Читать интересную книгу Впусти меня - Йон Линдквист

В щели дверного проема мелькнула тень. Он отключил мозг, повернул замок, распахнул дверь и бросился наружу.

Обернувшись, Маттиас увидел большого обнаженного человека в маске, несущегося прямо на него. В голове его промелькнула одна-единственная мысль, а тело инстинктивно рванулось назад.

Смерть.

Он пятился от наступающей Смерти, пришедшей его забрать. В одной руке Смерть держала что-то черное. Черный предмет взметнулся к его лицу, и он набрал воздуха в легкие, чтобы закричать.

Но не успел он открыть рот, как черная штуковина накрыла его рот и нос. Он почувствовал, как чья-то рука обхватила его затылок, вжимая его лицо в это черное, мягкое. Крик превратился в сдавленное мычание, а пока он пытался выжать из себя отчаянный вопль, раздалось шипение, напоминавшее звуки дымомашины.

Он снова попытался закричать, но, когда он вздохнул, с телом приключилось что-то странное. Все конечности внезапно онемели, и крик превратился в негромкий писк. Он снова вздохнул, и ноги его подкосились, а перед глазами закрутился разноцветный калейдоскоп.

Ему больше не хотелось кричать. Не было сил. Красочная пелена заволокла все поле его зрения. Тела он больше не чувствовал. Калейдоскоп крутился. Маттиас растворился в радуге.

*

Оскар держал листок с азбукой Морзе в одной руке, а другой выстукивал точки-тире. Костяшки — точка, ладонь — тире; так они договорились.

Костяшки. Пауза. Костяшки, ладонь, костяшки, костяшки. Пауза. Костяшки, костяшки:

Э-Л-И Я В-Ы-Х-О-Ж-У.

Спустя несколько секунд последовал ответ:

И-Д-У.

Они встретились у ее подъезда. За день она буквально… преобразилась. Пару месяцев назад к ним в школу приходила тетка-еврейка, рассказывала о холокосте, показывала слайды. Эли походила на людей с тех слайдов.

Резкий свет фонаря подчеркивал тени на ее лице, череп проступал из-под кожи, словно истончившейся, и… — Что у тебя с волосами?

Сначала он подумал, что дело в освещении, но, подойдя ближе, разглядел в ее черных волосах несколько белых прядей. Как у старухи. Эли пригладила волосы рукой, улыбнулась:

— Пройдет. Что будем делать?

— Может, до палатки?

— Что?

— Побежали до палатки?

— Угу. Кто последний добежит — тот тухлая селедка!

В голове Оскара промелькнула картинка:

Черно-белые дети.

Эли сорвалась с места, и Оскар помчался за ней следом. Хоть она и выглядела больной, но бегала куда быстрее его, лихо перескакивая через камни на своем пути. Какая-то пара скачков — и она оказалась на другой стороне улицы. Оскар бежал что есть сил, но картинка в голове не давала ему покоя.

Черно-белые дети?

Точно! Он мчался под гору мимо кондитерской фабрики, и тут его осенило. Старые фильмы, что крутят по воскресеньям. «Андерссонихов Калле»[22] и тому подобные. «Кто последний добежит — тот тухлая селедка!» В этих фильмах любили такие выражения.

Эли поджидала его у дороги, метрах в двадцати от палатки. Оскар подбежал к ней, стараясь не показывать, насколько запыхался. Он никогда еще не водил Эли к палатке. Может, рассказать ей ту историю? Точно.

— Знаешь, почему эту палатку называют «секс-шопом»?

— Почему?

— Потому что… короче, я слышал на родительском собрании… кто-то рассказывал, что… ну, в смысле, не мне, но… я слышал… В общем, говорят, что мужик, которому она принадлежит…

Оскар начал жалеть, что завел этот разговор. Уж очень глупо все выходило. По-дурацки как-то. Эли всплеснула руками:

— Что?

— Ну, говорят, что он… водит сюда женщин. То есть он после закрытия… ну, ты понимаешь…

— Что, правда?! — Эли взглянула на палатку. — Как же они там помещаются?

— Ужас, да?

— Ага.

Оскар направился к киоску. Сделав пару быстрых шагов, Эли догнала его и прошептала:

— Они, наверное, очень худые!

Оба прыснули. Оскар с Эли вошли в круг света, падавшего из окна киоска. Эли демонстративно закатила глаза, указывая на владельца палатки, стоявшего внутри и смотревшего маленький телевизор:

— Это он? — (Оскар кивнул.) — Вылитая обезьяна!

Приложив ладонь к уху Эли, Оскар шепнул:

— Он пять лет назад сбежал из зоопарка. До сих пор ищут.

Эли прыснула и приложила ладонь к уху Оскара. Ее теплое дыхание заструилось в его голове.

