дернул пальцами в неопределенном жесте. — Почти всех из них не оценили оказанную милость. Они понесли заслуженное наказание позднее.
— Вот как, — протянул разведчик, заново оценивая внутренние дела вампиров.
— Именно. Причем с течение времени ситуация становится хуже и хуже! Если двести лет назад у нас имелась хотя бы надежда, что выходцы из Семиречья способны отринуть свои грязные обычаи и, приобщившись к более высокой культуре, принять наши, то сейчас очевидно, что пытаться исправить их бессмысленно! Язык силы — единственный, который они понимают.
— Справедливо и достойно восхищения негодование благословленного, однако неужели опасность, исходящая от дикарей, столь велика, что требует присутствия лучших воинов ночного народа?
— Ничуть, — презрительно дернул уголком рта Латам. — Как бойцов я оцениваю их невысоко, много силы и мало умения. Просто некоторые из них неплохо прячутся от поиска, их поимка связана с изрядной головной болью. Кроме того, их число растет! Вы мало осведомлены о связанных с ними происшествиях, потому что мы их скрываем — нет желания давать лишний козырь в руки наших врагов. Но, поверьте, ситуация меняется в худшую сторону.
Можно было быть уверенным, что содержание беседы уже утром ляжет на стол руководителя службы безопасности. Учитывая пристальное внимание ко всему, связанному с вампирами, в ближайшем будущем следовало ожидать всплеска интереса к Семиречью — опроса купцов, переговоров с кочевниками, возможно, попыток забросить агентов. Любое шевеление шло в руку Селесте.
Пока её верный слуга закладывал первые кирпичики в здание операции, активная фаза которой начнется лет через двадцать, сама Госпожа занималась текучкой. Принимала доклады, просматривала документы, читала чужие письма и, изредка, писала сама. Всякого рода бумажная работа носила для неё легкий оттенок нереальности — когда-то давно, прячась в канализации вместе с Медеей, она мечтала, как однажды будет сидеть в тихом кабинете и не переживать о завтрашнем дне. Мечта в каком-то смысле сбылась.
План, чьим замыслом она поделилась с избранными соратниками, постепенно обрастал деталями. Важную поправку внес Хоми. Неплохо разбирающийся во взаимоотношениях Ласкариса и центральной власти, он предложил отказаться от идеи прошения, заменив её на получение дозволения. Очень существенная разница с точки зрения феодальных институтов. Результат, вроде бы, одинаковый, но во втором случае герцог выступал самостоятельной фигурой, заботящейся о нуждах низших сословий, умаления его чести не было.
На данный момент замысел выглядел так: крупные торговые дома обращаются к Лашу с почтительной просьбой позаботиться об их нуждах, в ответ на слезное моление тот просит у короля дозволение организовать поход, центральная власть дает согласие и обращается к боевым орденам и крупным сектам с воззванием поучаствовать. Проблем не предвиделось только с первым этапом, купцы на полученные намеки реагировали с воодушевлением и даже выражали готовность помочь…не шибко много, сколь мошна выдержит. Всё остальное, начиная с убеждения герцога, следовало ещё осуществить.
Причем сосредотачиваться исключительно на организации похода было нельзя. Тайное государство Селесты имело достаточно напряженных точек, от которых давно следовало избавиться или хотя бы ослабить их влияние на текущие процессы, но не получалось. Обходились консервацией в надежде, что само рассосется. Иногда надежды сбывались, иногда, как в случае с Биратом, нет.
Она бы с удовольствием задержалась в Ласкарисе подольше, в городе осталось ещё многое, чего она не успела осмотреть, оценить. К сожалению, приходилось возвращаться в Талею. Столица требовала её присутствия. Госпожа давно не показывалась на глаза подчиненным, понемногу начали появляться слухи о её исчезновении, пока тихие, но уже совершенно лишние. Жаль. Будь у неё возможность, она с удовольствием отправилась бы в Барди, посмотрела, как изменился город, чего добилась тамошняя община под совместным правлением Гардомана и Хатсу. Увы, в следующий раз.
Труды многочисленных мыслителей, как относящихся к религиозным течениям, так и принадлежащих к мирским философским школам, напрямую увязывали состояние правителя и управляемого им государства. Считалось, что законный король чувствует землю, принимает от неё некие мистические сигналы и способен указать, куда его вассалам следует обратить более пристальное внимание. До Чумы это утверждение постоянно подтверждалось практикой, в текущей эпохе ритуалы действовали слабее, не столь эффективно. Хотя люди помнили, что после раскола Талеи в гражданской войне на две части Иррана до конца жизни парализовало ниже пояса.
Государство считалось телом правителя, а дороги — кровеносной системой. Поэтому небрежение в отношении ремонта наиболее крупных трактов, умышленная порча или разрушение мостов в уголовном кодексе приравнивалось к покушению на царствующую особу и наказывалось по всей строгости. При дворе существовала должность министра Драгоценности Восьми Сторон, ответственного за пути сообщения, дающая немалое влияние, но и требовательная к исполнению обязанностей. На плаху с неё уходили чаще, чем из других министерств.
Дороги в королевстве содержались в образцовом состоянии, путешествовать по ним было одно удовольствие. Неудобства возникали только на крупнейших трактах, вроде соединявшего Ласкарис и Талею. Тяжелых войн королевство давно не вело, внутренняя политика последние лет пятьдесят отличалась стабильностью, чиновники воровали умеренно, и в результате экономика росла. Торговый трафик, как следствие, тоже. Несмотря на широкое дорожное полотно, позволявшее ехать четырем телегам в ряд, иногда встречались самые натуральные пробки из купеческих обозов. Привыкшие к быстрому передвижению дворяне в таких случаях бесились и брались за плетки.
Опытные путешественники знали, на каких участках лучше сойти с тракта и продвигаться по второстепенным дорогам. Там, конечно, и полоса одна, и каменные плиты уложены похуже, зато меньше движение и общая скорость выше.
Отряд Селесты хорошо разбирался в дорожных нюансах, поэтому передвигались они быстро. Путешествовали днем. Восставшие, разумеется, предпочли бы двигаться ночью, но опасались переломать ноги лошадям. Животные, терпимо относящие к нежити, стоили дорого, их следовало воспитывать с самого детства, чтобы перебить инстинктивный страх. Хотя к вампирам, идущих Путями Зверя, они без всякого приручения относились намного спокойнее.
«Нет, — размышляла Селеста, мягко покачиваясь в карете, — снижать количество последователей Зверя нельзя. Ну и что, что гибнут часто? Выжившие лучше всех действуют вне городов, они нужны общине на случай серьёзного конфликта с властями. Да и в целом запрещать что-либо бессмысленно. Контроль надо усиливать, учить лучше… Так, что это?»
Вампиры воспринимают мир отличным от людей образом. Цвета кажутся им тускнее, вкус не таким насыщенным, кожа в меньшей степени реагирует на прикосновения. Зато слух и обоняние становятся необычайно острыми, и появляется «чувство жизни» —