— Невероятные технологии еще не свидетельство преклонного возраста…
— Тоже верно — хмыкнул я и, подставив кружку под горлышко наклоненного термоса с кофе, опять сменил тему, старательно нанося мелкие «уколы» с разных сторон. Вряд ли удастся растормошить и вывести из душевного равновесия старых луковианцев, но уже ясно, что не все едино в их царстве. Тут есть разброд. А там, где есть разброд и разлад всегда найдется что-то для пришлого чужака…
— Каков самый преклонный возраст в вашем Бункере? — вот что спросил я, сделав первый глоток горячего кофе и достав из кармана пачку сигарет.
Сегодня это будет первая. Крепкая, вкусная, вредная сигарета. Докурю пачку — и брошу курить.
— Кто считает года? — развел руками Панасий — Порой кажется, что здесь все остановилось — даже возраст.
Мне почудилось или же старик в белом чуть отвел в сторону взгляд? Да и голос Панасия вроде как едва заметно дрогнул…
Целью моего неожиданного вопроса была попытка выяснить знают ли они о гипотетическом бессмертии… но внятного ответа я не получил и заодно понял, что пока нет смысла продолжать это направление. Что ж… помолчим, покурим, подумаем…
Где-то минуты через две неспешного моего курения — закурил и наш водитель, продолжая сидеть к нам спиной, но явно вслушиваясь в разговор — я заговорил о другом:
— Не увидел у вас… классовых зон.
— Замок, Центр, Холл? — правильно понял меня Панасий — На что заплатил — там и поселился?
— Ага.
— Ну… мы стараемся дать каждому одинаково, Охотник. По потребностям.
— И берете от каждого по способности и возможности?
— Примерно так…
— Не самый надежный государственный строй — улыбнулся я.
— Нет-нет… вернее сказать, что мы просто даем каждому ровно столько, сколько можем дать и предупреждаем — вот это и есть ныне все его потребности. Вот кровать, вот место для омовения, вот такая у нас еда и питье. Другого не будет. Если не нравится — уходи и поищи место получше. Если произнести это достаточно внятно — обычно предлагаемые условия принимаются с благодарностью.
— Желтковая проблема решена — кивнул я — Согласен.
— Желтковая проблема? — удивился старик.
— Я ее так называю — улыбнулся я — По старой памяти.
— Расскажи…
— Вряд ли будет интересно.
— Все же расскажи, Охотник. Позволь нам судить. Да и ехать еще долго…
— Долгого рассказа из этой истории не выйдет — фыркнул я, туша окурок о подошву сапога — Случилось это довольно давно. В то время у меня еще была… спутница жизни. И мы пытались жить той жизнью, что подразумевала свободу от лишних якорей вроде постоянного места жительства, машины, гаража, дачи и всего прочего похожего. Идеал — солидный денежный счет в банке и небольшой рюкзак на плече, что вмещает в себя ноутбук и немного личных вещей.
— Интересно…
— Но это звучит так громко. На самом деле мы тогда просто взяли паузу и, перебравшись на несколько месяцев в тропическую страну, взяли в аренду большой дом на океанском побережье. Утром работа, в обед сиеста, вечером дайвинг, а потом долгие разговоры о смысле жизни.
— Звучит райски…
— Чтобы не надоесть друг другу, мы пригласили еще две пары — комнат в доме хватало. И не прогадали — было весело. В общем время мы провели неплохо, хотя особой жизненной мудрости не постигли.
— Желтковая проблема?
— Каждое утро я готовил яичницу на огромной сковороде — увидел ее на одном из рынков и просто влюбился в этого монстра. На ней влегкую можно было приготовить до десяти яиц.
— Пожарить?
— Да. Просто пожарить — кивнул я — Ну… так было с самого начала. Я ставил сковороду на огонь, наливал чуток масла, затем разбивал туда пять яиц. Солил, перчил и готово — вприкуску с местной лепешкой обалденно вкусно.
