Развитие общества приводит к неизбежным изменениям нормативных предписаний, успешные результаты жизнедеятельности людей способствуют генезису форм реализации прав и обязанностей. Начало XX в. было ознаменовано многими войнами (русско-японская война, итало-турецкая война, балканская война, первая мировая война), стремительным усовершенствованием техники, позже – возникновением социалистического лагеря во главе с Советской Россией, провозглашением республик (Австрия, Венгрия, Германия, Польша), появлением новых государств (Чехословакия, Югославия), образованием Лиги наций, ростом Содружества во главе с Великобританией (Commonwealth) и другими эффективными итогами человеческой деятельности. Возникали новые правовые доктрины и институты, связанные с развитием капиталистических отношений, борьбой за власть и рынки сбыта. Зарождение государств, на конституционном уровне провозгласивших своей целью построение социализма и коммунизма, разделило мир на два лагеря, которые закономерно оказались втянутыми во вторую мировую войну. Трагедии войны и опыт тоталитаризма отразились в философии права XX в., способствуя изменению научной парадигмы. Идеи справедливого распределения национальных богатств и честного отношения к отправлению правосудия дополнили утилитаристскую концепцию новым содержанием.
Философия неопозитивизма, оформившаяся на рубеже веков, пришла на смену концепции утилитаризма. Терминологические «одежды» неопозитивистской философии описал Мераб Мамардашвили: «Она называется то неопозитивизмом, то логическим или аналитическим позитивизмом; еще она называется философией языка. В последнее время ее итоговые формы, отличающиеся от первоначальной, называются неорационализмом»[243]. Философию права этого периода невозможно ассоциировать только с одной нацией или государством, особенно на европейской территории. «Неопозитивизм, родившись одновременно в Англии и Австрии, был прежде всего англосаксонской философией. Основную популярность эта философия приобрела в странах англосаксоноязычных, то есть в странах с английским и немецким языком. И затем эта философия приобрела популярность в США…»[244].
Зарождение неопозитивизма принято связывать с трудами Бертрана Рассела, Альфреда Норта Уайтхеда и деятельностью «Венского кружка», в который входили, в том числе, Мориц Шлик, Курт Гедель, Рудольф Карнап, Отто Нейрат, Карл Гемпель, Ганс Рейхенбах. Книга Рассела и Уайтхеда «Principia Mathematica» (три тома изданы в 1910–1913) повлияла на развитие идей философского рационализма в логике, в том числе – юридической логике, используемой в сфере правоприменения. Единомышленниками «Венского кружка» были англичанин Альфред Айер, американец Уиллард Ван Орман Куайн, а также британские философы австрийского происхождения Карл Раймунд Поппер и Людвиг Витгенштейн.
Людвиг Йозеф Иоганн Витгенштейн (Ludwig Josef Johann Wittgenstein, 1889–1951) родился в Вене, с девятнадцати лет жил в Англии, с более или менее длительными перерывами. С начала 1912 г. до осени 1913 г. Витгенштейн учился в Тринити-колледже в Кембридже, где сблизился с Б. Расселом, часто встречался с Дж. Э. Муром и А.Н. Уайтхедом. В 1914 г. Витгенштейн вступил добровольцем в австрийскую армию, воевал на Восточном и Южном фронтах, находился в плену у итальянской армии. На протяжении нескольких лет, в том числе в окопах и плену, он писал «Логико-философский трактат», который был впервые опубликован в 1921 г. В книге ему удалось сформулировать важные для доктрины толкования закона возможности языковых методов.
«Лингвистический поворот» в английском неопозитивизме совпадает с периодом творчества Л. Витгенштейна. Философия – это не только наука, это способ жизни человека, заключающийся в поиске и фиксации витающих в обществе закономерностей. «Все люди – философы. Даже если они не осознают, что сталкиваются с философскими проблемами, тем не менее, в любом случае у них имеются философские предрассудки. Большинство из них – теории, которые признаются как самоочевидные. Люди заимствуют их из своей духовной среды или традиции»[245], – утверждает еще один британский философ австрийского происхождения Карл Поппер. И Поппер, и Витгенштейн в своих произведениях снимали классический конфликт между британским эмпиризмом (Бэкон, Локк, Милль) и континентальным рационализмом (Декарт, Спиноза, Лейбниц), заключающийся в споре о том, что же является источником знания – эмпирическое наблюдение или разумные, отчетливые идеи.
