Как ни странно, деньги ему не снились. Они перестали что-либо значить с тех пор, как он познакомился с Иммаколатой, которая умела извлекать все, что им было нужно, прямо из воздуха. Нет, ему снилась власть —власть над людьми, которые жаждали приобрести его товары.
Внезапно он проснулся в темной комнате. Рядом слышалось чье-то дыхание.
– Иммаколата?
Она стояла у дальней стены, прижавшись к ней и вонзив ногти в штукатурку. Глаза ее были расширены, но она ничего не говорила – во всяком случае, Шэдвелл ничего не слышал. Он уже видел ее такой – два дня назад, в фойе отеля.
Он встал с постели и накинул халат. Она прошептала его имя.
– Я здесь, здесь.
– Опять. Я опять его чувствую.
– Бич?
– Да. Нужно поскорее сбыть этот ковер.
– Мы это сделаем, – сказал он, медленно приближаясь к ней. – Ты же знаешь, я уже готовлюсь.
Он говорил как можно спокойнее. Иммаколата была опасна и в хорошем настроении, а в такие моменты он боялся ее еще сильней.
– Покупатели скоро явятся. Они давно этого ждали. Они приедут, мы заключим сделку, и все кончится.
– Я вижу это место, – проговорила она. – Стены, громадные стены. И песок. Похоже на край света.
Теперь она смотрела на него, и видение, кажется, начало угасать в ее глазах.
– Когда,Шэдвелл?
– Что когда?
– Аукцион.
– Послезавтра. Так я им сообщил.
Она кивнула.
– Странно. Так ждала этого, и вот теперь – все эти кошмары.
– Ты просто увидела ковер, – заметил Шэдвелл.
– Не только.
Он подошла к двери, ведущей во вторую комнату, и открыла ее. Вещи были сдвинуты к углам, и в центре привольно расположился их трофей – Сотканный мир. Она стояла у входа и смотрела на него.
Не смея ступать на него ногами, она прошла по краю изучая каждый дюйм.
У дальнего конца она остановилась.
– Здесь, – она указала на что-то.
Шэдвелл подошел ближе.
– Что?
– Кусок оторвался.
Она была права. Маленького куска ковра недоставало; остался в магазине, скорее всего.
– Ничего. Покупателей это не отпугнет.
– Я не об этом беспокоюсь.
– А о чем?
– Посмотри сам. Любой узор здесь – это один из Чародеев.
Он присел на корточки, изучая ткань. Узоры совсем не напоминали людей – скорее, какие-то закорючки разных цветов.
– Так это они?
–Конечно. Всякие подонки, преступники. Вот почему они на краю. Они несут там свое наказание.
– Какое?
– Первый рубеж обороны, – Иммаколата продолжала смотреть на место, где не хватало куска. – Первыми гибнут, первыми...
– Первыми просыпаются, – закончил Шэдвелл.
– Именно.
– Думаешь, кто-нибудь из них проснулся? – Он посмотрел на окна. Они плотно закрыты шторами, но он мог представить спящий город за окнами.
Мысль, что там таятся разбуженные Чародеи, не особенно нравилась ему.
– Да. Я думаю, это случилось. И Бич чует их во сне.
– Так что нам делать?
– Нужно найти их, пока они не разбудили его. Может, он все забыл. Но если он вспомнит... – она осеклась, будто слова не могли передать ее ужаса. – Если он проснется, наступит конец всем Чародеям.
– Даже тебе?
– Даже мне.
– Так нужно их найти.
– Этим займемся не мы. Нам ни к чему пачкать руки, – она направилась в спальню. – Они не могли уйти далеко.
У двери она остановилась и повернулась к нему.
– Ни в коем случае не выходи, пока я не позову, я должна вызвать того, кто ими займется.
– Кто это?
– Ты его не знаешь. Он умер лет за сто до твоего рождения. Но у вас есть нечто общее.
– И где же он сейчас?
– В могиле, где же еще? Он пытался тягаться со мной. Удивительно нахальный тип. В конце концов он пожелал стать некромантом и вызвал из какого-то мира, уж не знаю откуда, Хирургов. А с ними шутки плохи. Они гонялись за ним по всему Лондону. В конце концов он прибежал ко мне, – голос ее понизился до шепота. – Умолял спасти. Но причем тут я? Он сделал свой выбор. Хирурги взялись за него, и когда от него уже почти ничего не осталось, он сказал мне: «Возьми мою душу».
Она прервалась. Потом закончила:
– И я это сделала. Теперь он в Капище.
Шэдвелл молчал.
– Оставайся здесь, – еще раз предупредила она и вышла.
Капище. Еще одна из загадок Колдуньи. Когда-то это был центр ее культа, где ей поклонялись, как богине. Но жажда обладания Фугой сослужила ей плохую службу. Враги обвинили ее в измене и в бесчисленных преступлениях, начавшихся с материнской утробы. Произошла кровавая распря, о которой Шэдвелл мало что знал, и Иммаколата была изгнана из Фуги – задолго до появления ковра.
Изгнание не смягчило ее нрава, и ее пребывание среди Кукушат превратилось в цепь бесконечных кровопролитий. Ей еще поклонялись кое-где под дюжиной странных имен – Черная Мадонна, Владычица Скорбей, Мать Зла, – но она сама стала жертвой своих привычек и постепенно впадала в безумие, находя в нем убежище от суетной жизни Королевства.
В таком состоянии ее и нашел Шэдвелл. Ее странное поведение и разговоры, а потом и другое, убедили его в том, что именно она может дать ему желанное могущество.
И вот они здесь. У ковра, где заключены все чудеса, оставшиеся в мире.
Он дошел до середины, разглядывая стилизованные облака Круговерти. Сколько ночей он лежал без сна, думая, как должен чувствовать себя человек, оказавшийся там. Как Бог, может быть? Или как дьявол?
От этих мыслей его отвлек дикий вой из соседней комнаты. Лампа внезапно мигнула и погасла, будто темнота всосала ее в себя.
Он отошел к стене и сел. Сколько еще ждать?
2
Было еще темно, когда – через несколько часов, как ему показалось, – дверь отворилась.
За ней зияла тьма. Оттуда раздался голос Иммаколаты:
– Входи.
Он встал и заглянул в дверь. В лицо ему ударило жаром, как из печи, где жарилась человеческая плоть.
Невдалеке от себя он мог разглядеть Иммаколату, стоящую или парящую в воздухе.
– Смотри. Вот наш Палач.
Шэдвелл сперва ничего не видел. Потом что-то отделилось от стены и поплыло, не касаясь пола, к нему, подсвеченное гнойным желтым мерцанием.
Теперь он разглядел Палача.
Трудно было поверить, что он когда-то был человеком. Хирурги, о которых говорила Иммаколата, изменили его анатомию, и он висел в воздухе, как пальто на вешалке. Его верхние конечности, цепь хрящей, опутанных блестящими сухожилиями, были раскинуты в стороны. Шэдвелл едва не закричал, когда увидел голову Палача и понял, что с ним сделали Хирурги.
Они выпотрошили его. Вынули из тела все кости, оставив нечто, более подходящее для моря, чем для суши, пародию на человека, вызванную из своего мрачного обиталища зловещим колдовством сестер. Его лишенная черепа голова раздувалась, постоянно меняя форму – то это были сплошь блестящие, безумные глаза, то челюсти, распахнутые в жалобном вопле.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});