Тот же «Катерпиллер», чем не танк? И как минимум одного «предводителя» он тоже поразил… Правда, потребуется представление со стороны Леухина, который тогда исполнял должность начальника отдельного подразделения и был непосредственным очевидцем совершенного подвига. И, как это часто бывает, вспомнив фамилию недавнего соратника, поручик тут же увидел ее в таблице радиочастот.
— А этот — где? — спросил Уваров унтер–офицера, сидевшего за ближайшей рацией. Тот отчего–то усмехнулся и показал большим пальцем себе через плечо. На входную дверь.
— Не понял…
— Через дверь, на площадку, напротив нас, железная, там они сидят…
Железная дверь открылась после того, как Уваров несколько раз постучал. Судя по долгой паузе, его рассматривали в потайной «глазок» или с помощью видеокамеры. Залязгали запоры, точно как недавно на воротах крепости, и на пороге объявился господин Леухин собственной персоной.
— У вас тут что, внутренняя тюрьма? — осведомился поручик. — Вроде как вам не по специальности…
— Заходи, — отодвинулся в сторону инженер и тут же захлопнул дверь. — Тебе чего?
— Повидаться захотел. Приказано мне связью заниматься по подразделениям отряда, вот я в карточке посмотрел — и вы там значитесь. Каким, думаю, краем их высокоблагородие к нашим делам причастны? Вроде как совсем по другому ведомству. И все мои абоненты в городе сейчас работают, а вы вдруг — через стенку. Интересно… Никак из наших будете?
Бывший комендант, похоже, испытывал некоторые сомнения. Что неудивительно. Человек, который даже в расположении сверхсекретного подразделения прячется от товарищей за железной дверью, наверняка приставлен к делу особливой важности. Гриф под тремя нулями. А по виду и не скажешь, особенно там, в Арсенале.
И тут же на память пришли слова Стрельникова при первом знакомстве. Насчет того, что следует научиться горбиться, ходить, шаркая ногами, и нос рукавом прилюдно вытирать. Получается, что господин Леухин куда лучше него эти науки превзошел. Да и неудивительно, учитывая разницу в возрасте и чинах.
— Проходи, поручик. Я тут как раз перекусить собрался, а ты, кажется, кроме той шоколадки, весь день не евши…
Да так оно и есть. Валерий в суматохе обстоятельств об этом совершенно забыл, а сейчас ведь время к вечеру идет. Тут же он услышал запах разогретой мясной тушенки, и слюна заполнила рот. Слегка даже затошнило от голода. В небольшой каморке слева по коридору гудел примус, чугунная сковородка исходила паром, круглая буханка ржаного хлеба с краю была надрезана крупными ломтями.
— Садись, — Леухин ногой подвинул к столу табуретку, сам уселся на другую. Полез в грязную, покрытую шелухой некогда голубой масляной краски тумбочку. Там у него хранилась бутылка без наклейки, почти полная.
— Свою «княжескую» ты заслужил. Получай…
«Княжеской» в Гвардии называли винную порцию, выдаваемую личному составу боевых подразделений от имени и якобы за счет личных средств Олега Константиновича. За это армейские офицеры гвардейцам сильно завидовали. А злопыхатели называли скрытой формой подкупа, поскольку непьющие чарку могли получать и деньгами. За год набегала приличная сумма.
Налитые Леухиным полстакана Валерий принял махом и накинулся на тушенку. Инженер смотрел на него с удовольствием и сочувствием.
— Раз тебя оставили в расположении и даже к связи допустили, оснований тебе не доверять больше не имею, — будничным тоном сказал он. — Позывной Стрельникова тоже знаешь?
Не успев прожевать распаренное, волокнистое, но все равно чертовски вкусное мясо, поручик кивнул. Показал на пальцах не сам позывной, конечно, а его место в общем списке.
— Вот и славно. А то ж ты до сих пор мучаешься, с каким это дураком тебя судьба свела. Бросил крепость в полной исправности и на другой берег сбежал, нового Порт–Артура врагу не учинив. Мне, например, неприятно, что ты про меня так думаешь. Хотя разъяснять тебе суть замысла меня никто не уполномочивал, так и запрета прямого нет, а на связи сидя, ты все равно услышишь в ближайшее время достаточно, чтобы догадаться. Если же опять в город пошлют — тем более должен быть в курсе. Ты в «печенегах» сколько служишь? — неожиданно спросил инженер.
— Месяц.
