вслед генералу. Егерь сразу собак спустил, да и Цукатов наконец пальнул, но уже в угон. Потом, как выяснили, в самый зад жаканом уязвил зверя. Тут и лайки подскочили – давай его цапать за ляжки… Косолапый разъярился. Ну и генерал не оплошал. В итоге меткий выстрел остался за ним. Цукатов привёз медвежатины, а шкура в качестве трофея по праву отошла стрелку.
Челноков слушал жадно. Впоследствии он из чужих историй складывал свои и пересказывал в иных компаниях – уже как случаи из собственного опыта. Такой характер.
За окном всё вновь было бело, и только чёрная вода Мойки по-прежнему не давалась зиме в ледяные лапы. Замело снегом крыши. Запорошило крылышки Гермесова кадуцея на шпиле торгового дома и стеклянный купол атриума. Но Исаакий и игла Адмиралтейства сияли неугасимо золотом в серых небесах.
– Да, – вспомнил между прочим Челноков, – у нас опять студент пгопал. Э-э… С пегвого кугса. Уже месяц как, а хватились недавно… Думали – домой вегнулся, в Сланцы, а его и там нет. К декану следователь пгиходил.
– На этот раз, наверно, инопланетяне… – Цукатов близко к сердцу известие не принял – мыслями он был ещё у берлоги.
– И Демьян Ильич вчега пго тганспогт спгашивал. Чучело ему уже домой доставили – можно вывозить. Надо бы договогиться в гагаже…
– Что ж он Лере не сказал? – удивился Цукатов.
– У Легы и Демьяна Ильича, так сказать… э-э… взаимоисключение, – напомнил Челноков. – И потом, она со своим гемонтом вечно на одной ноге – то ей сантехника встгечать, то ламинат смотгеть, то потолок… Гемонт, – вздохнул Челноков, вспомнив про перестройку собственного кабинета, – это вам не кагамельку гассосать.
Цукатов резко двинул углами губ в знак того, что всё понял. Да, надежды нет ни на кого – в его отсутствие стоит любое дело… Накинув на плечи дублёнку, Цукатов твёрдым шагом человека, знающего себе цену, без проволочек отправился в гараж.
Во сне страус цапнул Демьяна Ильича за палец. Демьян Ильич охнул и проснулся от боли. Палец был невредим, но где-то внутри, под кожей, быстро тая, всё ещё пульсировало воспоминание об эфемерном приключении. Не сон – сапоги всмятку…
Некоторое время Демьян Ильич лежал неподвижно. Потом повернул голову к окну, и шею тут же полоснул ожог – потревоженная царапина горела наяву. «До чего же, право дело, случаются вредные коготки…» – поморщился мечтательно Демьян Ильич. Ничего, теперь уже не цапнет. Будет стоять – красивая, гордая, глупая, – а он будет на неё поглядывать… В кладовке, крепко скрученный, тихо ворочался материал. Отдавать на сторону будущее изделие Демьян Ильич не собирался. Так за него, конечно, хороших денег не взять, но тут особый случай. Да, совершенно особый… Бывало, он выгоду и прежде упускал, а после всё равно оставался доволен, что решил по-своему. Такая натура – не жалел о том, что сделано по воле.
Осторожно поворачивая оцарапанную шею, Демьян Ильич оглядел комнату, залитую бледным, мёртвым, не разбирающим цветов светом уличного фонаря. Она была неубрана, повсюду валялись какие-то не опознаваемые в сумраке вещи, одежда и инструменты, посередине стояло смонтированное чучело – оскаленный зверь, чуть присев на задних лапах, опирался на костяшки передних. В целом комната имела вид какой-то нежилой, хозяйственный и больше походила на мастерскую.
– Гхм-м… – проскрежетал Демьян Ильич.
Посмотрел на палец и задумался о призрачной природе страдания.
Следующим утром, вместе с двумя парнишками из студенческого научного общества, Цукатов в воспитательных целях решил отправить к Демьяну Ильичу за чучелом Леру. Но той в лаборантской не оказалось – со вчерашнего дня её на кафедре не видели. Машина уехала без неё. Жаль, конечно, ну да подвернётся ещё случай преподать урок.
Скинув с плеч дело, заведующий кафедрой скрылся в кабинете и погрузился в статью, полную новых слов о нематодах-филяриидах, таких слов, каких ещё не было. Мысли Цукатова, в которых нематоды свили гнёзда, толкались в его голове и требовательно искали выход. Они созрели, чтобы обрести свободу или сменить хозяина. Цукатов давно уже писал эту статью для «Parasitology», и теперь финал, казалось, брезжил неподалёку.
К середине второй пары студенты под руководством Демьяна Ильича уже вносили в двери музея нечто плотно завёрнутое в упаковочный полиэтилен с щёлкающими воздушными пузырьками. Работали споро, как могильщики. На шее Демьяна Ильича багровела злая царапина.
Водворив ношу в музей, послали за Цукатовым.
Заведующий кафедрой явился вместе с Челноковым.
Доставленный свёрток стоял в проходе, у дубового шкафа с приматами. Посреди торжественного молчания Демьян Ильич разрезал ножницами скотч, держащий упаковочную плёнку, и принялся неторопливо разворачивать объёмистый экспонат. Минута – и воздушный полиэтилен упал на пол. Челноков всплеснул руками от восторга, а на лице Цукатова разгладились строгие складки – он видел виды, но вещь превосходила ожидания. Шерсть шимпанзе лоснилась, прибранная волосок к волоску, в фигуре чувствовался порыв, застывшее движение, оскал влажно блистал, жёлтые клыки угрожающе оголились, кожа лица казалась живой и тёплой, чёрные лемурийские глаза смотрели настороженно и зло. Обезьяна выглядела лучше, ярче, чем могла бы выглядеть при жизни – словно была не чучелом, а чистым замыслом, самой идеей новой твари, задуманной Творцом пред сотворением. Таким свежим, таким чистым, таким совершенным выглядит только что вышедший из куколки жук, ещё не вкусивший навоза жизни.
Челноков сыпал в пространство слова, возведённые в превосходные степени. Цукатов ходил вокруг чучела – разглядывал, трогал, приседал, поглаживал… Он не скрывал радостного удовлетворения – определённо работа была мастерства необычайного.
– Гхм-м… – проскрипел за его плечом Демьян Ильич. – Есть предложение… Из первых рук. Да… От производителя. Рождественские скидки…
– Что? – Сейчас Цукатов испытывал к хранителю доверие и уважение. Эти вещи, по его мнению, в отличие от постоянных свойств, вроде рыжих волос, ушей лопухом или носа уточкой, человеку следовало всякий раз приобретать, заслуживать. Потому что без подтверждения они, эти вещи, через некоторое время как-то сами собой таяли, сходили, как загар, как вода с гуся. И всё сначала. Теперь Демьян Ильич доверие и уважение Цукатова на ближний срок, конечно, заслужил.
– Гхм-м… Можно кое-чем разжиться. Да… Если на этой неделе решите – выйдет дёшево.
– Дёшево? Как дёшево?
– Гхм-м… Даром почти…
– И что же предлагают?
Демьян Ильич осклабился, царапина на шее налилась пунцовым цветом, а по жёлтому костяному лицу пробежала череда каких-то неописуемых чувств. Он приблизился к Цукатову, как заговорщик, и трудно проскрипел под ухом:
Отличный… Гхм-м… Отличный струтио камелус. – Сообразив, что латынь в его устах нехороша, он перевёл: – Да… Страус. Стало быть, отменный африканский страус.
Трещина