Читать интересную книгу «Мой бедный, бедный мастер…» - Михаил Булгаков

Придя под липы, он всегда садится на ту самую скамейку, на ко торой сидел в тот вечер, когда давно позабытый всеми Берлиоз в последний раз в своей жизни видел разваливающуюся на куски луну.

Теперь она, цельная, в начале вечера белая, а затем золотая, с тем ным коньком-драконом, плывет над бывшим поэтом, Иваном Нико лаевичем, и в то же время стоит на одном месте в своей высоте.

Ивану Николаевичу все известно, он все знает и понимает. Он знает, что в молодости он стал жертвой преступных гипнотизеров, лечился после этого и вылечился. Но знает он также, что кое с чем он совладать не может. Не может он совладать с этим весенним пол нолунием. Лишь только оно начинает приближаться, лишь только начинает разрастаться и наливаться золотом светило, которое ког да-то висело выше двух пятисвечий, становится Иван Николаевич беспокоен, нервничает, теряет аппетит и сон, дожидается, пока со зреет луна. И когда наступает полнолуние, ничто не удержит Ивана Николаевича дома. Под вечер он выходит и идет на Патриаршие пруды.

Сидя на скамейке, Иван Николаевич уже откровенно разговари вает сам с собой, курит, щурится то на луну, то на хорошо памятный ему турникет.

Час или два проводит так Иван Николаевич. Затем снимается с места и всегда по одному и тому же маршруту, через Спиридоновку, с пустыми незрячими глазами идет в арбатские переулки.

Он проходит мимо нефтелавки, поворачивает там, где покосив шийся старый газовый фонарь, и подкрадывается к решетке, за ко торой он видит пышный, но еще не одетый сад, а в нем – окрашенный луною с того боку, где выступает фонарь с трехстворчатым ок ном, и темный с другого – готический особняк.

Профессор не знает, что влечет его к решетке и кто живет в этом особняке, но знает, что бороться ему с собою в полнолуние не прихо дится. Кроме того, он знает, что в саду за решеткой он неизбежно увидит одно и то же.

Он видит сидящего на скамеечке пожилого и солидного человека с бородкой, в пенсне и с чуть-чуть поросячьими чертами лица. Иван Николаевич всегда застает этого обитателя особняка в одной и той же мечтательной позе, со взором, обращенным к луне. Ивану Нико лаевичу известно, что, полюбовавшись луной, сидящий непременно переведет глаза на окна фонаря и упрется в них, как бы ожидая, что сейчас они распахнутся и появится на подоконнике что-то необык новенное.

Все дальнейшее Иван Николаевич знает наизусть. Тут надо непре менно поглубже схорониться за решеткой, ибо вот сейчас сидящий начнет беспокойно вертеть головой, блуждающими глазами ловить что-то в воздухе, восторженно улыбаться, а затем он вдруг всплеснет руками в какой-то сладостной тоске, а затем уж и просто и довольно громко будет бормотать:

– Венера! Венера!.. Эх я, дурак!..

– Боги, боги! – начнет шептать Иван Николаевич, прячась за решеткой и не сводя разгорающихся глаз с таинственного неизвест ного. – Вот еще одна жертва луны… Да, это еще одна жертва, вроде меня.

А сидящий будет продолжать свои речи:

– Эх я, дурак! Зачем, зачем я не улетел с нею? Чего я испугался, старый осел! Бумажку выправил! Эх, терпи теперь, старый кретин!

Так будет продолжаться до тех пор, пока не стукнет в темной час ти особняка окно, не появится в нем что-то беловатое и не раздастся неприятный женский голос:

– Николай Иванович, где вы? Что это за фантазии? Малярию хо тите подцепить? Идите чай пить!

Тут, конечно, сидящий очнется и ответит голосом лживым:

– Воздухом, воздухом хотел подышать, душенька моя! Воздух уж очень хорош!

И тут он поднимется со скамейки, украдкой погрозит кулаком за крывающемуся внизу окну и поплетется в дом.

– Лжет он, лжет! О боги, как он лжет! – бормочет, уходя от ре шетки, Иван Николаевич. – Вовсе не воздух влечет его в сад, он чтото видит в это весеннее полнолуние на луне и в саду, в высоте. Ах, до рого бы я дал, чтобы проникнуть в его тайну, чтобы знать, какую та кую Венеру он утратил и теперь бесплодно шарит руками в воздухе, ловит ее?

И возвращается домой профессор уже совсем больной. Его жена притворяется, что не замечает его состояния, и торопит его ложить ся спать. Но сама она не ложится и сидит у лампы с книгой, смотрит горькими глазами на спящего. Она знает, что на рассвете Иван Ни колаевич проснется с мучительным криком, начнет плакать и метаться. Поэтому и лежит перед нею на скатерти под лампой заранее приготовленный шприц в спирту и ампула с жидкостью густого чай ного цвета.

Бедная женщина, связанная с тяжко больным, теперь свободна и без опасений может заснуть. Иван Николаевич после укола будет спать до утра со счастливым лицом и видеть неизвестные ей, но ка кие-то возвышенные и счастливые сны.

