С наступлением ночи, отобрав около четырехсот человек… он велел им всем надеть панцири, взять щиты и мечи и ожидать спокойно, пока он не даст знака. [Выбрав двоих командиров, он] «велел им ввести в город своих четыреста воинов, захватив с собою светильники. Он послал с ними двух лиц, умеющих играть на трубе, с тем чтобы они, будучи внутри укреплений, могли привести в замешательство этими звуками город и дать знать своим, что поручение выполнено. <…> Он послал по лагерю [своих главных сил] людей с поручением приказать всем бодрствовать и держать оружие в руках. Около себя он собрал большой отряд тех, кого он считал самыми смелыми.
Это была подобающая предосторожность, поскольку «из тех, которые пошли в город, приблизительно половина, испугавшись опасности [пройти по длинному, узкому, тёмному туннелю], вернулась назад».
Велизарию удалось пристыдить их и загнать обратно в туннель; чтобы прикрыть происходящее, он отправил Бесса, офицера, бывшего по рождению готом, чтобы тот затеял громкую перебранку с готами, удерживавшими ближайшую сторожевую башню. А четыре сотни должны были продолжить свой путь по тесному пространству внутри акведука, покуда они не добрались наконец до отрезка, над которым не было крыши и откуда они могли выкарабкаться. Затем они убивают не ожидавших никакой беды сторожей на двух башнях, находившихся на северной стороне укреплений[144].
После этого Велизарий мог отправить своих отборных людей, чтобы те поднялись на незащищённые башни по лестницам и захватили Неаполь без приступа, который мог обойтись слишком дорого. Если бы эти четыре сотни были обнаружены, все они, вероятно, были бы перебиты – а ведь они представляли собою немалую расходную силу в экспедиционном войске, которое всё целиком было настолько мало, что впоследствии Велизарий мог оставить всего 300 человек для гарнизона в Неаполе, который был тогда (и остаётся по сей день) самым крупным городом к югу от Рима[145].
Если оставить в стороне стратегемы, то прежде всего именно искусство стрельбы из лука наряду с отменной тактикой позволило византийской армии регулярно разбивать многочисленного врага. Согласно авторитетной реконструкции двух главных битв итальянской кампании, при местечке Тадина (Тагина), или Буста Галлорум (совр. Гуальдо-Тадино), на Фламиниевой дороге в нынешней Умбрии в 552 г., и на речке Казилин (ныне Вольтурно) близ Неаполя в 554 г., византийские войска под командованием Нарсеса включали в себя смешанный контингент лангобардов, герулов и даже персов, но и в том и в другом случае именно лучники имперской армии обеспечили решающий перевес в критической фазе битвы благодаря дождю своих несущих гибель стрел[146].
В общем, тактическое и оперативное превосходство имперской армии было достаточным условием для двух кампаний в Северной Африке и в Италии; необходимым же условием был достигнутый путём переговоров мир с Сасанидской Персией, как сам Юстиниан объяснил, обронив мимоходом замечание в тексте нового закона об администрации Каппадокии:
…и всё же при таких огромных издержках и на величайших войнах… Бог даровал нам не только заключить мир с персами, но и покорить вандалов, аланов и маврисиев [мавров], а кроме того, овладеть всей Африкой и Сицилией, питая благие надежды на то, что Бог позволит нам вернуть и всё остальное, что древние римляне, владевшие [землями] вплоть до пределов обоих Океанов, впоследствии упустили по небрежению. Эти [земли] мы, уповая на Божественную помощь, спешим привести в лучшее состояние[147].
Италия едва ли была «приведена в лучшее состояние» (in melius convertere) благодаря освобождению от остготов в войне, продлившейся до 552 г. со многими губительными превратностями; а с 568 г. вторжение лангобардов открыло новый этап губительной войны, хотя это произошло уже после смерти Юстиниана в 565 г. гораздо позже той непредвиденной катастрофы, что свела на нет его стратегические планы.
Карта № 4. Империя в эпоху прихода к власти и смерти Юстиниана, 527—65 гг.
Что бы ни готовило будущее, а Юстиниан всё же осуществил свои амбициозные замыслы почти полностью, ибо его войска завоевали Северную Африку, начиная от Туниса и вдоль алжирского побережья, вплоть до северной оконечности нынешнего Марокко, дойдя до самой Атлантики, а через пролив – и прибрежную полосу Пиренейского полуострова в нынешней юго-восточной Испании, а также все острова: Балеарские, Корсику, Сардинию и Сицилию и всю Италию целиком. За исключением части побережья Пиренейского полуострова и южного побережья Галлии, где не было никакой соперничающей морской державы, всё Средиземное море снова стало Нашим морем (Mare nostrum) для всех практических целей, ибо противостоять византийскому флоту не мог никто.
