Царящие (все еще) представления о русском крестьянстве былых времен неузнаваемо искажены политическими манипуляциями. Марксисты небезуспешно вдалбливали мысль о том, что русский крестьянин был нищ всегда, на протяжении всей истории России без перерывов. Так ли это? Вот каков был, по разысканиям Ключевского, в 1630 г. (после разрухи Смутного времени!) типичный малоземельный крестьянский двор Муромского уезда, засевавший всего-то около десятины (1,09 га) озимого поля: «3–4 улья пчел, 2–3 лошади с жеребятами, 1–3 коровы с подтелками, 3–6 овец, 3–4 свиньи и в клетях 6—10 четвертей (1,26—2,1 куб. м. – А. Г.) всякого хлеба»[88].
С неожиданной стороны освещает уровень благополучия допетровской России Юрий Крижанич, хорват и католик, проживший у нас во времена царя Алексея Михайловича 17 лет (с 1659 по 1676 г.) и увидевший значительную часть тогдашнего Русского государства – от его западных границ до Тобольска. Крижанич осуждает – что бы вы думали? – расточительность русского простолюдина: «Люди даже низшего сословия подбивают соболями целые шапки и целые шубы… а что можно выдумать нелепее того, что даже черные люди и крестьяне носят рубахи, шитые золотом и жемчугом?.. Шапки, однорядки и воротники украшают нашивками и твезами [?], шариками, завязками, шнурами из жемчуга, золота и шелка».
Выводы Крижанича таковы: «Следовало бы запретить простым людям употреблять шелк, золотую пряжу и дорогие алые ткани, чтобы боярское сословие отличалось от простых людей. Ибо никуда негоже, чтобы ничтожный писец ходил в одинаковом платье со знатным боярином… Такого безобразия нет нигде в Европе. Наигоршие черные люди носят шелковые платья. Их жен не отличить от первейших боярынь» (Юрий Крижанич. Политика. – М., 1965). Любопытное «свидетельство о бедности», не так ли?
Кстати, Россия предстает в этих цитатах как страна, на триста лет опередившая свое время. Лишь XX в. пришел к тому, что «писца» почти во всем мире стало невозможно по одежде отличить от «боярина». В своем веке Крижанич подобных вольностей не видел более нигде. В России каждый одевался как желал и мог. Вне ее царил тоталитарно-сословный подход к облачению людей. Венеция и некоторые другие города-республики, читаем у Крижанича, «имеют законы об одежде, которые определяют, сколько денег дозволено тратить людям боярского сословия на свою одежду».
Привычка простолюдинов одеваться «не по чину» также не говорит о бедности страны. Во времена Ивана Грозного Стоглавый собор выделил это явление как некую проблему. Глава 90 «Стоглава» требует, чтобы по одежде было видно, «кто есть коего чина»: «Ино одеяние воину, ино одеяние тысящнику, ино пятьдесятнику, и ино одеяние купцу, и ино златарю, ино железному ковачю, и ино орарю, и ино просителю, и ино женам, яко же им носити и глаголемые торлопы [нарядные платья]. Их же [торлопы] обычай имеют и причетницы носити златом и бисером и камением украшены, и сие неподобно есть – причетником тако украшатися женским одеянием, ниже [тем более] воинское одеяние носити им»[89]. Вообразите-ка молодых причетников 1551 г., переодевающихся в женское платье, рядящихся воинами! Начинаешь понимать, что жизнь того времени была куда богаче оттенками, чем может решить зритель плоского, аки блин, фильма лауреата Сталинской премии С. М. Эйзенштейна.
Поскольку век с четвертью спустя Юрий Крижанич приходил в ужас от расточительности простонародья, понятно, что призывы Собора оказались тщетны.
В в. никаких «твезов» у простых людей более не наблюдается: государство, начиная с Петра I, изрядно выжало соки из податных сословий.
Зато благодаря этому выжиманию соков сильно разбогатело дворянство. Вот свидетельство другого француза XIX в., и не чье-нибудь, а Стендаля, врача во французской оккупационной армии: «В Москве было 400 или 500 дворцов, убранных с очаровательной роскошью, неведомой Парижу» (в письме графине Дарю из Москвы 16 октября 1812 г.).
4. Страна на торговых путях
В книге «Россия при старом режиме» Р. Пайпса есть несколько забавных утверждений. Например, что Россия никогда не знала настоящих собственников («старая Россия не знала полной собственности ни на землю, ни на городскую недвижимость; в обоих случаях это были лишь условные владения»[90]), что царизм (что бы ни означал этот термин) «последовательно мешал сложиться крупным богатствам». И наконец (про допетровскую Россию): «Страна была расположена слишком далеко от главнейших путей мировой торговли, чтобы зарабатывать драгоценные металлы коммерцией, а своего золота и серебра у нее не было, поскольку добывать их здесь стали только в XVIII веке».
