Читать интересную книгу Золотой цветок - Андрей Золот

– Вы закончили? – заговорил Синицын. – Тогда позволю себе перейти к намеченному плану. Я составил необходимый список снаряжения и продовольствия. С размерами одежды пусть каждый разбирается сам. Предлагаю разделиться, половина – за снаряжением, половина – за едой…

– План не одобряю, – возразил Василий Александрович. – Тем, кто был засвечен, лучше не вылезать в город. У нас есть парни, которых никто не видел. Предлагаю их разделить на две бригады и отправить в магазины.

– Согласен, – кивнул Синицын. – Вот необходимый список, – он передал список старшему из парней. – Уточните у всех размеры… Адрес магазина – на листке.

Не теряя времени, ребята записали размеры одежды для всех, их пожелания и уехали за покупками. Мы же опять приготовились ждать. Оставшиеся парни предложили развеяться и сыграть во дворе в волейбол, и все с радостью приняли эту идею. Кроме профессора – он сидел насупившись и смотрел на всех из-под густых бровей недружелюбным взглядом. Я раньше таких черт характера в профессоре никогда не замечал. В моей жизни он был авторитетом номер один, особенно после отъезда родителей. И если мне не к кому было подойти и спросить совета, я шел к профессору. Когда меня как-то за драку загребли в милицию, туда приехал профессор, поручился за меня и забрал к себе. Он в каком-то роде заменял мне отца. А теперь для меня открылось в нем что-то новое, и я не понимал – хорошее или плохое. Мне очень трудно было определить это новое – уж очень сильно держало старое. Но одно чувство я различил отчетливо – в тот момент мне его стало жалко. Все время, пока мы играли, я думал о профессоре, его поведении, явной неприязни к деду и вообще о том, кем же он все-таки является.

Глава 18

За игрой время пролетело очень незаметно, и нас отвлекли от нее лишь парни, вернувшиеся с продовольствием.

– А что, филина своего вы все-таки отпустили? – спросил один из них, подходя к нам.

– Какого филина? – не понял Василий Александрович.

– Ну, профессора этого.

– Он в доме оставался… – сказала Анфиса.

– В доме его нет!

Все ринулись в дом на поиски Петра Андреевича. Обыскали все. Ни его, ни Золотого цветка. Выходит, профессор удрал, прихватив с собой наш драгоценный артефакт.

– Что же он делает? Куда он мог уехать, да еще и с Цветком? Зачем он ему? Без ключа к тому же… – причитал Синицын.

– Куда бы он ни сунулся, его везде примут менты. Нам надо их опередить. Куда он мог поехать? – обратился дед ко мне.

– На дачу… в институт… домой… Больше не знаю… – ответил я. – Вероятнее всего – в институт…

– Поехали! – скомандовал Василий Александрович, срываясь с места. – Нельзя терять ни секунды, – крикнул он уже в дверях.

Все, кроме Анфисы и Синицына, погрузились в машины и помчались к институту.

Петр Андреевич понимал, насколько важно отвезти Золотой цветок, и его нынешние действия совсем не связывались с личностью, которую я привык в нем видеть. Может быть, профессор хотел отдать Золотой цветок федералам и тем самым очистить свою персону от всякого преследования со стороны закона? Но в этом случае Цветок может попасть в руки недругов, и профессор знал, что тогда – всему конец. А может быть, он хотел воспользоваться Золотым цветком в научных целях, заявив тем самым о себе на мировой научной арене, чтобы весь мир его признал как великого ученого. Но без ключа воспользоваться Цветком невозможно. Получается, что оба варианта абсолютно глупы и безрассудны…

Мы остановились за два квартала от института. Дедовы ребята пошли на разведку. Через какое-то время один вернулся и доложил:

– Институт пасут… Двое в машине…

– Скорее всего, – предположил Василий Александрович, – профессор не звонил сюда, а направился своим ходом. Если бы звонил, эти двое тут уже не паслись бы, а направились за ним. А если он позвонит и они направятся к нему, мы поедем за этими соколиками. Если, конечно, он не отдыхает уже в другом месте…

Как только дед закончил фразу, я увидел на другой стороне улицы, идущего быстрым шагом, почти бегом, своего наставника. Под мышкой у него находилась сумка с Золотым цветком. Профессор направлялся прямо к институту.

Я крикнул, указывая пальцем:

– Вот он!