Будит же ученого и доводит его до жалкого крика в ночь пол нолуния одно и то же. Он видит неестественного безносого пала ча, который, подпрыгнув и как-то ухнув голосом, колет копьем в сердце привязанного к столбу и потерявшего разум Гестаса. Но не столько страшен палач, сколько неестественное освеще ние во сне, происходящее от какой-то тучи, которая кипит и на валивается на землю, как это бывает только во время мировых катастроф.

После укола все меняется перед спящим. От постели к окну про тягивается широкая лунная дорога, и на эту дорогу поднимается че ловек в белом плаще с кровавым подбоем и начинает идти к луне. Ря дом с ним идет какой-то молодой человек в разорванном хитоне и с обезображенным лицом. Идущие о чем-то разговаривают с жа ром, спорят, хотят о чем-то договориться.

– Боги, боги! – говорит, обращая надменное лицо к своему спут нику, тот человек в плаще. – Какая пошлая казнь! Но ты мне, пожа луйста, скажи, – тут лицо из надменного превращается в умоляю щее, – ведь ее не было! Молю тебя, скажи, не было?

– Ну, конечно, не было, – отвечает хриплым голосом спутник, – это тебе померещилось.

– И ты можешь поклясться в этом? – заискивающе просит чело век в плаще.

– Клянусь! – отвечает спутник, и глаза его почему-то улыбаются.

– Больше мне ничего не нужно! – сорванным голосом вскрики вает человек в плаще и поднимается все выше к луне, увлекая своего спутника. За ними идет спокойный и величественный гигантский остроухий пес.

Тогда лунный путь вскипает, из него начинает хлестать лунная ре ка и разливается во все стороны. Луна властвует и играет, луна танцу ет и шалит. Тогда в потоке складывается непомерной красоты жен щина и выводит к Ивану за руку пугливо озирающегося, обросшего бородой человека. Иван Николаевич сразу узнает его. Это – тот но мер сто восемнадцатый, его ночной гость. Иван Николаевич во сне протягивает к нему руки и жадно спрашивает:

– Так, стало быть, этим и кончилось?

– Этим и кончилось, мой ученик, – отвечает номер сто восемна дцатый, а женщина подходит к Ивану и говорит:

– Конечно, этим. Все кончилось, и все кончается… И я вас поце лую в лоб, и все у вас будет так, как надо.

Она наклоняется к Ивану и целует его в лоб, и Иван тянется к ней и всматривается в ее глаза, но она отступает, отступает и уходит вмес те со своим спутником к луне…

Тогда луна начинает неистовствовать, она обрушивает потоки света прямо на Ивана, она разбрызгивает свет во все стороны, в ком нате начинается лунное наводнение, свет качается, поднимается вы ше, затопляет постель. Вот тогда и спит Иван Николаевич со счаст ливым лицом.

Наутро он просыпается молчаливым, но совершенно спокойным и здоровым. Его исколотая память затихает, и до следующего полно луния профессора не потревожит никто: ни безносый убийца Гестаса, ни жестокий пятый прокуратор Иудеи всадник Понтий Пилат.

1929-1940

Комментарии

Черный магЧерновики романаТетрадь 1 1928-1929 гг.

Из сохранившихся рукописей (автографов) романа эта – самая ранняя. Судя по количеству глав и их содержанию, можно предположить, что это первая черновая редакция произведения. Из подготовительных, которые несомнен но были, практически ничего не сохранилось (если не считать нескольких авторских записей в самой тетради с текстом.

Значение этой редакции, даже в виде фрагментов и обрывков текста, трудно переоценить. К сожалению, некоторые части текста уничтожены полностью (как правило, наиболее важные в политическом отношении: на пример, допрос Иешуа у Каиафы). Когда и как были уничтожены рукописи романа (большая их часть) – остается тайной, ибо ни Л.Е.Белозерская, ни Е.С.Булгакова (вторая и третья жены писателя) ничего вразумительного по этому поводу в своих воспоминаниях и дневниках не сказали (скорее все го, писатель не посвятил их в эту тайну). В последних редакциях романа Бул гаков довольно подробно описал эпизод с уничтожением рукописи произве дения (и черновика, и беловика), а еще раньше, в письме к правительству 28 марта 1930 г., он перечислил произведения, которые бросил в печку: «…черновик романа о дьяволе, черновик комедии и начало второго романа "Театр"». Однако и авторские свидетельства нельзя полностью принимать на веру, поскольку несколько тетрадей черновика романа сохранилось, но большая часть листов внутри них оборвана (можно предположить, что пи сатель это сделал с двоякой целью: а) в случае изъятия этих рукописей поли тическим сыском прочитать текст было практически невозможно; б) сам же автор по этим обрывкам легко мог бы его восстановить). Можно констатиро вать один лишь неоспоримый факт: история создания и уничтожения пер вых редакций романа остается невыясненной, темной. И ее затемнению спо собствовали не только сам автор, но и те лица, которым был доступен архив писателя (трудно поверить, например, что сам Булгаков специально уничто жал листы с датами написания произведения или подрезал ножницами «под ноль» оставшиеся обрывки текста).