Читать интересную книгу Впусти меня - Йон Линдквист

Вонь ударила в нос.

В ноздрях защипало так, что прошибли слезы. Он закашлялся. Выудил из кармана носовой платок и прикрыл им рот и нос. Несколько раз ему приходилось помогать пожарным тушить горящие дома, и ощущения были похожими. Но здесь никакого дыма не было, только легкий пар, витающий в воздухе.

Господи боже, что это?!

Монотонный прерывистый звук по-прежнему доносился из-за ряда шкафчиков для одежды. Стаффан знаками велел Холмбергу обогнуть шкафы с другой стороны, чтобы перекрыть все входы и выходы. Дойдя до конца ряда, Стаффан заглянул за угол, держа пистолет у бедра.

Он увидел перевернутое жестяное мусорное ведро, а рядом с ним — обнаженное тело, распростертое на полу.

Холмберг выглянул с противоположной стороны и махнул Стаффану рукой, — мол, порядок; судя по всему, им сейчас и правда ничего не угрожало. Стаффан ощутил укол раздражения — теперь, когда опасность миновала, Холмберг надумал вдруг взять командование в свои руки. Стаффан выдохнул через носовой платок, отнял его ото рта и громко произнес:

— Внимание! Это полиция! Вы меня слышите?

Человек на полу не реагировал и лишь продолжал издавать этот странный монотонный звук, уткнувшись лицом в пол. Стаффан сделал пару шагов вперед.

— Поднимите руки так, чтобы я их видел.

Мужчина не двигался, но, приблизившись к нему, Стаффан увидел, что он дрожит всем телом. Вся эта канитель с поднятыми руками была ни к чему. Одной рукой он обнимал мусорную корзину, другая лежала на полу. Ладони опухли и потрескались.

Кислота… На что же он должен быть похож?

Стаффан снова поднес платок ко рту и приблизился к преступнику, одновременно убирая оружие в кобуру, — если что, Холмберг прикроет.

Тело судорожно подрагивало, и каждый раз, когда кожа соприкасалась с кафельным полом, слышалось тихое хлюпанье. Ладонь на полу билась, как рыба на суше. И этот бесконечный вой прямо в пол: «Э-э-э-и-и-и-э-э-э-и-и-и…»

Стаффан сделал знак Холмбергу, стоявшему в паре шагов, чтобы тот не приближался, и склонился над телом.

— Вы меня слышите?

Человек умолк. Тело его изогнулось в судороге, перевернувшись на спину.

Лицо.

Стаффан отшатнулся назад, потерял равновесие и грохнулся на копчик. Он еле сдержался, чтобы не закричать, когда боль отдалась в пояснице. Он закрыл глаза. Снова открыл.

У него же нет лица!

Стаффану приходилось как-то видеть наркомана, в состоянии аффекта разбившего лицо об стену. Он видел сварщика, начавшего сваривать бензобак, не слив из него бензин; бензобак взорвался прямо ему в лицо.

Но все это меркло по сравнению с представшим перед ним зрелищем.

Нос разъело до основания, на его месте зияли только дыры в черепе. Рот превратился в кровавое месиво, губы склеились, и лишь в углу виднелась кривая щель. Один глаз вытек на остатки щеки, но другой… другой был широко открыт.

Стаффан уставился в этот глаз, единственное человеческое, что узнавалось в этой бесформенной массе. Глаз был налит кровью. При каждой попытке моргнуть на зрачок опускался обрывок века и тут же снова исчезал.

Там, где полагалось быть остальному лицу, торчали хрящи и кости, выглядывавшие из-под лоскутов плоти и черных обрывков ткани. Обнаженные блестящие мышцы сокращались и разжимались, подергиваясь, будто на месте головы вдруг оказался клубок искромсанных на части угрей, бьющихся в предсмертных судорогах.

Его лицо — то, что когда-то было лицом, — жило своей жизнью.

Стаффан почувствовал, как к горлу подкатывает тошнота, и его бы несомненно вырвало, если бы силы организма не были сосредоточены на острой боли в позвоночнике. Он медленно подтянул ноги и встал, держась рукой за шкаф. Все это время залитый кровью глаз смотрел на него не отрываясь.

— Ах ты черт…

Холмберг стоял, опустив руки, и смотрел на изуродованное тело. Пострадало не только лицо. Кислота попала и на грудь. Кожу на одной ключице разъело так, что часть белой как мел кости торчала из кровавой каши.

Холмберг покачал головой, то поднимая, то снова опуская руку. Прокашлялся.

— Вот черт…

*

Часы показывали одиннадцать, и Оскар лежал в своей постели. Тихо постучал в стену, выстукивая буквы: Э-Л-И… Э-Л-И… Тишина.

Пятница, 30 октября

Мальчишки из шестого «Б» стояли, выстроившись в шеренгу у входа в школу, дожидаясь учителя физкультуры Авилу. В руках у каждого был пакет или сумка со спортивной одеждой — упаси господь кого-нибудь забыть форму или прогулять урок физкультуры без уважительной причины.