Но послушаем свидетелей из XVII в. – за сто лет до начала добычи Россией «своего золота и серебра». Йохану Кильбургеру, посетившему Россию в 1674 г. в составе шведского посольства, совсем не показалось, что Россия «расположена слишком далеко от главнейших путей мировой торговли». Наоборот, он пришел к выводу, что никто лучше русских не приспособлен к коммерции «в силу их к ней страсти и удобного географического нахождения». Ему бросилось в глаза, что в Москве «больше торговых лавочек, чем в Амстердаме или целом немецком княжестве» (Б. Г. Курц. Сочинение Кильбургера о русской торговле в царствование Алексея Михайловича. Киев, 1916).
В следующем столетии к тому же выводу пришел самый авторитетный географ своего времени Антон Фридрих Бюшинг (1724–1793), автор 11-томного «Землеописания», переведенного почти на все европейские языки. Он так охарактеризовал тягу русских к коммерции: «Можно сказать, что ни один народ мира не имеет большей склонности к торговле, нежели русские» («Man kann wohl sagen dass kein Volk in der Welt eine grossere Neigung zum Handel habe, als die Russen»)[91]. Русских он знал хорошо, поскольку четыре года прожил в России. Француз Абель Бюржа тоже знал русских не понаслышке. В своей книге «Наблюдения путешественника в России, Финляндии, Ливонии, Курляндии и Пруссии» (Abel Burja. Observations d'un voyageur sur la Russie, la Finlande, la Livonie, la Curlande et la Prusse. – Maastricht, 1787) он хвалит Россию за то, что в ней не чувствуется гнет цеховой системы, как в Европе. Он особо отмечает свободу торговли, отсутствие пошлин при ввозе товаров в города.
Данные о русском серебре, которые тоже, боюсь, огорчили бы Пайпса, приводят директор Центра археологических исследований Москвы А. Г. Векслер и доктор исторических наук А. С. Мельникова (в статье «Сокровища старого Гостиного двора», Наука и жизнь, № 8, 1997). Для московских купцов, торговавших в Персии, пишут они, лучшим товаром были «ефимки и денги старые московские» (свидетельство 1620 г.). Западноевропейские купцы тоже активно скупали русские деньги и вывозили их как чистое серебро (русские копейки 1535–1613 гг. имели 960-ю пробу), т. е. Россия была невольным экспортером серебра. Мало того, видя популярность «старых» денег, зарубежные фальшивомонетчики наладили массовое производство подделок с более низкой пробой и начали ввозить их в Россию. Здесь на подделки покупали русские товары или пытались менять их на полновесные деньги. Количество этих зарубежных «воровских» денег было довольно значительным, и некоторые из них осели в монетных кладах первой половины – середины XVII в. В 20-е гг. XVII в. дошло до того, что царь вынужден был отправлять в крупные города, связанные с внешней торговлей, распоряжения, неоднократно повторенные, запрещающие «московским и московских городов гостем и всяким торговым людем» использовать в расчетах с иноземцами «старые» деньги.
Знаток русских кладов, историк и нумизмат Иван Георгиевич Спасский (1904–1990) писал о «поразительном, ни с чем не сравнимым обилии монетных кладов, оставленных по себе XVI и XVII вв.», т. е. периодом царства Ивана Грозного и особенно Смутного времени. Потрясающая подробность: «Археологическая комиссия отправляла на Монетный двор в сплавку поступавшее в ее рассмотрение русское монетное серебро XVI–XVII вв. без рассмотрения – так его было много, так часто попадались такого рода клады!» Было что прятать в тревожное время в небольшой по населению (тогда) стране. Очень много было.
Даже как-то неудобно напоминать, что Россия изначально возникла на торговых путях (из варяг в греки, хазары, сарацины, персы и т. д.) как торговое государство. Мало того, это государство расширилось до Тихого океана благодаря предпринимателям, чью энергию подстегивали дешевизна и изобилие лучшей в мире пушнины. И оно оставалось торговым государством на протяжении большей части своей истории, вплоть до 1917 г., что не мешало ему быть одновременно государством военным, аристократическим, бюрократическим – каким угодно! Знаменитый советский историк, академик М. Н. Покровский, не упустивший ни единого повода показать Россию отсталой и косной, констатировал: «Собирание Руси с самого начала Московского княжества и до Александра I двигалось совершенно определенным историческим фактором, этим фактором был торговый капитал».