- Ну, разумеется, это же спесивые Сабиниусы - маги расстарались, - догадался Снейп. - Они могли доступным им, хотя и в небольшой степени, волшебством или как они предпочитали говорить, волхвованием, подлатать дома, и уж, наверняка,с помощью волшебства украсить их лентами, тканями парчовыми, искрящимися на фоне падающего снега и… живыми цветами.
А ведь и названный брат мог одним мановением руки создать такое же великолепие, но вот только я не попросил его об этом. К чему вся эта показуха?
Дом Снепиусов тоже разукрашен был достойно - лентами, тканями, но цветов не было, а эти цветы на домах Сабиниусов, конечно, полагавшиеся по обычаю, незнакомому Северусу, в конце октября - живые, не тронутые морозцем лилии - смотрелись просто отчаянно великолепно. Северус даже позавидовал белой завистью столь роскошному убранству, в общем-то, чужих, официально принадлежащих магистрату домов, занятых и выкупленных сейчас Сабиниусами только на время пребывания в Сибелиуме.
Ишь, как расстарались, лилии - символ непорочности - вывесили, думают верно, если сделать всё по традиции, то и с невестой, до соплей влюблённой в жениха, а не наоборот, молодой супруг поладит полюбовно в первую же ночь. Но весь фокус заключался в том, что вместо вроде, как спящего жениха и слиняющего с супружеского ложа к успокоенной зельем невесте явится его брат - полукровка, от которого не в меру гордая, даже с брюхом, отказалась будущая невеста.
Вообще, судя по звучанию, род Сабиниусов был изначально нелатинским, но сабинянским, но какая, в сущности, разница между этими, тогда диковатыми и малочисленными племенами по отношению к в меру мирным и достаточно цивилизованным этрускам, строившим города, да тот же Рим, и придумавшим целые значительные, не менее, чем египтяне, похоронные обряды, только без «мумиеделания» потому, что верили в загробную жизнь, а не в Аид печальный, перенятый римлянами у греков. Всё равно оба народца - и сабиняне, и латины - были единой, латинской группы языков, и сегодня будет воспоминание о похищении сабинянок. Однако всё это ближе к ночи, ночи, которая почему-то страшила смелого профессора.
Чуть поодаль от Северуса, но впереди остальной «делегации», шли десять незнакомых, по обычаю выбранных из ещё не женатых мужчин, все - высокорожденные патриции, на что указывали их багряные башмаки, такие же, как у жениха, примерно в его возрасте или чуть помоложе. Это были «друзья» жениха, о которых упоминал Квотриус, одетые, как и сам жених, хотя на Северусе под торжественной, длинной туникой и совсем лёгкой, шёлковой, как на Пенатах и Ларах тоге, хранящейся веками в тёмном от старости деревянном сундуке с золотыми набивками по углам и неловко, неумело вставленными крупными драгоценными каменьями, были поддеты две шерстяных обычных туники, а невидимое убранство завершал жилет из «того» времени, плотно облегавший тело.
«Друзья», как и десять «подружек» невесты, одетых, как она, считались по ромейскому свадебному обычаю крайне важными персонами, необходимыми для отвода глаз злых духов, слетавшихся на праздненство. Попробуй тут, злобный, негожий дух, различи, где среди ряженых настоящая пара, на кою хочешь ты навести несчастье?
В одном из домов, разукрашенном более роскошно, чем второе имение, а третье, так и вовсе не было украшено, лишь подлатано снаружи и изнутри, чтобы многочисленные гости Сабиниусов не простудились от сквозняков, в пиршественной зале, сделанной из трапезной и прилегающих комнат на почти что всём первом этаже, Северуса с ряжеными встретила невеста со своими гонительницами злых духов. На всех, кроме невесты, были белые, праздничные столы и туники. На Адриане была надетая ещё вчера вечером белая туника ректа с широким шерстяным поясом, завязанным множественным геркулесовым узлом, отгоняющим несчастья. Белый цвет «подвенечной» туники ректа и праздничных туник и стол «подружек», как и одежда Северуса и его провожатых, олицетворяли радость и счастье. На многих девушках были и негустые фаты, слегка закрывающие лица в знак целомудрия. Снейп удивился только тому факту, что… не на всех девицах присутствовали эти, о многом говорящие знаки. Означало ли это, что и они расстались с девственностью, как Адриана, но «без последствий», ибо все, как одна «подружка», были стройными и позорящего живота ни у кого не было заметно. Единственно очевидным было, что дом с вынесенными перегородками ради расширения трапезной до размеров поистине необъятных, удерживался лишь магией единой.
Принесли свадебный пирог, и сейчас начнётся настоящее шоу. Пирог по традиции должен был замешиваться на воде, муке, соли и мёде, без каких-либо пряностей. Да, всё-таки его бросили в невесту, а не разломили над её головой, расчёсанной накануне вечером концом копья в пять прядей, после перевитых шерстяными нитками и уложенных в высокий конус. Пирог, конечно же, развалился, а всё показательное выступление в виде бросания его в невесту было проделано для воплощения плодородия, и гости, невзирая на грёбанную высокорожденность, забыли на время о спеси и кинулись врассыпную за крошками пирога - на счастье.
Шоу должно, как известно, продолжаться, и вот Адриану укутывают в красную - тоже цвет праздника - шерстяную паллу, а на голову набрасывают фламмеум и красиво драпируют вокруг головы и тела - ну да, у Сабиниусов же есть рабы - специалисты по драпировке тканей, раз Верелий, несмотря ни на какие капризы моды, носит тоги по старинке. Интересно всё же, сколько этому «старинке» на самом деле лет? Около ста пятидесяти, как на вид господину Директору Хогвартса, или больше? И где среди присутствующих мать Адрианы? Из чьих же объятий Северусу в вечеру предстоит «похищать» супругу? Ну, если мать Адрианы не ведьма, то уже давно почила, и прах её в погребальной урне, а если ведьма - тогда почему не показывается гостям?
А, вот наконец-то торжественно выходит откуда-то из дальних покоев очень полная женщина лет пятидесяти - пятидесяти пяти на вид в белой, праздничной палле, укутанная ею так, что и лица не разглядеть. Она поправляет брачное покрывало огненно-жёлтого цвета, сдвигая часть его на лицо Адриане. Сверху она аккуратно надевает на фламмеум лавровый венок, такой же, как на голове у Северуса, хранящийся веками и немного потерявший от этого праздничный вид. Из обязательных украшений на Адриане - браслет. Но массивные, хоть и своеобразно красивые, серьги в её ушах, золотое, толстого плетения ожерелье с неогранёнными* драгоценными камнями, всё, что хранилось для подобающего случая в сундуках Сабиниусов - всё это показывает лишь, как невеста рада предстоящей свадьбе и желает прельстить взоры достаточно угрюмого жениха. Лишь пальцы её свободны от украшений, хотя профессор был уверен, что и колец всеразличных великое множество в тех же сундуках. На руке Адрианы было лишь одно украшение - простое железное колечко, но на самом деле так много значащее.