его защитить, по крайней мере, от последствий. Хочу дать ему имя. Хочу, чтобы, когда он пойдет в школу здесь, все знали, что это именно мой сын. Чтобы все знали, да… От почтальонки бабы Кати до местного алкаша Спиридоновича. Чтобы если деревенская детвора обнесет кому-нибудь огород, бабульки между собой бухтели: «Ить, иж, ироды… Леньки Белого малец, Настька Ленкина и этот… нашего Михалыча спиногрыз. Попадись они мне, выпорю крапивою!»
– И мы будем жить здесь?
– Ага.
– И мне придется называть тебя папой?
– Если захочешь, я буду рад. Думаю, с этим вопросом спешить не стоит.
– Да со всем не стоит спешить! – вставляет свои пять копеек Ника.
– Я не против. – Ромка деловито пожимает плечами, отодвигает стул и выбирается из-за стола, вмиг потеряв интерес к разговору: – Так мы будем наряжать елку?
Сэм смеется, прикрыв рот салфеткой. Ника возмущенно пыхтит.
– Ну, что не так?
– А если тебе надоест?! – шипит мне на ухо, бросая опасливые взгляды на сына, что нетерпеливо топчется возле ставшей еще более ароматной в тепле ели.
– Что именно?
– Все! Супружеская жизнь, отцовство…
– Такого не случится. Не бойся. – Подталкиваю Нике бокал, а сам встаю, понимая, что если это вовремя не прекратить, спор будет продолжаться вечно. – Пойду, принесу игрушки и подставку.
Когда я возвращаюсь, вина в бокале Ники становится ощутимо меньше. Выпитое прибавляет ей смелости. Не скрывая любопытства, она следит за нашей с Ромкой суетой со стороны, а спустя какое-то время подходит ближе и не без любопытства начинает перебирать сложенные в ящике елочные игрушки.
– Осторожно, это стекло!
– Я вижу. Безумная красота.
– Да… – не могу я не согласиться. Впрочем, в этот самый момент я смотрю вовсе не на игрушки. Ника разрумянилась, глаза заблестели. Вся она будто ожила… Если так на нее действует алкоголь, то, боюсь, наши дела плохи. Я ж ей прям на завтрак стану наливать!
Где-то посреди вечера, скорее рано, чем поздно, теряется Сэм. Он парень умный и чувствует, что нам сейчас совершенно не до него. А может, все проще, и он рассчитывает поймать освободившуюся после дежурства Лену. В конце концов, мы расстались, и ему не стоит терять время попусту. Не так уж много в наших краях незамужних симпатичных женщин.
В камине потрескивают дрова, горят огоньки на елке, одуряюще пахнет смолой и хвоей, в воздухе витает предчувствие праздника и чуда, в которое я с возрастом совсем верить перестал.
Беру ножку Ники в носочке. Веду пальцем по стопе.
– Савва!
– Ну, что? Ты тоже можешь меня потрогать. Хочешь?
– Может быть. Но нам не всегда стоит потакать своим желаниям.
– Почему? Это грешно?
– Не только поэтому.
– А почему еще?
Ника хмурится. Глядит в бокал, в который незаметно для нее я весь вечер по чуть-чуть подливаю.
– Не знаю… Мысли разбегаются. Я, наверное, много выпила.
– Дело не в выпивке.
– А в чем?
– В том, что у тебя просто нет аргументов. Ты сама уже поняла, что отказываться от собственного счастья глупо.
– Я от него не отказываюсь.
– Отказываешься. Но я научу тебя жить в кайф. Уж поверь.
– Савва… Что ты делаешь?
– Ласкаю тебя.
– Перестань. Не хватало, чтобы Роман увидел, как ты лезешь ко мне в трусики!
Я тихонько смеюсь:
– Ну, вообще-то я хотел сделать тебе массаж ног. Но твое предложение мне нравится гораздо больше.
– Предложение?!
– Угу. Прямо жду не дождусь, когда Ромка уляжется спать.
Глава 14
Ника
Наверное, если попросить любую одинокую женщину рассказать о своем идеальном вечере в кругу семьи, многие из них, а может, и все, опишут этот самый вечер примерно так… Любимый мужчина, довольный сын, горящий камин, елка посреди комнаты (или в углу, если квартирка у вас небольшая) и лохматый снег, что метет за окнами в желтых пятнах уличных фонарей. Все и-де-аль-но.
– Ты куда собралась?
– На веранду.
– С ума сошла? Там знаешь какая холодрыга?
– Я оденусь!
Все же я действительно много выпила, сама не заметив как. Или немного, но тогда мой организм совсем уж слабенький. В кино люди вон как хлещут – и ничего. Я же в этом плане неискушенная. Вино я, конечно, употребляла и до этого, но совсем в других дозировках. Из ложечки на причастии. И от этого голова у меня определенно не кружилась. Впрочем, может, и сейчас она кружится отнюдь не от вина…
Шлепаю к выходу. Открываю встроенный, так что его практически незаметно, шкаф. Беру первую попавшуюся Саввину куртку, просовываю ноги в его же огромные валенки и так выхожу на улицу. За спиной Савва ругается, что мне не мешало бы утеплиться серьезней. А я ведь вышла, как раз чтобы остыть. На кой мне термобелье или подштанники, о которых он так настойчиво мне талдычит?
– Не надо мне никаких штанов!
– А что надо? Цистит? Воспаление легких? Выбирай. Список длинный.
– Ну, ты и нудный. Я просто подышу пару минут и вернусь в дом. Посмотри только, как красиво. Эх… Как было бы здорово это нарисовать.
– Надень штаны и рисуй – хоть зарисуйся, – вновь заводит свою песню Савва.
– Не могу! Я же ничего для этого не взяла.
– Ну и ладно. Подумаешь. Купим, – пожимает плечами.
– Это очень дорого, – вздыхаю я. Изо рта вырываются клубы пара и медленно тают в воздухе. Погода стоит совершенно безветренная.
– Ничего, я мальчик небедный, – усмехается Савва. А ведь я ничего смешного в этом не вижу! Мне до сих пор непонятно, зачем мужику при деньгах я. Правда, алкоголь здорово притупляет мои комплексы. Нет-нет, да и мелькает мысль, озвученная почему-то голосом свекрови – «А что? Ты еще вполне ничего, Никуша. Вон, тебе даже замуж сходить предложили».
– Я сама могу зарабатывать, – шмыгаю носом.
– Знаю. Но я же не про это совсем.
– А про что?
– Ну не знаю. Хочется тебя порадовать, – замечает Савва и притягивает меня к себе за капюшон, как глупого ребенка. – Новый год ведь! – добавляет, сам удивляясь, почему сразу не привел этот аргумент. – Время дарить подарки.
– А я в ответ ничего тебе подарить не смогу. – Пытаюсь вырваться, упираюсь рукой ему в