— Вкусно…
— Все изменилось с момента появления тех четверых гостей. Сковорода ведь большая. А вставали мы примерно в одинаковое время. И как только наши друзья просекли, что каждое утро я жарю яйца, они начали просить пожарить и для них тоже. Да не проблема — сковорода огроменная, поэтому я просто разбивал больше яиц.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Проблемы не вижу…
— Но она возникла — улыбнулся я — Оказалось, что в отличие от меня и моей подруги у других были свои сложные отношения с яичными желтками. Кто-то предпочитал желтки полностью прожаренными, почти сухими. Другой желал, чтобы их желтки оставались почти сырыми и обязательно целыми, не растёкшимися. Третий умолял наспех взбить его порцию вилкой, чтобы смешать желток с белком. Четвертый просил прокалывать его желтки, когда они почти готовы — уж не знаю зачем.
— Не ожидал такой сложности…
— Как и я. И уж чего я точно не мог ожидать, так это того, что я каждое утро стану проводить на кухне полчаса вместо пяти-десяти минут. Я не мог ожидать, что мне придется нервничать из-за простой яичницы. Я не мог ожидать, что мне придется угождать чужим вкусовым пристрастиям, а затем выслушивать от гостей дружелюбное, но все же чуток недовольное ворчание, когда у меня не получалось им угодить. В общем, в одно прекрасное утро мне это все надоело. Я разогрел сковороду, плеснул масла, разбил как придется пятнадцать яиц, посолил, поперчил, подождал несколько минут и оттащил все это великолепие на стол. А в ответ на удивленные взгляды гостей-гурманов я улыбнулся и сказал — с этого дня я готовлю яичницу только так и никак иначе. И заморачиваться с желтками не стану. Что получится — то получится. Не нравятся — не ешьте. Готовьте себе сами.
— И каков был результат?
Я широко улыбнулся:
— Каждое утро я продолжал наспех готовить большую яичницу и подавать на стол. Все ели без возражений, с удовольствием макая еще теплую привозную лепешку в подсоленные и поперченные желтки.
— Ты решил свою проблему. Дал лишь то, что готов был дать и предоставил лишь один выбор — брать или не брать.
— Верно. Вы поступили также, создав для всех одинаковые условия.
— И возражений ни у кого не было и нет. Смотри, Охотник. Мы почти на месте…
Вскинув голову, я вгляделся в указанном направлении. Не сразу понял, чуть наклонил голову и… беззвучно ахнул, медленно поднялся, опершись ладонью о холодное боковое стекло.
Каменный тоннель кончился. Двигаясь вниз по склону, мы приближались к подножию преградившей нам путь каменной отвесной скалы, что была покрыта льдом и снегом. Но удивила меня не эта стена. Я смотрел выше — туда, где на немалой высоте разглядел в исходящем сверху скудном освещении венчающие скалу причудливые тесно стоящие здания.
— Город — выдохнул я.
— Город — подтвердил тоже поднявшийся Панасий — Их город… Город под полупрозрачной крышкой ледяного гроба…
Поэтично…
И полностью правдиво.
Но я не ответил. Я вообще никак не отреагировал на слова старика — слишком уж я был поглощен завороженным разглядыванием той части города, которой повезло сохраниться почти нетронутой. У меня это заняло почти полчаса — уже потом я глянул на время и сообразил, что терпеливые луковианцы ждала все эти минуты. Впрочем, когда я наконец опустил ненадолго взгляд, то понял, что и они занимались разглядыванием мертвого города. А судя по лицам троих пассажиров, что не скрывали своих эмоций — они здесь впервые как и я. Похоже, правление Бункера воспользовалось оказией и вместе с чужаком отправило на экскурсию еще и тех из своих, кто давно уже просился.
— Здесь холоднее — выдохнул я и зябко поежился.
— Гораздо холоднее — подтвердил Панасий и глянул на прикрепленный за окном старый термометр — Минус сорок три.
— А там? — мой взор опять устремился выше. Меня магнитом тянули мертвые здания.
— Вплотную к стене средняя температура минус сорок пять. Хотя наши замеры давно уже не так регулярны.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— А выше?
— Видишь тряпку?
— Темный треугольный лоскут? И торчащая из расщелины нога?
— Ты разглядел — кивнул Панасий — Хорошие молодые глаза. Зоркие. Цепкие.
— Какая температура на той высоте?
— Это максимум на который поднимались наши экспедиции — вздохнул старик — Сорок девять метров. Температура на такой высоте замерялась лишь раз и составила минус сорок пять.