мной. Я чувствую, как сильно краснею. Лицо горит не меньше, чем легкие от недостатка кислорода. Миша сжимает губы, прикусывая их изнутри, только бы не присоединиться к смеху брата. Я вижу, что у него на глазах даже выступают слезы от того, как сильно он сдерживается.
— Миша! — зовет его с крыльца женщина. — Ну что вы там на морозе делаете? Заходите в дом уже! Марк, бегом в дом!
— Иду, мам! — отзывается Мишин брат и, еще раз хохотнув, уходит, а за ним трусит та самая собака, которую он трепал.
Я перевожу испуганный взгляд на Мишу.
— Это твоя… ик… семья здесь живет?
— Ну да. — Миша широко улыбается. — Хочу тебя с ними познакомить.
— Рановато.
— Для тех, кто не уверен в своих чувствах, а я в своих уверен.
— Я в своих вообще не уверена. Ни разу. Миш, ну вот совсем.
Я не знаю, чего теперь боюсь больше: свидания с собаками или с семьей Миши.
— А тебе и не надо. Я буду уверен за нас двоих. Давай, Белочка.
Миша шире распахивает дверь и делает шаг в сторону, протягивает мне руку и ждет, пока я обопрусь на нее, чтобы выйти. Я опускаю взгляд. Как раз передо мной сидит исчадие ада и смотрит на меня своими глазищами, разинув пасть. Мне кажется, что стоит лишь высунуть ногу из машины, как она сразу же угодит прямиком в собачью утробу, и будет перемолота огромными зубами с давлением в сколько-то там атмосфер. Кошмар наяву, не иначе. Пытаюсь отодвинуться подальше, но Миша перехватывает меня за предплечье и наклоняется, всматриваясь в мое лицо.
— Ты собак, что ли, боишься?
— Миш, отвези меня домой, — дрожащим голосом произношу я. Стараюсь, чтобы он был твердым и уверенным, но с треском проваливаю это задание. — Если бы ты поставил меня в известность, что мы едем к твоей семье, то я бы отказалась. Но ты не оставил мне выбора, это нечестно.
— Если бы я дал тебе выбор, ты бы начала выпендриваться и отказалась бы, как ты сама заметила. Но я его тебе не дал, так что придется поужинать с ними.
— Я не пойду.
— Уля, блядь… — цедит он сквозь зубы.
— О! Точно! — выкрикиваю, сложив руки на груди. — Ты назвал меня блядью, так что я с тобой никуда не пойду!
— Когда это я тебя так назвал? Ты ненормальная, что ли?
— Там, на парковке! Ты сказал, что не один меня трахаешь!
— Я такого не говорил!
— Сказал! Может, не такими словами, но сказал!
— Так вот почему ты взбеленилась? — Этот засранец улыбается, а мне хочется хорошенько вмазать ему по лицу, чтобы стереть эту ухмылку. — Ты, Белка, дурочка, хоть и красивая. Моя дурочка, — ласковее добавляет он.
Миша сгребает меня в охапку и, отстегнув ремень безопасности, резко дергает на себя так, что я повисаю на самом краю сиденья. Мне ничего не остается, как вцепиться в куртку Лаврова И обхватить его талию ногами, чтобы псина не отгрызла мне конечности. Миша пользуется этим и вытаскивает меня из машины, а я как обезьянка карабкаюсь по нему вверх, боясь дать собаке даже шанс обнюхать мои ноги.
Миша захлопывает дверцу и несет меня в дом, а я с ужасом смотрю на собак, семенящих за ним и фыркающих, когда они принюхиваются к нам.
— Сейчас я пойду с тобой, но только потому что ты не оставил мне выбора. Но после ужина ты отвезешь меня домой и исчезнешь из моей жизни.
— Помечтай, — спокойно произносит Миша, поднимаясь на крыльцо.
— Не смей мне перечить!
— О, я вижу, ты привел достойную девушку в дом.
Я замираю, когда слышу незнакомый мужской голос. Все мое тело напрягается, и я застываю как при встрече с собаками. Шестое чувство подсказывает, что на мою спину сейчас смотрит отец Миши, и в который раз за день я краснею, осознав свое неловкое положение. Теперь осталось только провалиться сквозь землю или умереть. Ох, лучше бы он отдал меня на растерзание псинам.
— Пап, пропусти, Уля собак боится.
— Серьезно, что ли? — хмыкает мужчина. — Тогда ей тяжело придется. Мы — заводчики кане корсо.
Клянусь, впервые в жизни я хочу впасть в состояние анабиоза. Просто прикинуться мертвой, чтобы меня наконец оставили в покое. Подкинули под дверь квартиры, где я живу, а там бы девочки меня как-нибудь откачали. Это же форменный писец! Жизнь такая шутница, нет слов.
Миша заносит меня в теплую прихожую и пытается поставить на пол, но мои конечности так задеревенели, что сейчас меня можно оторвать от него только с кусками куртки и, наверное, самого Лаврова.
— Уль, ну все, собаки остались на улице. Давай, Белка, отлепляйся от меня.
Миша пытается отодрать мои руки и расцепить ноги, а я с ужасом смотрю в улыбающееся лицо его отца и понимаю, что не могу. Ни с родителями его знакомиться, ни с собаками сосуществовать. Какой бы Миша распрекрасный и влюбленный ни был, я порву с ним просто чтобы больше никогда не приезжать в этот ужасный дом.
— Рад познакомиться, Ульяна. — Отец Миши подходит ближе и пожимает мою ледяную руку, которая мертвой хваткой впилась в воротник куртки. — Меня зовут Тихон Михайлович.
— И я рада, — выдавливаю из себя сипло. — А Мишу зовут Михаил Тихонович, — зачем-то ляпаю очевидное.
Папа Миши улыбается шире.
— Я в курсе, сам давал ему имя.
— Прямо таки сам, — слышу за спиной веселый голос. — Сынок, ну-ка, повернись, покажи мне свою девушку.
Миша разворачивается, и я оказываюсь лицом к дому. В проходе широкого коридора стоит симпатичная высокая женщина. Она одета в темный бархатный спортивный костюм, поверх которого повязан фартук, о который она вытирает руки.
— Красивая, Миш. Здравствуй, Ульяна.
— Здравствуйте, — тихо отвечаю я.
— Я — Инна Владимировна.
— Очень приятно, — еще тише.
— И мне, детка. — Она подходит ближе и гладит меня по тыльным сторонам ладоней. — Ну все, можешь отпускать, ты в безопасности.
— А собаки?
— А собаки остались во дворе. В доме только щенки, но они тебе наверняка понравятся.
— Большие?
— Нет. — Она качает головой и ласково мне улыбается.
— Давай, Белочка, — шепчет Миша мне на ухо. — Я подстрахую.
Мои пальцы наконец медленно разжимаются, а ноги выпрямляются. Все тело гудит, мышцы одеревенели от испуга. Ноги дрожат, когда Миша ставит меня на пол. Тихон Михайлович обходит нас и присоединяется к жене.
— Ждем вас в столовой.
Они покидают коридор, а я утыкаюсь носом в воротник Мишиной куртки и стону.
— Господи, позорище какое! Что они обо мне подумают?
— Что у тебя кинофобия, — отвечает Миша, стягивая с