шелковый шнур палача.
— Неужели и в Ласкарисе всё настолько плохо?
— Нет, нас герцог в обиду не даёт… По мере возможности. Иногда приходится побыть разменной монетой в его играх с центральной властью.
— С кем именно? — уточнила Селеста. — С королем, канцлером или орденами?
— Тяжелее всего со священниками — они выступают против нас единым фронтом, вне зависимости от взаимных отношений. Администрация канцлера хочет видеть нас в составе своей Гильдии и сочетает пряник с кнутом, король ограничивается эдиктами. Ему, похоже, не до нас.
— Так оно и есть, — согласилась госпожа. — Он рассчитывает на помощь Лаша в борьбе с канцлером, поэтому давить опасается. Многие храмовые структуры, с одной стороны, его естественные союзники в данном вопросе, в то же время, аппетиты у них чрезмерные. И с герцогом они на ножах. Я планирую кое-что, чтобы ослабить их влияние, но времени на подготовку уйдет много. Ты как себя чувствуешь?
— В каком смысле, Госпожа? — не понял вопроса Хоми.
— В прямом. Тебе давно за две сотни лет перевалило, возраст даже для мага приличный. Может, болячки замучили, ты мечтаешь выйти в отставку, переехать в тихое поместье неподалеку от Талеи и нянчить своих сколько-то там раз правнуков. Операция предстоит сложная, долгосрочная, не на одно десятилетие. Если уходить, то уходить сейчас, пока она не началась.
В ответ на предложение маг грустно улыбнулся и покачал головой:
— Мои дети и внуки выросли, некоторые из них давно мертвы, правнуки — почти чужие люди. Ученики мне ближе родных. Да и сколько я проживу без серьёзного дела? Недолго, думаю. Нет, Госпожа, уходить мне некуда и незачем. Не переживайте, я продержусь столько, сколько потребуется.
Ответ Селесту не удивил. Не все люди способны сидеть на пенсии, для иных смерть и прекращение активной деятельности равноценны. Хоми как раз из таких. Задумчиво кивнув, она впервые проверила — нет, обратить его она не сможет. Жаль.
— Тогда слушай…
Основная задача Хоми заключалась в присмотре за Саттаром. Глава местной общины никогда не давал повода сомневаться в своей преданности, иначе сидел бы на другой должности, если бы вообще сидел, но госпожа в прошлом несколько раз очень жестко обожглась и теперь осторожничала. Однако, раз уж Саттар не помышлял о самостийности, Селеста дополнительно ориентировала агента на сбор сведений о влиятельных городских группировках.
Ситуация в Ласкарисе была сложнее, чем казалось на первый взгляд. Во время гражданской войны, чтобы не допустить перехода Лашей в стан своих противников, Придурок был вынужден перевести герцогство в статус личного родового удела. С тех пор герцоги в намного меньшей степени зависели от короля и непроизвольно служили оному напоминанием о хрупкости бытия, потому что превратились в точку притяжения аристократической оппозиции. Их влияние то росло, то, наоборот, убывало, временами Ласкарис серьёзно готовился объявить о независимости, временами терял часть привилегий, однако в общем положение сохранялось. Конечно же, многим в Талее оно не нравилось.
Окоротить руки Лашам мешали огромные деньги, прекрасно обученная личная армия и дружественные отношения герцогов с сильными племенными союзами кочевников, готовыми прийти на помощь по первому зову.
Так как силовой вариант пришлось отложить, столичные умы пытались интриговать. Учитывая, что среди вассалов герцога тоже хватало специалистов по превращению людей в слепые инструменты, игра шла с переменным успехом. С определенной точки зрения город напоминал бурлящий котел под неплотно надетой крышкой — прорывающиеся наружу, под взгляд сторонних наблюдателей, клубы пара ничто по сравнению с кипящим варевом внутри. В Ласкарисе действовали королевская тайная служба, яшмовая стража канцлера, прознатчики благородных домов и шпионы религиозных организаций, агенты крупных финансово-торговых объединений и много кто ещё. Даже степные вожди разведку засылали. Прежде, чем выходить на герцога, следовало разобраться в истинных намерениях всех игроков.
— Напрямую мы действовать не можем, — объясняла Селеста черновые наброски плана. — Сам посуди: будет немного странно, если вампиры обратятся к жрецам с призывом организовать священный поход в страну, до границ которой два месяца пути. Зато герцог имеет право подать королю прошение на защиту своих рубежей от враждебной нежити. Король, в свою очередь, напряжет жрецов, формально обязанных во всем ему повиноваться. Мы понимаем, что на практике это не так, но в том-то и задача, чтобы они не смогли отказаться.
— Госпожа, герцог не захочет о чем-то просить короля. Для него это потеря лица и разрешение вмешаться во внутренние дела.
— Значит, нужно, чтобы захотел, — приняла возражение миниатюрная повелительница нежити. — Надо предоставить ему подходящий повод, весомый с точки зрения общества.
— Сложно, — признался Хоми. — Мне сходу ничего в голову не приходит.
Мужчина перенял от своих немертвых наставников привычку в минуты раздумий застывать без движения, и сейчас сидел, уставившись в одну точку, зажав в руке пиалу с остывшим чаем. Селеста даже обеспокоилась — не слишком ли быстро она на него вывалила? Может, стоило как-то аккуратнее? С другой стороны, подобные новости лучше озвучивать сразу и полностью, чтобы исполнитель четко понимал, чего начальство желает, и не задумывался, не сошло ли оное начальство с ума.
— Короче говоря, подумай, каким крючком можно подцепить герцога. Он — ключевая фигура плана, без его поддержки пытаться что-то организовать бессмысленно.
Не вставая, Хоми низко поклонился, сложив ладони передо лбом:
— Конечно, Госпожа. Я не подведу вас.
Глава 7
Саттар не менял места жительства с последнего визита Селесты в город, то есть почти четыреста лет. Особняк, на бумаге принадлежащий семье крупных торговцев, трижды перестраивался, удалось прикупить землицы по соседству, расширив участок, но принципиально за прошедшее время ничего не изменилось. Не появлялось весомого повода. Власти не пытались уничтожить главу местной общины, поэтому он не видел смысла скрываться.
Госпожа снова поймала себя на мысли, что в плане гибкости мышления возраст не всегда является благом. Длинный период жизни по устоявшимся правилам приводит к появлению привычек, менять которые совсем неохота. Ум восставших «костенеет», теряет способность быстро реагировать на меняющуюся обстановку, не справляется с подкидываемыми шустрыми смертными вызовами. Результатом — вторая смерть, на сей раз