мяса. Выглядит зловеще, когда зубцы направлены прямо на меня.
— Ну, обильно, — выдавливаю из себя, немного ближе подвигаясь к Мише.
Его мама широко улыбается, бросив взгляд на сына, и наконец приступает к раскладыванию мяса по тарелкам.
— Нет, далеко не всегда. Начнем с того, что наши сыновья достаточно редко к нам приезжают. Поэтому мы стараемся накормить их до отвала. К тому же, сегодня практически праздничный ужин в честь того, что наш старший сын наконец решил остепениться.
— О, вы так говорите «наконец», как будто он у вас прямо гулящий.
Инна Владимировна тихо смеется.
— Не то чтобы гулящий, но ему уже тридцать два, а он все еще не женат.
— Так это легко исправить, — со смехом говорю я, а потом затихаю, едва осознав, как это прозвучало. Сникаю и снова жмусь к Мише. Провальная шутка по всем фронтам. Что-то я сегодня все говорю невпопад.
— И мы исправим, да, Белочка? — спрашивает Миша, прижимая меня к своему боку.
Я киваю, а потом отрицательно качаю головой. Родители Миши смотрят на меня с умилением, как на несмышленого ребенка. Мне та-а-ак стыдно за себя. В меня как будто вселилась другая Ульяна, которая совершенно не умеет держать язык за зубами и вести себя в приличном обществе. А я ведь умею. Мама Алла сейчас, наверное, покачала бы укроизненно головой. Или изобразила фейспалм.
Инна Владимировна кивает на мою тарелку.
— Рыбу? Мясо?
Я бросаю взгляд на стейки из семги и делаю очевидный выбор. Я еще никогда не ела красную рыбу. То есть, ела, но только тонкие копченные пластинки на бутербродах. А чтобы вот так, кусок запеченной на гриле… нет. Так что я не собираюсь упускать такой шанс.
— Рыбу, пожалуйста.
Инна Владимировна кивает.
— Миша, поухаживай за Улей. Вик, мясо?
— Не, мам, я уже рыбу начала.
Когда мама Миши наконец раскладывает мясо всем желающим, она занимает свое место напротив Тихона Михайловича, и мы все приступаем к ужину.
— Ульяна, а чем занимаются ваши родители?
— Тиша, — строго шипит на него Инна Владимировна.
— Все хорошо, — успокаиваю я ее. — Мой папа дальнобойщик, он ездит в основном по Европе, дома бывает примерно раз в месяц.
— А мама? — подключается Инна Владимировна.
— У меня мачеха. Я называю ее мама Алла. Она классная. Работает веб-дизайнером. — Улыбаюсь, с теплом вспоминая родных.
Родители Миши кивают, к счастью, не задавая вопросы о моей матери-кукушке, которая вручила меня отцу, когда он вернулся из очередного рейса, и растворилась в закате. Мне было пять лет, и я несколько недель рыдала и выглядывала мамочку в окно. Теперь я просто ненавижу ее и обожаю маму Аллу.
— Я обещал рассказать тебе про кинофобию, — говорит Миша.
— О, кстати, да.
— Миша страдал этим несколько лет, — вместо него начала Инна Владимировна.
— Правда? — ахаю я.
Она кивает.
— Правда. Когда Мише было шесть, на него прыгнул ротвейлер. Он не кусался, не рычал, просто хотел поиграть. И это была даже не взрослая собака, а подрастающий щенок, но Мишка был мелким, а собака, встав на задние лапы, передними толкнула его в плечи, и он упал. С того дня у него был сильнейший страх. Ой, что мы только не делали, чтобы избавить от него. И по бабкам водили, и по врачам разным, и к гипнотерапевту заглядывали. Все даром. А потом как-то разговорились со знакомым, он сказал, что нам надо завести собаку бойцовской породы — хотя бы даже того же ротвейлера — чтобы Миша перестал бояться. Если он будет подрастать вместе со щенком, то станет легче к этому относиться. Так мы и поступили. Только купили не ротвейлера, а кане корсо. Суку Джину. Сначала Миша обходил ее десятой дорогой, а потом все же подошел и начал играть с ней. А дальше была такая любовь, не передать словами. Эту породу надо воспитывать в строгости, иначе они начнут бесчинствовать и шкодить. Так вот как-то Тиша наказывал Джину за то, что та погрызла телефон. Занес руку для удара, а Миша повис на его руке и стал кричать, что вызовет полицию, чтобы они посадили отца за жестокое обращение с животными.
— Павлик Морозов, блин, — качнув головой говорит Тихон Михайлович, но при этом по-доброму улыбается.
— Это точно, — подтверждает Инна Владимировна. — Тогда-то мы и поняли, что надо идти к кинологам, чтобы правильно воспитать псину и заодно попросили специалиста объяснить Мише, что иногда применение жестокости к собаке — это не способ выплеснуть собственную агрессию, а воспитательный момент. Так мы познакомились с Ильей, нашим кинологом. Мы теперь с ним работаем на постоянной основе. В общем, все встало на свои места. Но потом Джина начала сходить с ума, когда у нее наступил детородный возраст. И как-то само собой получилось, что в нашем доме появился кобель, от которого Джина позже привела щенков. Вот так одно за другим потянулось. В итоге мы с Тишей бросили работу, купили дом за городом, оставив мальчишек жить в нашей квартире, а сами переехали со своими псами и всерьез занялись их разведением. Это если вкратце. Со временем парни продали квартиру и купили две отдельные в новостройке, где живут по сей день.
Я улыбаюсь.
— Здорово как. Не страшно было менять свою жизнь так кардинально?
— Страшно, конечно. Но это был оправданный риск. Мы занимаемся любимым делом.
— А ты, Уля? Миша говорил, ты массажист? — спрашивает Тихон Михайлович.
— Да, это правда.
— Любишь свою профессию или вынуждено ее получила?
— Не скажу, что вынуждено, но я хотела быть дизайнером. Иногда я получаю заказы на дизайн логотипов, такого всякого по мелочи. Но на крупные толковые проекты у меня нет времени. Пару месяцев назад я прекратила работать сверхурочно. А раньше после салона еще моталась по городу со складной кушеткой, чтобы заработать больше.
— А почему перестала?
— Попала в больницу с переутомлением. Подруги настояли, чтобы я прекратила себя изводить.
— Это все ради жилья? — спрашивает Миша.
— Ну да, — отвечаю тихо, ковыряя вилкой в тарелке. Он с пониманием кивает, но никак не комментирует.
Дальше разговор течет плавно и неспешно. Мы обсуждаем собак, немного политику, парни рассказывают о своей работе, а Инна Владимировна о тюльпанах, которые выписала из Голландии. Говорит, что Тихон Михайлович соорудил ей на заднем дворе палисадник и поставил калитку, чтобы собаки туда не добрались. Все потому что в прошлом году, пока родителей Миши не было дома, они сожрали все ее розы и раскурочили альпийскую горку. Дальше отец Миши рассказывает о том, что традиция называть сыновей Тихон и Михаил соблюдается в их