Василий Александрович и сидевший у нас в машине пацан разом резко повернулись в указанную мной сторону и, увидев профессора, не раздумывая ни секунды, выскочили оба из машины и рванули за ним. В этот момент я увидел бегущего навстречу профессору еще одного здоровяка из нашей компании. Поравнявшись с профессором, он, не останавливаясь, на полном ходу, размахнулся и нанес тому удар рукой в голову. Мой научный наставник не видел этого маневра, так как ритмично шагал, опустив взгляд себе под ноги. Удар настолько сильно отбросил его назад, что Петр Андреевич перевернулся в воздухе так, что его ноги мелькнули над стоящей возле тротуара машиной.

– Убил! – схватился за голову я.

Подскочившие Василий Александрович и один из его архаровцев схватили обездвиженное тело профессора и поволокли к машине.

Я опомнился, выскочил из машины, открыл дверь и помог загрузить профессора в машину. Золотой цветок он, даже будучи без сознания, крепко держал под мышкой.

– Забирайте парней и – обратно! – скомандовал дед своим ребятам, запрыгнул в машину, и мы, особо не торопясь, поехали обратно в коттедж с обесчувственным профессором на заднем сиденье.

– Посмотри, дышит? – попросил меня Василий Александрович.

Я пощупал пульс, сердце билось.

– Дышит, – глухо ответил я.

– Цветок на месте? – опять спросил дед, взял из рук профессора сумку и проверил: – На месте! Слава Богу!

Профессор начал подавать признаки жизни, зашевелился и что-то промычал.

– Что, гнида ученая, проснулся? – рявкнул дед. – Что же ты, чмо поганое, делаешь?

Петр Андреевич зашевелил головой и открыл глаза. Он посмотрел на меня пустым, ничего не понимающим взглядом и потрогал челюсть.

– Вот червь, который поедает общество изнутри. В зеркало посмотрись, и ты увидишь его, – продолжал Вася сыпать комплименты в адрес профессора.

– Что вы хотели сделать с Цветком? – спросил я у профессора.

Он молчал, непонимающе озираясь.

– Отвечай, когда тебя спрашивают! – рявкнул Василий Александрович.

Профессор отвернулся, устремив свой взор в окно, иногда потрагивая место удара.

– Ну, сука! – процедил сквозь зубы дед. – Короче, он нам больше не нужен – с собой не возьмем, оставить тоже не можем, он сдаст наши планы. Обществу такая мразь и подавно не нужна, так что никакой ценности в этом мире он больше не предоставляет. Отвезем его на завод. В печке пускай погреется, – дед говорил вполне серьезным тоном, и профессор заерзал на заднем сиденье.

– Может, не стоит? Придумаем, что с ним сделать… – попросил я.

– Ради него еще мозги напрягать?! – резко отозвался Василий Александрович.

– Я вам могу еще чем-то пригодиться… – послышался невнятный просящий голос профессора.

– Ты нам можешь пригодиться только в горах, когда съедим тебя… Да и то – я тухлятину есть не стану… – съязвил дед.

Он был очень заметно зол. Если бы не вел машину, наверное, добавил бы профессору по другой стороне.

Во мне снова проснулась жалость к моему учителю. Но как только я вспомнил о его поступке, она пропала. В моих глазах предательство превратило этого человека в низкое и падшее существо. Но прошлое все же держало: я обернулся, взглянул на своего учителя и снова ощутил чувство жалости к нему. Петр Андреевич смотрел на меня исподлобья, взглядом прося понять его и простить.

И вдруг именно в этом взгляде мне отчетливо стала ясна причина его поступка. Большой ученый, он за все свои труды не получил никакой серьезной международной известности и славы. Почет и уважение в своей стране он заслуженно имел, но хотел да и заслуживал большего. Конечно, по этой причине его могли бы назвать человеком недостаточно духовно богатым, легко поддающимся мирским страстям и желаниям. Тысячи людей погубило их стремление оказаться на вершине славы, чтобы именно к ним были обращены взоры поклонников и почитателей их таланта. Их обуревает непомерное тщеславие, желание чувствовать себя выше других людей, и они редко задумываются, почему именно они умеют достигать вершин знания, а другие – не умеют. И мой профессор тоже встал в ряды не понимающих, что Господь Бог создал всех людей всякими, с их конкретными, но тоже разными жизненными задачами и целями, что просто талант, знание, богатство, власть, слава не делают человека выше остальных людей. Даже нищета не делает человека ниже – он просто другой. Но каждый, будь он в богатстве или нищете, славе или безвестности, глупым или умным, должен понять и сделать в жизни что-то свое, положить в свой рюкзачок нужный кусочек знаний и опыта, для того чтобы двигаться дальше. И для меня стало очевидным, что мой профессор, несмотря на все его научные заслуги, не сумел одолеть мудрости понимания мира с духовной точки зрения, и поэтому жалость к нему как к личности трансформировалась во мне в обыденную жалость к непонимающему человеку.