Мы ждали (такие разбитые)
Чтобы найти перемены (вызвать их)
Ты чувствуешь это? (эмоции)
После трех месяцев репетиций я думал, что привык к химии между моим голосом и голосом Брэкстон. Теперь я понял, насколько это было иррационально — примерно так же безумно, как быть пораженным молнией и ожидать, что она не ударит дважды.
Неудивительно, что она все время болтала без умолку.
Ее было невозможно игнорировать.
Кэлвин был хорош, но вокал Брэкстон был бесконечно сильнее. Она обладала редкой способностью обеспечивать как незаметность, так и силу. Наша толстокожая гитаристка не боялась быть уязвимой. Увидев ее выступление на том фестивале, я понял, что она сдерживается, чтобы не утопить голос.
Как только мы закончили первую песню, мы приступили к следующей. Адреналин зашкаливал, и никто из нас не хотел терять этот порыв. Независимо от того, сколько раз мой взгляд останавливался на Брэкстон, она никогда не выглядела не в своей тарелке. В конце концов, мораль больше не являлась причиной, по которой я не мог удерживать свое внимание там, где оно должно было быть.
Она околдовала меня.
Наши взгляды встретились и не отрывались, пока она играла, а я подпевал в ее ритме. Когда пришло время исполнить один из наших более сложных риффов, она проделала эту штуку со своими волосами, перекинув их, прежде чем присесть на корточки и позволить толпе насладиться.
Я предпочитал думать, что все это было только для меня.
Черт возьми, да.
Обычно я не одобрял показуху, особенно со стороны любителей, поскольку она давала место для ошибок, но в этот момент я не мог отказать Брэкстон ни в чем, чего бы она ни захотела, так же как я не мог отказать своему сердцу в следующем ударе.
Интересно, почувствовала бы она то же самое, если бы я бросил микрофон и утащил ее в какое-нибудь уединенное место?
Отказала бы она мне?
Я хотел этого так сильно, что убедил себя, что выражение ее глаз побуждает меня сделать именно это.
Прежде чем совершить какую-нибудь глупость, я переключил свое внимание на толпу и продолжение сета. Ничто другое не имело значения, кроме того, чтобы дать людям шоу, ради которого они пришли. Трахнуть мою гитаристку было не основным — блядь — фактором.
Мы быстро прошли сет-лист (прим. список исполняемых песен), и в тот момент, когда мы покинули сцену, Лорен схватил Брэкстон в объятия и закружил ее как сумасшедший. В кои-то веки меня не раздражали его выходки. Это шоу должно войти в книгу рекордов Гиннесса. Эталонное. Если кто-то и был в опасности все испоганить, так это я.
Ее подруги стояли в стороне, с нетерпением ожидая возможности поздравить ее с таким прекрасным выступлением.
— Брэкстон, как-там-твое-второе-имя — Фаун, ты выйдешь за меня замуж? — крикнул Лорен, поставив ее на ноги. Чтобы разыграть еще большую сцену, он опустился на одно колено.
Мое сердце остановилось, в то время как хмурый взгляд омрачил мой лоб.
Я мог поклясться, что Лорен говорил почти серьезно. Я заметил выражение его глаз прежде, чем он вспомнил, что всего лишь пошутил.
Поскольку завтра вечером мы снова играли здесь, у команды в основном была возможность остановиться и посмотреть, реально ли это.
— Франческа, — ответила она. Или, точнее, не ответила.
— Хм?
— Мое второе имя, — пояснила она. — Франческа.
Это лишь заставило брови Лорена опуститься еще ниже:
— Твои инициалы Б.Ф.Ф.? (прим. B.F.F. - аббревиатура в английском языке, Best Friends Forewer — лучшие друзья навсегда).
— Ага.
Лорен встал, давая понять, что предложение было нереальным, что побудило тех команду вернуться к работе.
— Это очень плохо, потому что я не заинтересован в том, чтобы быть твоим другом, — объявил он, на мой взгляд, слишком серьезно. Он на секунду отвлекся от того, чтобы нарушить мой указ о том, что Брэкстон под запретом, и сделать свой ход.
Ксавьер появился прежде, чем я успел напомнить ему, что этого не произойдет. Все, что это дало — это оттянуло неизбежное, поскольку всегда было «позже».
