не любит долгие проповеди, он всегда спешит к трапезе — горожане сегодня особо щедры, кто-то принес в подношение Нанайе целого барана. К тому же, куда торопиться? Очень интересная проповедь. Про страсти плотские, — рука погладила ногу рядом с коленом. Засопевший Леон заморгал удивленно, когда Мурена сменил тему разговора: — Интересно, какого цвета сегодня штанишки у чопорной леди Ви?
Леон покосился на сидящую справа пожилую леди в черном.
— Белые, видимо, — предположил зачем-то он.
— Леди Ви в молодости была содержанкой у вашего… точнее у папеньки Лойда. И поверьте, платил он ей не зря. Загляните под юбку.
— Я?
— Она сидит ближе к вам, — рука сместилась выше, погладила складку отутюженных штанов, как раз у набухающего члена. Леону было стыдно, очень стыдно, храм, все же, есть храм… — Или я так и буду вас домогаться, пока Брундо не заметит вашу эрекцию со своей тумбы.
Леон, наклонившись, чтобы якобы стряхнуть пылинку с ботинка, заглянул под край строгой юбки. Кружавчатые края розовых штанишек, исполнявших роль нижнего белья, покрывали вышитые узоры весьма крамольного содержания. Не поверив глазам, Леон подцепил пальцем юбку, приподнимая ее выше и рассматривая в подробностях маленькие хуечки, которые оказались облачками.
— Как вам? — спросил Мурена, тоже не поворачивая головы.
— Я сначала подумал, что это мужские…
— Они, родимые. Леди Ви большая рукодельница, в прошлый раз я видел на ней розы, которые не совсем розы… А еще знаете, в восточной башне есть комната, откуда видно Созвездие Малого Кита. И представляете, у меня даже есть ключ от этой комнаты, вот повезло же, правда?
Леон улыбнулся.
— Вы находите проповедь забавной? — заметив это, произнесла соседка, леди Ви.
— Нет, что вы, — ответил Леон. — Это я вспомнил папеньку. Светлая грусть, знаете, ничего не могу поделать.
Леди Ви, захлопнув рот со стуком, одернула юбку.
10
Кори, пробежавшись по кровати, застеленной шелковым бельем, скатилась вниз, на пол, а затем взобралась по кроватному столбику к пологу и закопошилась там, в складках. Мурена, бросив в нее виноградиной, сунул другую Леону в рот. Совсем не эротично, а так, будто пытался этот рот заткнуть, что было близко к правде — Леона прорвало на откровения. Впервые за все время нахождения в этом мире он мог честно делиться своими соображениями и не бояться, что его сочтут больным или одержимым.
Они сидели на полу у растопленного камина и трепались больше часа точно. Ни о чем, а потом, когда Мурена упомянул, что иногда скучает по родным болотам, Леон сказал:
— А я по телевизору иногда.
И пришлось объяснять что это.
— То есть ты сидел вечером у волшебной коробки, которая показывала тебе, как другие люди разговаривают друг с другом, пьют, едят и даже трахаются? Но зачем? Что интересного в том, чтобы смотреть на то, как кто-то ест, шарахается по лесу или плавает в реке? Это какая-то забава для умственно обделенных или для увечных, кто не в состоянии передвигаться сам? — Мурена искренне недоумевал. — Это же глупо.
— Это интересно, — возразил Леон. — Можно получить много опыта, наблюдая за другими людьми.
— Ну-ну. Боюсь, не опыта ради ты смотрел, как сношаются другие люди… Хотя да, ты прав с одной стороны, я бы посмотрел, как ты себя удовлетворяешь. Это определенно интересное, дарящее незаменимый опыт зрелище.
Леон усмехнулся, решив, что он шутит, но Мурена, повернув его голову за подбородок, произнес медленно и с улыбкой:
— Подрочи. Себе. Сейчас.
— Ты вуайерист? — спросил Леон. — Сказал бы сразу, я б еще подумал, тащиться к тебе вчера на конюшню или нет.
— Кто такой?
— Вуайерист… хм… такой извращенец, который любит подглядывать за другими людьми. За их интимными делами.
Уголки узких губ шута опять поползли к ушам, и Леон взмолился:
— Только не улыбайся! Иначе у меня не встанет точно.
— Не сказал бы, что тебе это помешало вчера, мой светлый принц. Тебе все равно ближайшие пару дней придется поберечь попку, поэтому — подрочи. Себе. Сейчас. Или… Есть идея получше.
Язык у шута был, как Леон успел заметить, длиннее обычного, умелый и гибкий, и он в какой-то момент затянувшегося поцелуя уплыл от его неспешных ласк, смутно замечая, что не менее умелые руки Мурены стягивают его штаны, чтобы высвободить и обхватить эрегированный к этому моменту член.
— Как только будет можно, я тебя до смерти за-тра-ха-ю. — От сказанного у самого уха мурашками обсыпало всю спину до поясницы.
Руки Леона оказались на не менее возбужденном члене, подтекающем смазкой, ее было больше той секреторной жидкости, что обычно выделялась у мужчин при этом. Мурена начинал течь ею еще обильнее, стоило пару раз провести по его члену ладонью и размазать ее по металлическим теплым шарикам, он начинал пахнуть ею — опьяняюще, густо, пряно. И если вчера Леон не смог сполна приметить всех нюансов его физиологии, то сейчас отмечал детали, хотя сознание упорно не желало анализировать происходящее. Подстроиться под ритм, в котором двигалась рука Мурены, оказалось просто, а вот не закрывать глаза и не прерывать визуальный контакт оказалось сложнее.
— У герцога, оказывается, были такие мягкие ладони, — произнес Мурена, не моргая. — Чудо просто… Спасибо судьбе, что теперь я могу оценить их по достоинству.
Когда в глазах замельтешили черные точечки, во рту стало сухо, Леон, не выдержав, уронил голову на его плечо. Пальцы, липкие и непослушные, кружили вокруг головки, подушечка большого поглаживала углубление — уретру. Леон прижался губами к пресной после мыла коже на шее, забрался второй рукой под гладкие, напитанные жизнью после каждого купания бирюзовые волосы, и от легкого касания пальцами участка над выступающим позвонком Мурена издал звук, напомнивший ему всхлип спящего человека, которому снится что-то очень приятное.
— Вот так — хорошо? — Леон погладил это место вновь, и тот откинул голову, подставляясь под ладонь.
— Даже не представляешь как. Хоть веревки из меня сейчас вей.
В очаге треснуло полено. Вместе с этим резким отрезвляющим звуком по запястью потекло. Белое, тягучее семя расползалось и по ткани его приспущенных штанов.