Читать интересную книгу Вблизи сильных мира сего - Владимир Ерёменко

Леон склоняется над своим фужером, смачно втягивает благоуханный аромат и согласно кивает. Иногда вбивает в мой запальчивый рассказ шпильки-слова: "Да, так! Конечно! А ты думал как?"

Разогретый небесным ароматом и неземным вкусом коньяка моего ровесника, допытываюсь у Леона:

— Ну, скажи, умнейший человек, каких я только знаю, почему у нас такие дикие порядки? Почему эти мурла над всем и всеми?

— Ай, — отмахивается, не выпуская из рук фужера Леон. — Всё идёт наперекос. Всё наперекос…

— Это ещё дед Щукарь говорил, только по-другому: "Всё наперекосяк пошло!"

— Ну, вот, видишь! И сам знаешь, а спрашиваешь.

— Ты брось ерничать. Лучше скажи, почему туда пробиваются одни неучи, недоумки. Почему ни один настоящий учёный не поднялся на самый Верх? И ведь не только у нас! А и в других странах. Всегда правили и правят сейчас или дубы военные, или прожжённые политиканы…

— А потому, что у твоих учёных!.. — почти кричит Леон. — У твоих учёных кишка тонка!

И с силой стукнув ножкой фужера о стол, тянется к пузатой бутылке.

— Давай, Володя, лучше коньяк пить. Ты дохлый разговор затеял… Пятидесятилетним коньяком по твоему пятидесятилетию! — И раливает в фужеры остаток напитка.

— Вон, как Тяжельников тебя умащивал. Не верь! Словоблудие чинуши. Высматривай зорче и беги отсюда! У тебя другая профессия… Ты не отсюда…

— А ты? С твоим умом и знаниями. Хотя бы докторскую защитил. Ты же тома им написал! Вон, смотри, наш Биккенин уже в членкоры рвётся. А Лукич в академики… Они ведь тоже им пишут. Но и себя не забывают.

— Хватит с меня и того, что осилил. И то противно было… Давай за тебя.

— А я за тебя!

И мы звонко, как шпаги, скрестили фужеры.

— За неимением другого оружия, — шутит Леон. Потряхивая остатками коньяка в фужере и, улыбаясь своей широкой заразительной улыбкой, добавляет: – А что? Не самое плохое из всех на земле оружие…

Это было последнее наше застолье.

Через пару месяцев из Союза писателей пришла бумага с просьбой освободить меня от работы в аппарате ЦК и утвердить в должности председателя правления и директора издательства "Советский писатель".

Это случилось в декабре 1978 года. Назначенный на эту должность, я ещё два месяца проработал в ЦК, съездил в замечательную командировку по линии Союза журналистов (впервые за десять лет!) в Индию. И только в начале следующего года вышел на новую службу.

Уже работая в издательстве, несколько раз встречал Леона, но так, мельком, на бегу, с коротким разговором. И всегда он был сердечным.

Когда вызывали в "родной" отдел (без вызовов не являлся!), забегал обязательно в его комнатушку на пятом этаже.

Но его часто не было. "Сидит на даче, пишет…" – отвечали бывшие коллеги.

Как-то вечером заскочил в наш ЦДЛ и в вестибюле столкнулся с пьяненьким Леоном. Тянет в дубовый зал.

— Сижу с друзьями. Там и твои писатели…

— Нет, Леон, не хожу туда.

— А-а-а, — понимающе тянет Леон. — Нельзя, разорвут?

— Вот именно.

— А мне говорили, что тебя видели с Гришей Баклановым в Доме кино. В ЦДРИ тоже…

— Какая потрясающая осведомлённость!

Леон хохочет:

— Наша школа!

Я соглашаюсь:

— Да, бываю. Но редко. Давай лучше про тебя, Леон. Твой лучший друг Горби рулит и ты теперь рядом? В партийном раю?

— Да, да, — заливается Леон. — В раю, но на краю! На самом краю, Володя. — И вдруг, ухватив меня за обе руки, пьяно притягивает себе и горячо шепчет: – Знаешь, я понимаю, тебе нельзя сюда вечером. Но давай утром. В пять утра. Мы каждую неделю здесь собираемся на хаш… Да! В вашем ресторане! Отличные ребята… Посидим… Я тебе позвоню, когда у нас будет следующий сбор. Идёт?

— Идёт!

Обнимаемся. А Леона уже разыскивают его друзья…

Больше встреч не было. Лет через шесть-семь, уже при издыхании горбачёвской перестройки, когда рухнула КПСС и ельцинские нувориши вопили в СМИ о "деньгах партии", в "Правде" прочёл трёхколонник за подписью "Леон Оников".

Читал взахлёб, будто встретил друга. В статье делается попытка анализа краха партии коммунистов в нашей стране.

О, жив курилка! Прямо слышу его интонацию.