Они стояли на расстоянии вытянутой руки, как физрук научил их на самом первом занятии в четвертом классе, когда ответственность за их физическое воспитание, до тех пор входившая в обязанности классной руководительницы, легла на его плечи.

— Выстроиться в шеренгу! На расстоянии вытянутой руки!

Во время войны физрук Авила был пилотом. Пару раз он развлекал мальчишек рассказами о воздушных боях и экстренных посадках на пшеничном поле. Это произвело впечатление. Физрука уважали.

Класс, считавшийся сложным и неуправляемым, послушно выстроился, мальчишки стояли на расстоянии вытянутой руки друг от друга, хотя физрук еще даже не появился. Все знали: если строй покажется ему недостаточно ровным, он может заставить их стоять на месте лишние десять минут или отменить обещанный волейбольный матч, заменив его подтягиванием и отжиманиями.

Оскар, как и все остальные, его побаивался. Вряд ли физрук, с его коротко стриженными седыми волосами, орлиным носом, спортивным телосложением и железными мускулами, способен был полюбить или хотя бы понять слабого, полного, забитого ученика. Но, по крайней мере, на уроках физкультуры всегда царил порядок. В присутствии учителя ни Йонни, ни Микке, ни Томас никаких вольностей себе не позволяли.

Юхан вышел из строя и бросил взгляд на школу. Затем вскинул руку в нацистском приветствии и произнес:

— Строй, смирно! Сегодня у нас пожарный подготовка! С веревкой!

Кое-кто нервно засмеялся. Физрук обожал пожарную подготовку. Один раз в четверть ученикам приходилось лезть по веревке в окно, пока учитель засекал время секундомером. Если им удавалось побить предыдущий рекорд, на следующем занятии им разрешалось поиграть в «Море волнуется раз». Но это еще нужно было заслужить.

Юхан нырнул обратно в строй — и вовремя: через пару секунд в дверях школы возник физрук и стремительным шагом направился к спортзалу. Он шел, глядя прямо перед собой, и даже не удостоил шеренгу взглядом. Пройдя полпути не замедляя шага, он махнул ученикам: «За мной!» — и даже не обернулся.

Они двинулись строем, стараясь выдерживать расстояние. Томас, шедший вслед за Оскаром, наступал ему на пятки, так что задник одного ботинка соскочил, но Оскар продолжал идти, не оборачиваясь.

После истории с розгами они оставили его в покое. Конечно, извиняться перед ним никто не стал, но, пока на его щеке алел свежий шрам, они, наверное, сочли, что этого достаточно. На время.

Эли.

Поджав пальцы, чтобы не потерять ботинок, Оскар вышагивал к спортзалу. Где же Эли? Он вчера весь вечер простоял у окна в ожидании, что она вот-вот вернется домой. Но вместо этого он увидел, как около десяти Эли вышла из дому. Потом он с мамой пил горячий шоколад с булочками и, возможно, пропустил ее возвращение. Но на стук она так и не ответила.

Класс проследовал в раздевалку, строй рассыпался. Физрук Авила дожидался их, сложив руки на груди.

— Так. Сегодня силовая подготовка. Турник, прыжки через козла, скакалка.

Общий стон. Физрук кивнул:

— Если все хорошо, если вы как следует поработать, в следующий раз мы играть в вышибалы. Но сегодня — силовая подготовка. Шагом марш!

Разговор был окончен. Приходилось довольствоваться обещанием игры в вышибалы, и класс начал торопливо переодеваться. Как всегда, прежде чем снять штаны, Оскар повернулся ко всем спиной. Трусы из-за ссыкарика сидели несколько странно.

В спортзал уже вовсю выкатывали снаряды и устанавливали штангу. Юхан и Оскар вытащили маты. Когда все снаряды оказались на своих местах, физрук дунул в свисток. Упражнений было пять, и класс поделили на пять пар.

Оскар оказался в паре со Стаффе, что не могло не радовать, поскольку он был единственным в классе, кому гимнастика давалась хуже, чем самому Оскару. Силы Стаффе, конечно, было не занимать, но гибкостью он не отличался. Он был толстым, толще Оскара. Но его при этом никто не доставал. При одном взгляде на него становилось ясно — тот, кто попробует до него докопаться, сильно об этом пожалеет.

Физрук снова свистнул, и они приступили к занятиям.

Турник. Вверх, подбородок, вниз, снова вверх. Оскар подтянулся два раза. Стаффе — пять, после чего спрыгнул с турника. Свисток. Приседания. Стаффе как ни в чем не бывало валялся на матах и смотрел в потолок. Оскар старательно делал вид, что приседает, пока не раздался новый свисток. Скакалка. С этим у Оскара было хорошо. Он принялся скакать, пока Стаффе путался в скакалке ногами. Потом были обычные отжимания. Что-что, а отжаться Стаффе мог сколько угодно раз. И наконец козел, этот чертов козел.