Читать интересную книгу Своя радуга - Лев Соколов

Андрей поползу веред, вертясь червем и вжимаясь в землю, ощупывая перед собой землю. Немцев он по-прежнему не видел, и полз на примерно, как запомнил. Но вскоре опять раздавшийся приглушенный кашель направил его, как маячок. Наконец впереди привиделись какие-то неясные тени. В темноте, известно, если хочешь что-то увидеть, так не смотри прямо, а как бы краем, искоса. Впереди из темноты обрисовалась пулеметная ячейка, – дырчатый ствол в кожухе, опираясь на двуногу лежал на бруствере, а за ним маячили характерные немецкие каски. Один немец что-то сказал другому, и сперва Андрей не мог разобрать слов, но зато ясно слышал интонацию, в ней ловилась меланхоличная скука нескончаемо долгого дежурства.

Он снова пополз вперед, забирая влево от немецкой ячейки, чтобы подобраться к ней сбоку, а затем и сзади. Замер оглядывая, нет ли где рядом еще поста. Пополз опять. Это было уже на расстоянии рывка. Дружеские руки тронули его, – Фима с Бекти были рядом. Так же, жестами, распорядились жизнями немцев. Того что слева брали они с Ефимом, а правого окучит здоровяк Бектимер. Немцы все плескали в интонациях скукой, разговаривали о своем. Негромко, но отсюда уже было слышно. Из темноты летели обрывки фраз. Шайзе… дис нибель… кельте… гиен нах хауз… Да, теперь он слышал, и он понимал. Спасибо школьной немке, сухонькой пожилой всегда аккуратной женщине, большой любительнице немецкого мистического романтизма. Гауф писал волшебные сказки-альманахи о пиратских кораблях-призраках, лесных разбойниках и восточных калифах. А Гофман таинственные зловещие полные дьявольщины истории, между которых часто сквозили насмешки над немецкими обывателями-филистерами. Но немецкий романтизм остался только в книжках аккуратненькой сухенькой учительницы, а на родине, в Германии он умер. Зато филистеры расцвели, и со свойственным им прагматизмом и аккуратностью пришли на нашу землю, отнимать жизнь… А немцы все переговаривались, гоняя скуку длинного дежурства. О бытовом они говорили, о самом обыденном, и не подозревали что теперь смерть к ним подошла. Не знает человек, сколько ему отмеряно и когда к этому готовится. Чудно…

Мышцы напряглись, Андрей поднялся, стараясь ступать бесшумно босыми ногами на носках мягко побежал к ячейке, запрыгнул на немца и сверху, в шею под каску, ударил ножом. Немец сдавленно – а показалось на всю округу – выдохнул. Тут же рядом приземлился Фима и сунул немцу в живот, раз, другой третий, и еще… А второго схватив и сунув несколько раз ножом в бок, подмял и повалил на дно Бектимер. Звякнули под ногами густо лежащие стрелянные гильзы, каска немца чиркнула по краю ячейки, а рукой он судорожно схватил горсть земли, осыпав на дно окопа мелкие камешки, и сбруя немца стукнула когда лопатка в чехле стакнулась с овальной железной немецкой коробкой для противогаза. Громко. Ох громко… Андрей все еще придерживая немца, встал на его тела коленом и чуть высунулся над окопом. Услышали, или пронесло? Не всколыхнет ли ночь криками и стрельбой? Нет? Нет. Все тихо. Тихо.

Бектимир застыл рядом неторопливо обшаривая окрестности взглядом. Ефим наклонился вниз, пошарил, вытянул упавшую с немца каску и нахлобучил на голову. Это было недурно, при встрече это могло на какие-то секунды обмануть врага силуэтом. Андрей тоже опустился вниз, и нащупав немца стянул с него каску. Рука внизу наткнулось на влажное. Он надел каску, понюхал потемневшую руку пахнувшую кисловатым железистым запахом, и машинально вытер руку о штаны.

– Фима, – возьми немецкий пулемет, и прикрой нас отсюда. – Прошептал Андрей. – Бекти, мы с тобой обратно к реке за нашим добром.

Фима старясь не шуметь подхватил немца под сошки и перебросил стволом к немецким позициям. Андрей и Бегтимир пошли вниз.

Они снова спустились по пологому склону к реке, сгрузили пулемет и пожитки. Андрей натянул свои сапоги, нацепил на себя свой и Фимин автоматы, увесился подсумками, поднял вверх ствол пулемета, чтоб не черпнул он не дай бог, земли надульником, ухватил его за станину, схватил в другую руку патронный короб, и… уф… Попер его к немецкой ячейке. Сзади сдавленно пыхтел под грузом Бектимир. Когда они дошли до окопа уже хтелось сдохнуть. Там на месте отдышались и распределили груз.

– Трофей возьмем? – Деловито поинтересовался Ефим, похлопав по дырчатому кожуху немецкого пулемета.

– Оставь… – Помотал головой Андрей. – Свой бы допереть…

– Жалко.