Но ведь я и сам, да и другие это знают. Главный итог – рухнула! А причин много. В том числе и те, про которые пишет Леон…

И совсем недавно, летом 1998 года, прохожу к родному зданию ТАСС, и вдруг из подъезда выскакивает с папкой под мышкой озабоченный Леон. Обрадовался! Хотел крикнуть. Нет, нагоню и обниму сзади. Прибавляю шаг, а он, постаревший, но такой же шустрый, шмыг в чёрную "Волгу" и был таков.

Смотрю на удаляющийся номер машины. Кажется, теперь такие номера на машинах администрации Президента. А машины-то из бывшего гаража ЦК.

И всё равно порадовался за друга. "Жив курилка! И где-то служит. Жить-то надо…"

…Я уже говорил, что мой ангел-хранитель – писательство. Те, кому доведётся читать мои книги, увидят и поймут, чем и как я жил в разные годы. И каким было это раздвоение между службой и писательством.

Иногда они разбегались дорогами в разных направлениях (служба в ЦК), иногда шли параллельно (журналистика), а часто и сливались в одно русло (работа в издательстве, общение с писателями). Вот лишь один пример раздвоения. За время работы в аппарате ЦК я написал и издал четыре книги и одну пьесу "Опять Гаранин". И её соавтором был мой друг – Феликс Серавин из отдела машиностроения ЦК, который выверял производственную интригу. Пьеса по тем временам острая и спорная.

В центре – трагическая фигура начальника ОТК крупнейшего машиностроительного завода. Он восстал против руководства и застопорил выпуск некачественных машин. Пьеса уже репетировалась артистами МХАТа, и я подумал, куда же мы, два работника аппарата ЦК, очертя голову, лезем?

Но ничего не сказал своему коллеге-соавтору. Ай, волков бояться… Пусть Феликс надеется, что нас спасут фиговые листочки-псевдонимы, которыми мы прикрыли наши подлинные имена.

Около года шла волынка с постановкой пьесы и снятием фильма. За это время Яковлев оказался уже в Канаде. А снятый фильм вдруг понравился высокому начальству на телевидении. И они решили им начать передачи, посвящённые открытию XXV съезда партии.

У фильма была хорошая пресса. Его сразу показали по нескольким программам. Да и потом он держался на телевидении лет пять. Скоро и наши друзья узнали, кто скрывается под псевдонимами Ф.Александров и В.Николаев. Помню, друзья по службе, вычитав в программах ТВ об очередном показе нашего фильма, распахивали двери кабинета и дурашливо кричали:

— А сегодня опять Гаранин!

При Тяжельникове я проработал года четыре, и в последний, когда отмечалось мое пятидесятилетие, он больше говорил о юбиляре не как о работнике отдела, а как о писателе, упоминая и эту пьесу.

Думаю, это было единственное, что он знал из мною написанного. После того, как закончилось это скучное "мероприятие", ко мне подошли наши отдельские ребята:

— Что бы это значило? — гадали они.

Женя Велтистов (он тогда недавно пришёл в сектор ТВ) обрадованно сказал:

— А, может, это сигнал к послаблению. Может, и не надо теперь нам прятать свое писательство?

— Ой, вряд ли! — усомнился я. — Скорее сигнал к выявлению, сколько нас таких в отделе.

— Точно! — со смехом подхватил Виктор Бакланов. — Видели, как заерзали на стульях зав секторами. Мой Иван (Зубков) так и впился в меня, когда тебя славили.

Виктор время от времени и, конечно, под псевдонимом, печатал юмористические рассказы и байки на шестнадцатой полосе "Литературки".

— Ну, знаешь, — успокаивал всех Велтистов. — Главное – теперь есть прецедент. Случай чего, можно сослаться. Бог не выдаст… раз из уст самого…

Мы поговорили ещё о великой силе прецедента в нашей работе. Если что-то "полукрамольное" прошло в печати или обнародовано на ТВ и радио, значит, можно уже ссылаться, как на разрешённое. Это великое спасительное правило "всесильного прецедента" много раз выручало меня и позже, в издательской работе. Сотрудникам, а также и писателям всегда говорил:

— Хотите пробить в печать повесть, роман, рассказ… ищите прецедент! Доказывайте: "Такое уже было!" Уловка всегда действовала безотказно.

Не знаю, помог ли Жене Велтистову тот юбилейный прецедент в экранизации его хорошей повести "Приключения Электроника". Фильм вышел, когда Женя ещё работал в ЦК, но это произошло, видимо, через год или два после моего ухода.

Женя продолжал работать там же, в секторе ТВ, и он там же, в числе других авторов фильма, как сценарист, получил Государственную премию за эту картину.

А это уже было прецедентом из прецедентов. Такое в идеологическом отделе ЦК случалось впервые. Жалко, что Велтистов рано умер. Но знаменитый детский фильм показывают по ТВ и сейчас.

Начав эту главу с упоминания о переходе на новую работу, я всё время возвращаюсь к службе на старом месте. И это не случайно. Попав в совершенно другую, как сейчас говорят, неадекватную среду и иную рабочую ситуацию, я всё время обращался к тому опыту общения с творческой интеллигенцией, который приобрёл на старой работе.