носки, обувь, краска для тела. И всё это – оранжевое.
Мемориальный стадион – одна из крупнейших студенческих футбольных арен в стране, вмещающая 86 000 болельщиков. Пока я пробиралась внутрь, чувство собственной чужеродности стало потихоньку меня отпускать. Я уловила ритм: «1,2,3,4,1,2,3,4, Т-И-Г-Р-Ы К-Л-Е-М-О-Н-С, сражайся с тиграми, сражайся с тиграми, сражайся-сражайся-сражайся!» Я поймала себя на том, что подпеваю. Улыбаюсь. Сливаюсь с толпой фанатов. Это было невероятно. На гигантском табло транслировали рекламные ролики, и мы аплодировали повторам эпических атак и невозможных сейвов. Я была так поглощена моментом, что полностью забыла, что на мне была одежда не того цвета. Мой сосед, зная, что это мой первый раз, взволнованно тараторил, рассказывая мне о местных традициях и указывая, что стоит обратить внимание на входные ворота игроков на вершине холма у ближайшей конечной зоны.
Внезапно ворота раздвинулись и команда Клемсона шагнула вперёд, сцепив руки, качаясь в едином ритме. Выстрелила пушка, и толпа взревела. Вся футбольная команда и тренерский штаб на полной скорости помчались вниз по склону под рёв толпы в 133 децибела. Это были самые громкие болельщики студенческого футбола. Каждый игрок на мгновение останавливался, проходя через ворота, чтобы потереть церемониальный камень. «Камень Говарда стал традицией в 1967 году», – объяснил мне мой сосед. Рассказывают, что бывший тренер Фрэнк Ховард обычно говорил своим игрокам: «Если вы собираетесь выложиться на 110 %, можете потереть этот камень. Если нет, то держи свои грязные руки подальше от него».
Я никогда не видела ничего подобного и не чувствовала настолько драматичной атмосферы. Мне это нравилось. В то утро я пришла, чувствуя себя чужой, и за несколько коротких часов всё изменилось. Я стала одной из клеток этого гигантского организма, и мы все вместе пели, двигались, выполняли ритуалы. Это было волшебно.
Клемсон хорошо знает то, что известно эволюционным биологам: у ритуалов и традиций есть власть. Вот почему для Клемсона футбол – это не просто игра. Это идентичность. Бренд. Семья. Миссия, в которую вкладывается и верит каждый студент, ощущая себя частью коллектива. Клемсон смогли использовать необычайно мощную силу инстинкта. Они извлекли выгоду из нашей вполне реальной инстинктивной потребности принадлежать к сообществу.
Поскольку люди – социальные животные, чувство принадлежности для нас неразрывно связано со здоровьем, счастьем и производительностью на рабочем месте. Для отчёта BetterUp Labs за 2019 год было опрошено более 1700 сотрудников компании. Они обнаружили, что чувство привязанности к работе привело к повышению производительности труда на 56 %, снижению текучки кадров на 50 % и снижению заболеваемости сотрудников на 75 %. Более того, данные показали, что сотрудники, которые чувствовали, что они принадлежат к коллективу, на 167 % чаще положительно отзывались о своём месте работы. Учитывая всё это, очевидно, что чувство принадлежности сильно влияет на бизнес. Исследователи подсчитали, что когда организации развивают сильное чувство принадлежности у своих сотрудников, на каждые 10 000 человек это преимущество может выражаться в:
• повышении ежегодного прироста производительности более чем на 52 миллиона долларов;
• ежегодной экономии расходов, связанных с оборотом, почти в 10 миллионов долларов;
• том, что в течение года сотрудники берут на 2825 больничных дней меньше, что приводит к увеличению производительности почти на 2,5 миллиона долларов в год.
Что касается футбола, то Университет Клемсона чётко усвоил: чувство принадлежности приносит огромные дивиденды. В 2008 году, до того как Клемсон создал успешную футбольную программу, всего 15 542 первокурсника подавали заявки на поступление. Спустя десять лет и два национальных титула число поступавших возросло до 28 844, то есть стало на 86 % больше. Чтобы дать вам контекст добавлю, что общенациональная статистика по похожим высшим учебным заведениям за тот же временной промежуток показывала снижение числа учащихся на 4 %.
