Читать интересную книгу Толкование закона в Англии - Евгений Тонков

Рональд Дворкин учился в Гарвардском, затем в Оксфордском университетах, окончив который вернулся в Америку, где работал помощником судьи, занимался адвокатской деятельностью, преподавал право. С 1969 г. он возглавил кафедру юриспруденции в Оксфорде, сменив Г. Харта. В дальнейшем Дворкин получил должность профессора юриспруденции в Университетском колледже Лондона, статус королевского советника по праву и члена Британской академии наук.

Интерпретативная теория права, выдвинутая Дворкиным, отвергает правовой позитивизм. По его мнению, право состоит не только из законов, но также из так называемых «ненормативных стандартов» (non-rule standarts). Когда суд должен разрешить тяжелое дело (т. е. то, к которому невозможно применить действующий закон или прецедент), судья будет основывать свое толкование права ненормативными моральными и/или политическими стандартами, чтобы вынести устраивающее его (судью) решение. Согласно Дворкину, судебное решение всегда является интерпретацией правовой, моральной и политической структуры общества в целом, от наиболее фундаментальных конституционных законов до деталей морального долга из деликта. В каждом конкретном толковании судья оправдывает интерпретационную практику всего судебного сообщества: он чувствует потребность «сходиться» с практиками по духу, его неразрывная связь с существующим в судебном дискурсе правовым материалом определяет всю судебную доктрину общества. Поскольку каждая интерпретация обеспечивает моральное оправдание всей судебной доктрины, она должна представлять все судейское сообщество в наилучше возможном моральном свете.

В этой интенции переплетается забота судьи о себе, его заинтересованность в поддержке своей корпорации и стремление распространить свою индивидуальную (как часть корпоративной) доктрину толкования права на всю совокупность человечества. Принципы и правила, которыми он руководствуется при толковании права, будут основаны на личном представлении о наилучшем толковании сплетения политических институтов и решений его сообщества. «Судья обязан задаться вопросом, может ли его решение быть частью последовательной теории, оправдывающей все решения в этом законченном сплетении. Существует только один «правильный ответ» на каждую правовую проблему, и задача судьи заключается в том, чтобы найти его. Ответ будет «правильным» в значении его наилучшей связи с институциональной и конституционной историей права. По этой причине любой юридический анализ и правовая аргументация интерпретативны по своей сущности»[264].

Анализируя различные подходы к толкованию права, Дворкин отмечает, что концепции толкования функционируют по-разному: «интерпретативные концепции подбадривают нас размышлять и доказывать то, что некоторая практика, которую мы сконструировали, требует. Люди в боксерском мире разделяют концепцию выигрыша в раунде, хотя они зачастую не согласны с выводом о том, кто победил в отдельном раунде и о том, какое конкретное правило толкования боя должно быть использовано в определении победителя. Каждый из них понимает, что ответы на эти вопросы ведут к наилучшей интерпретации законов, конвенциональных правил и прогнозируемости ожиданий»[265].

Дворкин разъясняет, что центральные концепции политической и личной морали – концепции справедливости, свободы, равенства, демократии, правоты и неправоты, жестокости и бесчувственности – также функционируют для нас как интерпретативные концепции. Люди разделяют концепцию справедливости, несмотря на острые противоречия в вопросе о критериях идентификации несправедливости и о том, какие институты являются несправедливыми. Эти концепции требуют, чтобы люди сходились во мнении, что любая доктрина толкования в принципе и фактически является интерпретативной. Но это не значит, что они будут солидарны в совокупности принципов и правил, применяемых для целей интерпретации. Люди могут принимать концепцию как принцип, даже когда они будут не согласны с некоторыми конкретными случаями ее применения. Все известные интерпретативные теории, например, теория справедливости в уголовном процессе или теория выигрыша в боксерском раунде, – не могут описать правила справедливости или правила поединка таким образом, чтобы идентифицировать справедливость и определить чемпиона смог первый встречный. Оказывается, только знания правил процесса будет недостаточно для определения победителя по очкам в боксерском поединке или для апелляционной проверки справедливости судебного приговора. В обоих примерах требуются практические навыки судей, «наложенные» на их теоретические познания материальных и процессуальных норм.

