он уже бежал. Пока не случилось непоправимого.
Крис и Эд были в коридоре. Стоя между палатами Чака и Гэба, они о чём-то тихо разговаривали. И, повернувшись к подбегавшему Жарикову, посмотрели на него с таким невинным выражением, что последние сомнения в подстроенности отпали.
– С вами я ещё разберусь, – бросил им Жариков, открывая дверь палаты.
Гэб сидел на кровати, весь мокрый, будто его водой окатили. Но видимых травм, похоже, нет. Увидев Жарикова, он всхлипнул и закрыл лицо ладонями. Широкие плечи задрожали в беззвучном плаче.
– Ну, что ты, ну, ничего, ну, успокойся, – приговаривая эти незначащие, важные не смыслом, а интонацией слова, Жариков уложил его в кровать, укрыл одеялом и напоил.
Гэб пил, стуча зубами по краю стакана.
– Стояли и смотрели… – с трудом разбирал Жариков в его всхлипываниях. – Лучше бы побили. Я бы отбился. А они… смотрели.
На этот раз таблетку Гэб проглотил без сопротивления. Жариков посидел ещё немного рядом, пока дыхание не выровнялось и не стало сонным, и вышел, бесшумно закрыв за собой дверь.
Крис и Эд ждали его, сохраняя на лицах прежнее невинное выражение. Жариков молча смерил их презрительным взглядом и больше уже не замечал. Заглянул в палату Чака и убедился, что тот спит. Ещё раз проверил, спит ли Гэб, и пошёл в дежурку. Крис и Эд переглянулись и молча последовали за ним.
В дежурке Жариков молча тщательно записал в журнал всё положенное, потом заполнил свою тетрадь и обе персональные карточки. На Эда и Криса он по-прежнему не смотрел. И они начали нервничать. Переглядывались, быстро что-то шептали друг другу. Крис опять включил чайник, и они стали заново накрывать чайный стол. И наконец, то ли сочтя момент подходящим, то ли не в силах больше терпеть его отчуждённость, перешли к более активным действиям.
– Иван Дор-ми-дон-то-вич, – начал Крис, – чай готов.
– Спасибо, – холодно ответил Жариков.
– Доктор Иван, – жалобно почти простонал Эд, – ну, мы же ничего такого…
Жариков, подчёркнуто не слыша, перечитывал свои записи, расставляя на полях ему одному понятные значки. Крис и Эд снова переглянулись и подсели к его столу. Теперь их лица выражали искреннее раскаяние и мольбу о пощаде. Артисты!
– Ну, – Жариков решил, что больше тянуть и нагнетать не нужно, – поиздевались над беззащитным и довольны. Хороши!
– Да мы его и пальцем не тронули, – чуть-чуть преувеличенно возмутился Крис.
– А что у него крыша такая слабая, так мы не при чём, – поддержал его Эд.
– Ах, вы не при чём?! – взорвался Жариков. – У него нервный срыв, а вы…
– А сколько наших он забил? – спросил Крис. – Конечно, спасибо ему, знаем теперь, куда нас в двадцать пять отправляли.
– Мы и вправду не хотели ничего такого, – перебил его Эд. – Просто как услышали…
– Нет, мы будем делать всё, как положено. И ухаживать…
– И кормить, и подмывать…
– Да, второй-то, как его, Чак?
– Да, Чак, – кивнул Эд.
– Он же без рук совсем.
– И, если очень надо будет, – Эд невесело улыбнулся, – приласкаем. Мы же понимаем.
– Но… – и Крис вдруг сказал по-русски: – душа загорелась, – и опять по-английски: – Мы и стояли у двери, чтобы не сорваться.
Жариков слушал их, переводя глаза с одного на другого. Искренни или играют? Никаких клятв или обещаний не дают, но, похоже, это и не нужно.
– Иван Дормидонтович, – с каждым разом у Криса получалось всё лучше, – ему гореть обязательно? Не выдержит он горячки.
– Почему ты так думаешь? – уже своим обычным тоном спросил Жариков.
– Кто не сам горит, тому из «чёрного тумана» не выйти, – ответил Крис. – Иван Дормидонтович, вот как мы стали по своему выбору гореть, так ни один больше не умер.
– Но и лечить научились, – возразил Жариков.
– И это, – кивнул Крис. – Но… Гэб хочет остаться рабом. Не просто палачом, а рабом.
– Так, – согласился Эд. – И не срыв у него, доктор Иван, а просто… – он запнулся, подбирая слово, – страхом накрыло, вот.
– Да, – кивнул Крис. – Это не срыв. Раб, когда срывается, то в раскрутку идёт, это совсем другое, и по-другому. Он… просто раб.
– Да. Мы, – Эд невесело хмыкнул, – мы ведь так же. И плакали, и просили.
– И в ногах ползали, – у Криса дрогнули губы, но он справился с собой. – И руки им целовали. Чтоб не били, чтоб…
– Руки?! – с медленно закипающим гневом спросил Эд. – А сапоги ты не целовал?
– Пришлось пару раз, – вздохнул Крис. – Мне ещё не хуже всех. Самого страшного у меня не было.
– А ты видел таких, у кого было? – возразил Эд.
– Нет, – кивнул Крис. – После такого не живут. Я слышал.
– Я тоже много чего слышал, – буркнул Эд. Покосился на внимательно слушавшего их Жарикова. – Ладно. Доктор Иван, а может, – в его голосе вдруг прозвучала надежда, – может, он наврал, а? – и, не дожидаясь ответа растерявшегося Жарикова, продолжил со странной, неслыханной ранее Иваном тоской: – Ну, обидно же. После всего. Что они сделали с нами, как мы работали на них, и после всего даже не Пустырь, не Овраг, а этим сволочам, чтобы они тренировались на нас. Ну, мы знали, что двадцать пять исполнилось – и всё. Смерть. А оказывается… даже смерти нам нормальной не давали. Даже этого… – он оборвал фразу и уткнулся в чашку с чаем.
Парни не защищались и не нападали. И не играли. Это Жариков понял. И ухаживать за Чаком и Гэбом они будут. Но подстраховаться надо. Пожалуй, да, Тётя Паша. Её авторитет для парней непререкаем. Она присмотрит. А он отоспится с утра…
Крис внимательно посмотрел на Жарикова и улыбнулся.
– Вы уже не сердитесь на нас, Иван Дормидонтович.
Он не спрашивал, а констатировал факт. Жариков невольно улыбнулся в ответ. Трудно сердиться на них. Как на детей. К сожалению, инфантильность остаётся серьёзной доминантой…
– Доктор Иван, – тихо сказал Эд, – ничего такого не будет, не беспокойтесь. Мы всех предупредим.
– Всё будет в порядке, – кивнул Крис. – Нас, конечно, малость шарахнуло, но остальным мы уже объясним.
Жариков кивнул. Что ж, срыв, конечно, возможен, но, если сумели сдержаться, не сделать второго шага… это уже достижение.
Дальше они пили чай, и разговор шёл уже беспорядочно, перескакивая с одного на другое. Парни очень старались говорить больше по-русски. Жариков подсказывал, переводил, осторожно поправлял. Однако же, как за русский взялись, неужели… неужели решили уже навсегда связаться с Россией? Интересно. Но это потом. У Криса получается лучше, но Эд его нагоняет. Если это и у остальных… раньше к русскому языку многие относились, скажем так, небрежно. Ругань сразу выучили и почти в полном объёме, даже свои