стол, а стал солдатом. И не просто пошел воевать, а с первого дня войны готовился к ней, приучал себя к походам, воспитывал выносливость: отмечал на карте Ленинграда расстояние, которое назначал себе пройти за день: сперва 20 км, потом 30, потом 40 км. Стихи он начал писать еще в 7 классе, Маяковский и Пастернак были его любимыми поэтами. Он был одержимо увлечен своим временем и говорил о революции с восторгом романтика. Одно из первых его „серьезных“ стихотворений было написано в годовщину смерти Кирова. Автору было в это время 15 лет… Его биография оказалась очень короткой. Он не успел напечатать ни одного из сво-их стихотворений…»
Ефрем Маркон родился в январе 1919 года в Петрограде. В отрочестве он отбросил две первых буквы имени, звучавшие архаично, и для школьных друзей стал Рэмом. В конце 1920-х Рэмы и Ремы были чуть не в каждом дворе (революция, электрификация, механизация). Из самых известных Ремов – Рем Хохлов, легендарный физик, альпинист и ректор МГУ имени М. В. Ломоносова.
Стихи Рэм Маркон писал с детства, но никогда не печатался. Сохранилось лишь несколько юношеских стихотворений Рэма, написанных в 1936–1939 годы. В 1937 году он окончил ленинградскую школу № 34 и поступил на исторический факультет Ленинградского университета. Госэкзамены сдал в июне 1941-го, а 5 июля уже теснился с другими ребятами во дворе военкомата Фрунзенского района, где записывали в народное ополчение.
Рэм служил санинструктором в 1-й роте 276-го отдельного пулеметно-артиллерийского батальона. После ранения и обморожения был отправлен в госпиталь города Молотов (Пермь). После выздоровления окончил военно-фельдшерское училище.
К тому времени из Ленинграда до него уже дошли страшные вести о смерти родителей. Отец Илья Владимирович умер еще в декабре 1941-го, мать Софья Ефремовна – в апреле 1942 года.
Тетя Рэма, Ревекка Израилевна Городинская, получила горькое извещение, что Рэм пропал без вести на Сталинградском фронте. Только недавно (после публикации в 2019 году в «Российской газете» статьи о Рэме) участник поискового движения Юрий Смирнов установил, что в документах о потерях была допущена ошибка в фамилии: написано «Маркин» вместо «Маркон». Тогда же выяснилась точная дата гибели (18 февраля 1943 года) и то, что Рэм был, как сказано в донесении, «убит на поле боя». Это произошло при освобождении Донбасса во время тяжелейших боев войск Юго-Западного фронта с дивизиями СС, когда несколько наших частей попали в окружение.
Похоронен Рэм близ села Ново-Александровка.
Из писем Рэма Маркона:
Август 1941
Наплевать на квартиру. Зачем квартира во время войны? Пройдет война, будут и дома. Будем живы – будем в них жить… А господину Адольфу Гитлеру мне определенно хочется сломать шею.
Относительно университета. Боже мой! Гибель Помпеи мне кажется отдалена от нас меньшей дистанцией. Эти два месяца, как два года.
Ноябрь 1941
Хочется, чтобы война быстрее кончилась. И так уже довольно покалеченных и уничтоженных жизней, но надежда слабая, скорее всего, пред нами не «годик», а пара «годиков» бойни. Один командир в дороге говорил, что перед лицом истории безразлично, погибнет или нет наше поколение в этой войне. Перед лицом истории это, конечно, безразлично, но это не безразлично для нашего поколения, оно ведь тоже хочет жить, и это желание не столь эгоистично даже перед лицом истории. Интересно, сколько еще может выдержать немецкий тыл? Немцы – народ терпеливый! Хотелось бы пережить все это, увидеть, что будет дальше, хотелось бы много и хорошо работать, хотелось бы видеть всех вас – да мало ли, чего бы еще хотелось (например, воскресить мертвых).
Говорят, на всякое хотение есть терпение. Придется запастись им.
Вспоминается, когда началась война – слушали на улице речь Молотова, – лицо одной девушки, такое гордое, воодушевленное: как же, ведь на нас падает миссия быть освободителями Европы – это поддерживает, но и, как всякая абстракция (пока абстракция), поддерживает слабо. Задумал написать трилогию о нашем поколении. Сквозная тема – личное и народное: до войны – личное, война – народное, после войны синтез.
Декабрь 1941
Я твердо говорю – я хочу жить, чтобы пережить эту злосчастную войну, я хочу написать ее историю и рассматриваю это как задачу моей жизни, я хочу, чтобы голос нашего поколения звучал с ее страниц. Для этого еще нужно многое увидеть и многое выстрадать, но я думаю, что именно это дает мне силы перенести все.
1 февраля 1942. Госпиталь
Хотелось бы скорее попасть на фронт. Хотелось бы доказать на деле, что и я кое-что стою и могу принести пользу Родине большую, чем до сих пор. Недели бегут, летом, можно надеяться, мы доберемся до западных земель. Перспективы у нас самые широкие и отрадные, хочется верить, что они осуществятся – все дело в сроках. И все же так хочется увидеть вновь улицы Ленинграда, увидеть всех вас – такая иногда тоска смертная по нашей работе, по прежней жизни, главное – по работе… Воистину, когда чего-нибудь не хватает, то только тогда начинаешь понимать цену потерянного. За эти 7 месяцев я порядочно-таки постарел, но чувствую, что, когда все это кончится, бесполезным я уже не буду. Работать, работать так и тянет, черт возьми… Всего хорошего, до далекой встречи, до хорошей работы, до прежней дружбы, которая вернется, до доброй памяти о тех, которых нет. Еще будет день на святой Руси.
Февраль 1942
Хотел бы после госпиталя поступить в военно-техническое (артиллерийское или танковое) училище, но и пехотным лейтенантом быть неплохо, пока это все, конечно, мечты, а хорошо бы, и думаю, командир из меня получился бы неплохой, хотя вполне сознаю всю ответственность этого дела. Командир, как врач, ему должно не только обеспечить победу, но и сохранить жизнь бойцов.
Осень 1942
Я весь во власти воспоминаний и надежд на будущую встречу. Мы ведь не только частицы в огромной машине войны, но и сама война лишь частица наших биографий. Такой она, во всяком случае, является для меня, и я с нетерпением жду, когда же она кончится, как ждешь конца неприятного объяснения.
Стихотворения Рэма Маркона
* * *
Небо опрокинуло ночь корзинкою,
Рассыпало звезды большие и маленькие
Планеты – те апельсинками.
Месяц – откушенным мятным пряником,
Вышел и крикнул: «Эй вы, грабители!
Там на земле или где-нибудь далее,
А вы откушенную половинку видели?»
И кто-то ответил: «Нет, не видели».
Месяц зафыркал, плюнул презрительно:
«Что я, светить вам нанялся, что ли?»
Тучкой задернулся – только и видели,
Будто клоп заполз в Капитолий.