— Нет, не ищут! Они просто его здесь заперли!

Взглянув на продавца, они расхохотались, представляя его обезьяной в клетке, набитой сладостями. Услышав их смех, продавец повернулся к ним и нахмурил мохнатые брови, что лишь увеличило сходство с гориллой. Оскар и Эли захохотали так, что чуть не упали, закрывая рты руками и изо всех сил стараясь сохранить видимость приличия.

Палаточник наклонился к ним:

— Что-нибудь будете?

Эли тут же сделала серьезную мину, отняла руки от губ, подошла к окошку и ответила:

— Банан, пожалуйста.

Оскар фыркнул и крепче прижал руку ко рту. Эли обернулась и, приложив указательный палец к губам, шикнула на него с наигранной строгостью. Продавец по-прежнему стоял у окошка.

— Бананов нет.

Эли изобразила искреннее недоумение:

— Как, нет бананов?!

— Вот так, нет. Что-нибудь еще?

У Оскара сводило скулы от еле сдерживаемого смеха. Спотыкаясь, он отбежал к почтовому ящику в нескольких шагах от палатки, прислонился к нему и расхохотался, содрогаясь всем телом. Эли подошла к нему, качая головой:

— Бананов нет.

Оскар выдохнул:

— Наверное… все… съел!

Оскар взял себя в руки, сжал губы, вытащил из кармана четыре монеты по одной кроне и подошел к окошку.

— Конфеты, разных сортов.

Пристально посмотрев на него, продавец начал зачерпывать совком сладости из пластиковых лотков, выставленных в витрине, ссыпая их в бумажный пакет. Оскар покосился в сторону, желая убедиться, что Эли его слышит, и добавил:

— И бананы.

Продавец остановился.

— Я же сказал, бананов нет.

Оскар указал на один из лотков:

— Я имел в виду банановые пастилки.

Он услышал, как Эли фыркнула от смеха, и поступил так же, как она: приложил палец к губам и шикнул на нее. Продавец усмехнулся, положил в пакет пару банановых пастилок и вручил его Оскару.

Они направились к дому. Прежде чем взять конфету, Оскар протянул пакет Эли. Та покачала головой:

— Спасибо, не хочу.

— Ты что, не любишь сладости?

— Мне нельзя.

— Вообще никаких?

— Не-а.

— Блин, вот обидно.

— Не очень. Я же даже не знаю, какие они на вкус.

— Ты что, никогда их не пробовала?!

— Нет.

— Так откуда же ты тогда знаешь…

— Знаю, и все.

Такое случалось не первый раз. Они разговаривали, Оскар о чем-то спрашивал, и разговор заканчивался этими ее «просто это так» или «знаю, и все». Без всяких объяснений. Это была одна из ее странностей.

Жалко, что ему не удалось ее угостить. Ему так хотелось продемонстрировать свою щедрость, сказать — бери сколько хочешь! А она, оказывается, не ест сладкого. Он закинул в рот банановую пастилку и покосился на нее.

Вид у нее был и правда нездоровый. И эта седина… Оскар читал в одном рассказе про человека, поседевшего от испуга. Может быть, кто-то ее напугал?

Она смотрела по сторонам, обхватив плечи руками, и казалась такой… маленькой. Оскару захотелось ее обнять, но он не осмелился.

У подъезда Эли остановилась и взглянула на свои окна. Свет не горел. Она стояла, обхватив руками плечи, словно завязавшись в узел, и смотрела в землю.

— Оскар…

И тут он сделал это. Ее тело будто само напрашивалось, так что он собрался с духом и сделал это. Обнял ее. На какое-то страшное мгновение ему показалось, что он совершил ошибку: тело ее казалось напряженным, отчужденным. Он уже собирался прервать объятие, как вдруг она обмякла. Узел развязался, она высвободила руки, обхватив его спину, и, дрожа, приникла к нему.

Она положила голову ему на плечо, и они так застыли. Ее дыхание щекотало его шею. Они молча обнимали друг друга. Оскар зажмурился, чувствуя, что это самая важная минута в его жизни. Свет подъезда едва пробивался сквозь сомкнутые веки, обволакивая глаза красной пеленой. Лучшая минута в жизни.

Голова Эли придвинулась ближе к его шее. Тепло ее дыхания становилось все более ощутимым. Расслабившиеся мышцы тела снова напряглись. Ее губы коснулись его шеи, и по телу Оскара пробежала дрожь.

Внезапно она рванулась и высвободилась из его объятий, отпрянув назад. Оскар уронил руки. Эли потрясла головой, словно стряхивая с себя сон, развернулась и пошла к своей двери. Оскар остался стоять. Когда она открыла дверь, он окликнул ее:

— Эли?

Она обернулась.

— Где твой папа?

— Он… пошел за едой.