— Тоже неплохо. А я — десятый год. Правда, не боевиком, а все больше по основной специальности. Да у нас тут всяких хватает, каждому дело найдется — и инженеру, и ветеринару…
Плеснул в стаканы еще: Уварову щедро, себе — чуть–чуть.
— Ничего–ничего. Я знаю, кому, когда и сколько… Досталось тебе, поешь, выпей и спать ложись. До утра вполне можно.
Поручик удивленно вскинул брови. Как это, мол, так? Считай, на фронте, задание получено, а посторонний, пусть и заслуживающий уважения, офицер заявляет, что вместо работы можно спать.
— Ох ты, рьяный какой… Хочешь, я сейчас Стрельникову позвоню, он то же самое скажет? Работы у тебя и завтра хватит, я так понимаю. А чтобы лучше спалось, я тебе кое–что расскажу. В Арсенале мы полякам сдали примерно пятьсот ящиков автоматных и пистолетных патронов, пару сотен гранатометов с боекомплектом, те самые тридцать ЗРК. Стрелкового оружия некоторое количество. Хорошо им помогли, да? Теперь воюй — не хочу.
— И что же тут хорошего?
— А иди–ка сюда…
В соседней комнате незнакомое Уварову устройство проецировало прямо на стену изображение Варшавы. Таких поручик еще никогда не видел. Город на ней представал словно с птичьего полета, под углом примерно сорок пять градусов. С отчетливым изображением улиц, переулков, домов в их подлинном виде. Но не аэрофотосъемка, не картинка со спутника. То есть это был, скорее, макет, выполненный сумасшедшим архитектором, положившим не один десяток лет жизни, чтобы изготовить точную копию миллионного города. Вдобавок на нем были нанесены границы муниципальных районов, названия улиц, даже нумерация домов.
— Здорово, — не скрыл восхищения Уваров. — Кто же это так постарался?
— Хошь верь, хошь не верь, а я! Но сейчас это не существенно. Ты на другое смотри. Там тебе и придется работать.
Действительно, панорама вся была покрыта россыпью красных световых точек. Словно оспа накрыла город. Целое созвездие их гнездилось на территории Арсенала, многие двигались по идущим от него улицам и магистралям. Еще некоторые спокойно помигивали в разных местах, включая комплекс правительственных зданий в самом центре.
Кажется, Валерий догадался. Однако для верности спросил, что это все должно значить.
— А то и значит. Две недели, как проклятые, работали. На каждом ящике с патронами, с автоматами — маячок. Вот она, картиночка, на ладони. Приходи, бери голыми руками. — В голосе Леухина слышалось торжество. Звездный час как бы наступил для него, очень и очень долго обреченного заниматься сложной технической работой, не всегда и доступной по смыслу людям, поставленным им руководить.
Как–то это Уваров понял в инженере. Наверное, характеры и судьба у них были похожи. Что он в своем округе считал себя умнее командира бригады, что Леухин всю взрослую жизнь страдал оттого, что его изобретения и технологии не находили отклика. Жил, служил, работал, и вдруг — получилось! Нашелся начальник, который понял, поверил и дал возможность реализоваться в полную силу.
А с ним самим не так же вышло?
— Пришлось, пришлось потрудиться, — продолжал рассказывать инженер. — Радиопеленгаторами с восьми направлений город перекрыть и даже с космическими силами договориться, чтобы геостационарным спутником позволили воспользоваться. А здесь у меня центральный коммутационный узел. Вычислитель сопоставляет пеленги, привязывает к координатной сетке и выдает дислокацию в проектор. Вот мы и можем наблюдать, куда они наши гостинцы развозят, где складируют. Вся их сеть снабжения и базирования — как на ладони. Теперь в любой момент хоть группы захвата посылай, хоть авиаудары наноси. Нормально, да?
Уваров не мог не признать, что да. Если сейчас иметь под руками достаточно сил, ту же самую дивизию генерала фон Ливена, о которой все говорили с надеждой и нетерпением, ее шестнадцать стрелковых батальонов (сорок восемь рот, не считая подразделений обеспечения), руководствуясь только данными схемы Леухина за сутки ликвидировали бы мятеж.
Но, насколько было известно поручику (в основном по слухам), даже передовые отряды гвардейской дивизии не перешли еще границ Привислянского края по причинам чисто дипломатическим. Говорили, что правительство Каверзнева не желает допустить сюда войска, подчиненные лично Великому князю. По вполне понятным причинам. Не нужно быть слишком большим стратегом и политиком, чтобы сообразить, в чем тут смысл.
И, следовательно, в интересах князя позволить мятежу разгореться настолько, чтобы у «питерских» просто не осталось другого выхода.