– Еврей ты все-таки, Фима…

От реки уходили втроем. Фиму как второго знатока немецкого, замаскированного каской пустили чуть вперед. Андрей тащился за ним с пулеметом. Бегтимер замыкал, терпеливо таща коробы. Максим словно специально собирал все камни и погромыхивал по ним колесами, автоматы потряхиваясь на ремнях бренчали карабинчиками, патронные коробки в руках товарищей стукались одна о другой с глухим звоном. Каждый звук казался по громкости равным взрыву. Чем дальше они шли от берега, тем реже становился туман. Несколько раз залегали, когда над рекой снова расцветали мертвенным цветом ракеты. В этом же свете, увидели немецкий передовой ход с часовым. Отвернули, прошли правее и вышли к немецкой траншее. Долго её оглядывали, выискивая нет ли на этом участке часового. Наконец решились. Пулемет через окоп перетаскивали в три пары рук. Бегтимер встал в траншею, Андрей подавал, Ефим принимал. Наткнулись на вторую линию. Так же прошли и её.

Здесь уже сердце не так колотилось. Хотя конечно и здесь был шанс неудачно столкнутся с каким-нибудь немецкими тыловиками. несмотря на усталость шли ходко забираясь по отлогому уклону. Наконец, остановились. место вроде обещало хорошую позицию, но понять так ли это на деле можно будет только по утру. Опустили на землю все добро из ноющих рук, уселись на землю. Сейчас бы отдохнуть!.. Вытащили с кряхтением из чехлов лопатки. Надо окапываться. Солдат без окопа в поле – мишень.

Складывает Андрей землю на бруствер, думает. И на войне люди живут. Но война миру полная противоположность. В мирное время землю роют для тех кто уже мертв. На войне копают чтобы выжить. Ведра пота проливает солдат. Земли за службу выкопает, сколько не каждый трактор. Но если убьют, далеко не всегда есть у товарищей время солдата в землю положить. Столько копал, а лежишь после смерти костями под солнцем, – ирония горькая, факт.

…Сперва отрывается углубление под пулемет, ячейка для наводчика и помощника, формируется пулеметный "стол", набрасывается бруствер. Роются ячейки для остальных номеров расчета. Ячейки соединяются траншейным ходом, заглубляются до полного профиля, и как завершение землекопства, в стенках делаются ниши для воды патронов и прочего припаса. Это идеал, когда на него есть силы и время. Ну, почти идеал. Земляное укрытие дело такое, совершенствовать его можно практически до бесконечности, было бы время и материал. Одевать крутости плетнем, сделать заглубленное укрытие с накатом… А как закончишь одну огневую позицию, не худо бы оборудовать еще и парочку запасных. Копай солдатик… Но сейчас хотя бы отрыть себе одну яму. Работа тяжелая. Благо здесь еще мягкая жирная земля, и практически нет камней. Идет время, мелькают лопатки. Изредка взглянешь на светящийся фосфорный циферблат часов. Прошел один час, прошел второй… Но, вот, готово. Окоп сделали в виде игрека. Верхние его рожки развернутые тупым углом, повернуты к немецким позициям у берега, а в месте их схождения расположили пулеметный стол – это дает возможность пулеметчику держать очень широкий сектор. А задний ход для того, чтобы стеречь свой тыл. Неизвестно, как они вклинились в немецкие позиции, – за спиной могут оказаться какие угодно немецкие резервы. Вынутым в самом начале ,и заботливо отложенным дерном, закрываем земляной бруствер, чтобы скрыть проведенную работу. Маскировка. Готово и это… Вот все трое уже сидят в отрытом окопе. Так сразу спокойнее. Теперь их уже сразу не увидеть. Сразу не достать. Чешется тело под сыроватой – уже не от воды а от пота и грязи – одеждой. Все лицо руки в земле. Хочется умыться, но запас воды ограничен. Смешно. В реке хотелось скорее на твердую землю. Сейчас думается, обратно бы к реке…

Привести к бою пулемет. Завтра утром этом можно будет сделать основательно, при свете. А сейчас, на всякий случай, почти на ощупь. Андрей склоняется над 'Максимом'. Сальники намотаны еще на своем берегу, натяжение пружины проверено. Вода налита в кожух до течения из пароотвода… Ночью любой звук разносится очень далеко, но они порядком отошли от немцев, и кроме того укрыты окопом, можно пощелкать механизмом, а то с незаряженным пулеметом чувствуешь себя голым. Тьма вокруг, но когда знаешь агрегат до винтика, и глаза не нужны, – при плавном взведении ударника он даст два щелчка, наружная часть замка движется свободно… Нажать на спусковой рычаг, ударник падает… Механизм в порядке. В патронные коробки вода не попала, – хорошо. Патроны в матерчатых лентах еще на своем берегу подравняли на деревенском столе, будем надеется, не сбились. А Павлюченкову счастливую прибережем, на когда враг подойдет поближе, там уж времени устранять осечки не будет. Наконечник ленты в горловину приемника… перехватить и вытянуть его с левой стороны… Рукоять вперед, держу – поддергиваю ленту – бросаю рукоять – снова рукоять вперед, держу, – поддергиваю, – бросаю. Пулемет заряжен. Теперь Прикрылть плащ-палаткой, чтоб не присыпало случайно осыпавшейся землей. Вот теперь все. Можно чутка передохнуть. Андрей глянул на свои "самосветы" – призрачный циферблат показал: три тридцать две, повернулся к товарищам.