
Гармония стиха во многом схожа с гармонией музыки. В деталях устройство расходится, но базовые функции — устойчивость, новизна, неустойчивость — остаются неизменными. Как в музыке, так и в поэзии гармония — не единственный источник развития произведения. В музыке за развитие отвечают многие параметры: динамика, тембр, темп. Их регулирование происходит не бездумно, но с учетом гармонии. Думаю, музыка и стихи в этом плане похожи.
В стихах, наряду с рифмой поддерживать развитие помогает синтаксическая организация речи. Имеется разумная, природосообразная тенденция синхронизировать цезуры с естественными паузами речи, а конец четверостишия — с концом предложения. Это легко заметить, посмотрев на любое стихотворение, насколько часто строка заканчивается знаком препинания, предполагающим в живой речи паузу. Продуманное синтаксическое членение речи подчеркивает внутреннюю гармонию и развитие стиха — модифицирует согласно замыслу поэта доминанту, тонику, субдоминанту. Например, в уже приведенном отрывке из М. Ю. Лермонтова четверостишие заканчивается вопросом «Что кинул он в краю родном?». Сопутствующее разрешение доминанты в тонику придает словам больший вес, и при этом настойчиво диктует интонацию утвердительности, что указывает на риторический характер вопроса.
Рифме помогает мелодика речи, в частности, ассонансы, аллитерации, звукопись. Не дремлют и «музыкальные» помощники — динамика (громкость), темп, тембр — характеристики, возникающие при чтении вслух. Словом, рифма не одинока — ей сопутствует целый комплекс художественных приемов.
7. Заключение
В моем понимании поэзия — это самостоятельное, самоценное искусство. При этом поэзия не является словесным искусством в чистом виде, потому как рифма и размер имеют экстралингвистическую, музыкальную природу. Я говорю, что поэзия — это искусство, родственное словесному искусству и музыке. При этом, поэзия не может рассматриваться как механическая сумма этих двух искусств, также как ребенок не есть сумма качеств родителей, но новое существо.
Глубинная цель поэзии, как и любого искусства, — выражать внутренний мир творителя, который включает в себя мироощущение, мирочувствие, миропонимание и миротворчество. Практическая цель поэзии ранее была предварительно сформулирована так: создать словесно-музыкальный образ. Настало время уточнить эту формулировку.
Я смотрю на поэзию как на дитя слова и музыки. И как бывает, когда ребенок внешне больше похож на одного родителя, человек начинает настойчиво искать в нем черты второго, как во внешности, так и в характере. Потому-то я всегда ищу музыку в стихах! И, мне кажется, я ее обнаружил — на самом глубинном уровне, на уровне образности стиха. Уже было сказано, что словесное и изобразительное искусство транслируют внутренний мир творителя опосредованно, с помощью изображения действительности. Только музыка способна передавать внутренний мир творителя напрямую, избегая ненужного шага. Но музыка сталкивается с ограничением: мирочувствие может быть передано напрямую, тогда как остальные три «М» подчас не преодолевают границу между сознанием творителя и сознанием реципиента. Издавна есть потребность в искусстве, которое может успешно транслировать текущее состояние сознания, обходя вынужденное «шифрование» кодом действительности. Поэзия, как дитя слова и музыки, — это искусство, максимально близко подобравшееся к решению этой задачи.
Как и музыка, поэзия не ограничена кодом действительности. Но если музыке этот код принципиально недоступен, то с поэзией дело обстоит иначе: поэзия оперирует кодом на том уровне, где он явление пограничное между отраженным внешним миром и человеческим