В 2017 году Клемсон сыграл в матче национального чемпионата против Алабамы. Клемсон выиграл и получил 10 800 новых подписчиков, собрав в общей сложности 27 миллионов просмотров последних постов в социальных сетях университета. На следующей неделе веб-сайт университета был переполнен посетителями, которые регистрировались на экскурсии, изучали специальности и загружали материалы для подачи заявок. Заказная рекламная кампания такого размаха была бы дорогостоящей и, вероятно, гораздо менее эффективной. Кроме того, как показывают данные BetterUp Labs, процент удержания первокурсников в 2018 году поднялся до 93,3, а общее количество присужденных степеней увеличилось на 62 % по сравнению с 2008 годом.
Наша потребность в принадлежности также побуждает нас создавать союзы. Естественная склонность нашего мозга к социальной категоризации людей была тщательно изучена в 1970-х годах социальным психологом Анри Тайфелем и его коллегами. Тайфел обнаружил, что для создания сильного и предвзятого разделения между двумя группами требуются лишь смутные тривиальные критерии, которые он назвал парадигмой минимальной группы.
Например, мы могли бы разделить группу из 20 человек на группы А и В подбросив монетку. Если мы всего секунду спустя случайным образом выберем трёх человек из группы В и переведём их в группу А, первоначальные члены группы А оценят их менее положительно.
Невероятно, но мозг сразу создаёт дихотомию «мы/они», «хорошо/плохо» основываясь всего лишь на подброшенной монетке.
И хотя следующие слова могут показаться странными, тот факт, что наш разум может цепляться за произвольные признаки для установления принадлежности, на самом деле весьма обнадеживает!
Если честно, я сознательно использовала эту самую схему для собственной выгоды по крайней мере однажды. Через несколько лет после моего первого футбольного опыта в Клемсоне, я собирала средства на благотворительный велопробег в поддержку Фонда исследований диабета у детей. Был прекрасный осенний день, и, хотя мне всё ещё не хватало примерно 3000 долларов до моей цели, я не могла заставить себя и дальше стучаться в виртуальные двери, отправлять электронные письма и проводить кампанию по сбору средств. Вместо этого я обратилась за помощью к фанатам Клемсона, которые стали «моими людьми». Около четырёх часов я ходила по машинам на парковке у стадиона, одетая в оранжевую форму Клемсон, и рассказывала своей футбольной семье о миссии по сбору средств. Они открывали мне свои сердца, кошельки да ещё и предлагали пиво. В тот день люди оказывали мне определённый уровень доверия, основанный исключительно на цвете моей одежды и команде, за которую я болела. Я вернулась домой, собрав почти 3000 долларов наличными для моего благотворительного велопробега.
Как нам создать такое же чувство принадлежности и приверженности к бренду как у болельщиков Клемсона? Представьте себе: каждый день приходить на работу, чувствуя связь, тепло, радость и сопричастность, которые обычно испытывают болельщики перед матчем любимой команды? Как нам добиться такой же лояльности и доверия к бизнесу, общественным организациям и внутри наших семей?
Сначала мы должны понять силу инстинкта принадлежности и его границы – а также то, как он иногда противоречит нашему инстинкту выживания, – и затем найти способы использовать этот инстинкт для своей выгоды, создавая союзы взаимопомощи.
Представьте себе работу в исследовательской группе, где руководители постоянно сравнивают качество работы сотрудников и подталкивают их работать лучше, быстрее, больше. Без чувства принадлежности к коллективу мозг начнёт относиться к коллегам как к «чужим» – посторонним людям, которым нельзя доверять. Все члены команды по умолчанию будут соревноваться друг с другом, даже в ущерб компании, просто чтобы выжить на рабочем месте.
Ключом к противодействию этой инстинктивной реакции является создание племени – союза в рамках безопасного сообщества. Именно это произошло с моей лабораторной группой в аспирантуре.
Советы по объединению
В 2009 году я начала работать в лаборатории доктора Стива Шуча в Университете Мемфиса. Стив выглядел и вёл себя как Чувак из всем известного фильма «Большой Лебовски». Бросив среднюю школу, он стал водителем грузовика, а потом – уважаемым учёным и исследователем, который на момент нашего знакомства руководил одной из самых известных физиологических лабораторий в стране. Стив был гением. Работать с ним было моей мечтой.
Полгода я жила в Мемфисе и работала в лаборатории Стива; остальные шесть месяцев я жила в Арчболде на биологической исследовательской станции в южной части Флориды вместе с примерно 15 20-летними студентами