Сторонникам конкретной доктрины толкования следует «раскапывать» ее глубокую структуру, приводить в качестве доказательств то, что люди преимущественно называют примерами. Полезная интерпретативная теория сама будет интерпретацией (которая вполне вероятно будет спорной) практики, в которой фигурируют концепция и ее автор. По мнению Дворкина, «любая доктринальная концепция права функционирует как интерпретативная концепция, по крайней мере, в комплексе существующих политических институтов. Мы разделяем свою концепцию как участники совокупности политических практик, которые требуют от нас интерпретировать эти практики с целью выяснить, как лучшим образом продолжить их, и мы используем доктринальную концепцию права для утверждения наших выводов»[266].

Дворкин видит возможность этического обоснования права, опирающегося на концепцию должного, поэтому он частично принимает принцип справедливости Ролза, критикуя абсолютизацию значения «исходной позиции» в обосновании прав и свобод человека. Дворкин отвергает категоричность подходов либералов к мотивам поведения людей: «или индивидуальные интересы – или моральность». Такой подход в правовой теории он считает ограниченным, поскольку отстаивание индивидуальных интересов может быть моральным, следует обязательно пытаться связать этику и политику. Несмотря на ожесточение современного социума, природа и характер жизни человека могут быть основаны на добре (good life), а моральное обоснование политики и права не только возможно, но и принципиально необходимо, тем более, что моральное обоснование права значительно облегчается тем, что позитивное право неизбежно включает в себя моральное содержание.

Дворкин развивает методологию интерпретативных подходов, разграничивая действие «правил» и «принципов». Правила – это преимущественно конкретные нормы, принципы же содержат в себе обобщения и интерпретации, требующие обоснования (например, справедливость, равенство). И принципы, и правила в равной степени имеют телеологическую обусловленность, но между ними существуют различия: правила всегда релятивны и подстраиваются к конкретным условиям их применения; конфликт между правилами означает необходимость исключения или отмены одного из конкурирующих правил. Принципы, даже конфликтующие, могут применяться совместно; в случае их несоответствия один из принципов доминирует, но другой вследствие этого не утрачивает своего значения.

Доктрина интерпретации позитивного права содержит единство правил и принципов, их целостное обоснование может быть достигнуто в толковании права. Каждый судья по роду своей деятельности должен включаться в общий правовой дискурс, восходить от конкретного случая к идеально значимой закономерности. Судьям как индивидуальным субъектам применения закона и официальным толкователям права вверяются весьма широкие возможности в деле сохранения непрерывности правового пространства и соединения юридической практики с правовой теорией.

Дворкин обращается к образу идеального «судьи Геркулеса», который владеет знаниями норм, правил, принципов, обладает навыками их применения в дискурсе судейского целеполагания. Такой подход философа призван возвысить значение судьи в регулировании общественной жизни. Дворкин, в отличие от Председателя Верховного суда Израиля А.Барака, считает, что существует единственно возможное «правильное» судейское решение, которое может принять «судья Геркулес», полноценно разбирающийся во всех хитросплетениях существующих законов и практик. Идеи американского правового реализма, авторитет Верховного Суда США оказали заметное влияние на теорию Дворкина, возвышающую фигуру судьи над философией права и юридической практикой. «Центральное проблемное место» судейского толкования заключается в разрешении задачи – рационально ли судебная практика соотносится с соответствующими законодательными установлениями и господствующими учениями.

Критики Дворкина обращали внимание на порочность презумпции идеального «судьи Геркулеса», очевидно, что его уровню не соответствуют судьи из плоти и крови, окруженные свитой юристов, семейными дрязгами и проблемами со здоровьем. Однако следует вспомнить об отсутствии хотя бы одного текста так называемого «общественного договора», что не исключает фундаментальности теории общественного договора, актуальности ее многовекового обсуждения и некоторого практического значения. Обращение к юридическим фикциям в философии права и юридической практике способствует всесторонности познания объекта исследования, идеальный судья как фикция позволяет актуализировать проблемы толкования закона. Применяя фикцию «судьи Геркулеса», Дворкин проводит «различие между двумя смыслами слова «статут»: оно может описывать материальную сущность конкретного типа, документ с напечатанными на нем словами, каждое слово, которое конгрессмены или члены парламента имели перед собой, когда они голосовали за принятие этого документа. Но оно может также использоваться для описания права, созданного принятием этого документа, которое может содержать намного более сложную сущность… Судьям, перед которыми лежит статут, необходимо сконструировать «настоящий» статут – изложение положений, регламентирующих законные права различных людей… Судьям нужна своего рода теория законодательства, чтобы сделать это со статутами. Это может показаться очевидным, когда слова статута страдают каким-либо семантическим дефектом, например, когда они двусмысленные или неясные. Но теория законодательства также необходима и тогда, когда слова статута, с лингвистической точки зрения, безупречны…»[267]