И это было не частным достижением военного-авантюриста, а скорее военной стороной куда более широких амбиций. Юстиниан, ставший императором, когда ему было за сорок, славился неутомимостью, был явно умён, не имел соперников, не был связан условностями (он не побоялся жениться на женщине с социальным статусом бывшей проститутки) и обладал ещё двумя свойствами, очень ему помогавшими: полной казной и особым даром находить одарённых людей, служивших ему. Благодаря всему этому Юстиниан мог бы стать даже удачливее Анастасия, который правил 27 лет, построил немало сооружений, включая Длинную стену и крепость Дара, не проиграл ни одной войны, уменьшил налоги и всё же оставил своему преемнику Юстину предположительно 320 000 фунтов золота в казне[148].
Но цели Юстиниана заходили гораздо дальше. Ещё до того как приступить к своим завоеваниям, Юстиниан принялся за кодификацию всех существующих конституций (constitutiones), императорских указов, обладавших силой закона, то есть законов, изданных императорами начиная с эпохи Адриана. Феодосий II тоже издал подобную кодификацию, но она осталась незавершённой, тогда как в кодексе Юстиниана, опубликованном уже в 529 г. (из чего явствует, что работа над ним началась сразу после его восшествия на престол), все конституции Феодосиева кодекса были сопоставлены с теми, что содержались в двух неофициальных собраниях, а также с законами, изданными впоследствии, включая законы самого Юстиниана; итогом этого труда стал «Кодекс Юстиниана» (“Codex Iustiniani”) в двенадцати книгах. Руководил работой юрист Трибониан, ещё один высокоодарённый выдвиженец Юстиниана, ставший главным автором «Пандект» (“Pandectae”), или «Дигест» (“Digesta”), трактата по юриспруденции, последовавшего за Кодексом; в пятидесяти книгах «Дигесты» содержались юридические мнения по самым разнообразным случаям, принадлежавшие 39 экспертам-юристам, прежде всего Ульпиану и Павлу. Будучи изданы официальной властью, «Дигесты» стали в действительности дополнительным кодексом законов, созданных юристами, весьма похожим на корпус английского общего права (Common Law) – с той разницей, что «Дигестами» занимались римляне, поэтому организованы они куда лучше. Затем Трибониан и его коллеги приступили к гораздо более краткому труду, к «Институциям» (“Institutiones”) в четырёх книгах, представлявшим собою пособие для обучения юриспруденции. К 534 г. кодекс Юстиниана вышел в новом издании, с исправлениями и дополнениями, включая законы, изданные Юстинианом за этот срок, но и после этого его новые законы, «Новеллы» (“Novellae”), были собраны в отдельный свод, куда ко времени смерти Юстиниана в 565 г. вошли 168 законов, написанных в основном по-гречески.
Всё это в совокупности стало известно с XVI века как «Корпус гражданского права» (“Corpus juris civilis”). Но задолго до этого, в конце XI века, он был заново открыт в Италии и лёг в основу канонического права, а также светских занятий юриспруденцией в Болонье, положивших начало первому настоящему университету, а равным образом и западной юриспруденции, распространившейся ныне по всему миру. Продолжающееся использование оставляемых без перевода латинских выражений в американских судах: sine die («на неопределённый срок»), nolle prosequi («отказ истца от иска или от его части»), ad litem («для целей судопроизводства»), res judicata («окончательное судебное решение, не подлежащее пересмотру») и т. д. – символизирует собою куда более глубокую преемственность: ведь все они восходят к «Дигесте», входящей в «Свод гражданского права». В японском торговом кодексе нет латинских выражений, но там есть многое от Ульпиана, что дошло через Трибониана и через европейские кодексы, к которым восходит и японский. Если бы у юристов были святые, Юстиниан, несомненно, был бы их святым покровителем, как сам он и его жена Феодора являются святыми Православной Церкви, в которой 14/27 ноября совершается память «святых царей Юстиниана и Феодоры».
Столь же обширными и столь же успешными были амбиции Юстиниана в области общественного строительства. Прокопий написал целую книгу «О постройках» («Пери ктисматон»), где он перечисляет церкви, крепости и другие здания и сооружения, построенные или расширенные Юстинианом. Иногда Прокопий приписывает ему постройки других императоров, но мы действительно знаем, что при Юстиниане десятки крепостей и других укреплений были построены или основательно перестроены во многих частях империи и что 39 церквей были построены или перестроены в одном только Константинополе, включая великий храм святой Софии. Его громадный парящий купол до сих пор привлекает посетителей, а устроение и убранство храма воспроизводятся с большим или меньшим успехом в тысячах церквей по всему миру.