— Какого черта вы все еще здесь? — он закричал. — У вас совсем немного времени, прежде чем толпа, которую вы только что перевозбудили, обнаружит вас. Пошевеливайтесь, если не хотите, чтобы за вами следили до самого дома.
С этими словами он снова исчез, и мы тоже.
Мы пробирались по туннелям, которые вели к секретному выходу, где уже ждали два «Шевроле Субурбана». Я схватил Брэкстон за локоть как раз в тот момент, когда она направилась к одной из машин, и держал ее в заложниках, пока ее подруги забирались внутрь. Я не сомневался, что они отправятся праздновать, и завидовал тем дням, когда мы были такими беззаботными.
— Что-то не так? — спросила она меня, сильно нахмурившись.
— Ты сегодня отлично справилась.
Несмотря на то, что я говорил искренне, я едва мог произнести эти слова. Я не хотел, чтобы она слишком расслабилась. Когда она лучезарно улыбнулась мне, я на мгновение потерял ход своих мыслей. Могла ли она услышать, как бесконтрольно бьется мое сердце? Могла ли она почувствовать, как вспотели мои ладони от усилий не нарушить мои собственные правила? Если бы она посмотрела вниз, то определенно увидела бы выпирающий член.
— Спасибо. Это было… сюрреалистично.
Ее карие глаза заблестели еще больше, пока она ждала моего ответа. На ум не приходило ничего, что не поставило бы меня под угрозу больше, чем уже, поэтому я тщательно подбирал свои следующие слова:
— Завтра в это же время. Не опаздывай.
Я отвернулся, так что не видел ее свирепого взгляда, но почувствовал его. Хотя, мне ни капельки не было жаль. Если бы она была чуточку умнее, то поблагодарила бы меня, вместо того чтобы думать о способах убить меня.
Те взаимоотношения, которые мы установили, были лучше и для нее тоже.
СЕМНАДЦАТЬ
Я совершенно неправильно себе все представляла. Я представляла себя одну в пути с Хьюстоном, Лореном и Джерико — повторяющийся сюжет во всех моих ночных кошмарах. Я не учитывала девяносто семь, девяносто восемь, девяносто девять человек, которые будут сопровождать меня.
Это было на следующее утро после нашего третьего выступления. Десять черных автобусов со спальными местами ждали нас в Сан-Хосе, где мы провели ночь в отеле. Команда была занята погрузкой в них наших сумок и оборудования, слишком ценного для ста двадцати грузовых автомобилей, перевозивших нашу сцену, экраны, осветительные приборы и колонки с места на место.
Ксавьер был достаточно любезен, чтобы объяснить, что мы перекидываем их наперед. У нас было две одинаковых сцены и две команды. Пока мы выступали в одном городе, одна из этих команд готовилась в следующем.
Я содрогнулась при мысли о том, сколько все это стоило. Это было ничто по сравнению с полученным доходом «Связанных». Их последний тур принес более трехсот миллионов долларов.
— Ты выглядишь так, словно кто-то только что сказал тебе, что ты ягненок, а мы — волки, пришедшие тебя сожрать, — поприветствовал меня Лорен. Его волосы были идеально уложены, несмотря на ранний час, а гардероб безупречен. У меня на уме был остроумный ответ, но тут он поднял кофейную чашку «Старбакс» с моим именем, нацарапанным сбоку. — Для тебя.
Я с готовностью приняла его с сердечками в глазах и сразу же сделала глоток, с удивлением обнаружив, что он не только черный (он помнил), но и обжигающе горячий.
— Я удивлена, — сказала я вместо благодарности. Лорен казался человеком, способным пройти милю, если я уступлю ему дюйм. — Я и не знала, что ты бегаешь за кофе.
— Это потому, что я этого и не делаю. Очевидно, это делает Рик. Я стащил твой, пока он не видел. Думал, присвоить себе его лавры.
Логично.
Я посмотрела на Лорена поверх своей чашки, и он просиял мне в ответ. Он был задницей, но, черт возьми, он был великолепен. Это было трудно игнорировать, когда он так бесстыдно выставлял себя напоказ. Каким бы крепким ни был этот кофе, призрачный вкус вишни легко пересилил его, поэтому я направилась к автобусу, в который несколько минут назад загрузили мои сумки. Сделав два шага, я почувствовала, что кто-то следует за мной, и оглянулась через плечо.