Витгенштейн предпринял попытку создания логически безупречного языка, способного устранить двусмысленность и примирить эмпиризм с рационализмом. Именно таким языком следовало бы излагать тексты законодательных актов: «3.34. Предложение обладает существенными и случайными чертами. Случайны те черты, которые возникают благодаря особому способу конструирования пропозиционального знака. Существенны те, которые одни только делают предложение способным выражать свой смысл»[246]. Лингвистическая философия в изложении Витгенштейна приближает ее к существу доктрины толкования закона, – «вся практика философии представляется анализом, т. е. выявлением логических, семантических, синтаксических связей предложений научного знания и обыденного мышления, как они выражены в языке, а также установлением их научной осмысленности»[247]. Законы, издаваемые высшим законодательным органом государства, прецеденты, создаваемые высокими судами, правовые доктрины, устанавливающие общие и частные закономерности человеческого поведения и функционирования государства – суть совокупности научного знания юристов, воли правителей и обыденного мышления граждан (в значении разумной человеческой рассудительности). Благодаря особенностям взаимодействия английских университетских сообществ с правовым истеблишментом и гражданским обществом идеи лингвистической философии неопозитивизма получили большое распространение.
Аналитическая философия оказалась близка английским юристам, поскольку она излагала существо доктрины толкования закона: «4.112. Цель философии – логическое прояснение мыслей. Философия не теория, а деятельность. Философская работа состоит по существу из разъяснений. Результат философии – не «философские предложения», но прояснение предложений. Философия должна прояснять и строго разграничивать мысли, которые без этого являются как бы темными и расплывчатыми»[248]. Тексты статутов – суть записанные мысли законодателей, основанные на их представлениях о жизни обычных людей. Суверен на основании своей воли создает норму закона, правоприменитель, предстоящий ближе к человеку на земле, «разъясняет, проясняет, строго разграничивает предложения и мысли» законодателя. С большой долей допущения, по Витгенштейну, можно редуцировать философию права к доктрине толкования источников права, которая проясняет предложения, пропозиции и мысли. Философия, с точки зрения Витгенштейна, «не может нести никакой новой информации; она имеет дело лишь с выяснением того, что говорят наука или обыденный опыт, – таков вывод из неопозитивистского понимания предмета философии»[249].
В концепции Витгенштейна уделяется большое внимание выработке понятийного аппарата (читай – единообразию юридической терминологии), раскрытию феномена факта (что прямо связано с юридическим фактом), соотношению образа и факта (форма фиксации доказательств, оценка доказательств). Многие положения «Логико-философского трактата» способствовали формированию логико-познавательных элементов английской доктрины толкования: «1.1. Мир есть совокупность фактов, а не предметов»[250], «1.13. Факты в логическом пространстве суть мир», «2.0121. Как мы не можем мыслить вообще пространственные объекты вне пространства или временные вне времени, так мы не можем мыслить никакого объекта вне возможности его связи с другими», «2.0201. Всякое высказывание о комплексах может быть разложено на высказывание об их составных частях и на предложения, описывающие эти комплексы в целом», «2.033. Форма есть возможность структуры», «2.1. Мы создаем для себя образы фактов», «2.12. Образ есть модель действительности», «2.13. Объектам соответствуют в образе элементы этого образа», «2.131. Элементы образа замещают в образе объекты», «2.14. Образ состоит в том, что его элементы соединяются друг с другом определенным способом», «2.141. Образ есть факт», «2.1514. Отношение отображения заключается в соотнесении элементов образа и предмета», «2.16. Чтобы быть образом, факт должен иметь нечто общее с тем, что он отображает», «2.18. То, что каждый образ, какой бы формы он ни был, должен быть общим с действительностью, чтобы он вообще мог ее отображать – правильно или ложно, – есть логическая форма, т. е. форма действительности», «3.142. Только факты могут выражать смысл, класс имен этого делать не может», «3.22. Имя замещает в предложении объект», «3.262. То, что не может выражаться в знаке, выявляется при его применении. То, что скрывают знаки, показывает их применение», «3.3. Только предложение имеет смысл; только в контексте предложения имя обладает значением», «4.01. Предложение – образ действительности. Предложение – модель действительности, как мы ее себе мыслим», «4.021. Предложение есть образ действительности, потому что я знаю представленное им положение вещей, если я понимаю данное предложение. И я понимаю предложение без того, чтобы мне был объяснен его смысл», «4.03. Предложение должно в старых выражениях сообщать нам новый смысл», «4.0312. Возможность предложения основывается на принципе замещения объектов знаками», «5.6. Границы моего языка означают границы моего мира».