Детская припухлость уже сошла с его щек за то время, что она не видела его, и ныне он казался ей отчего-то таким взрослым, словно не мальчик лежал возле нее, а уже возмужавший сын. Вот только недавно он издал свой первый крик, а погляди же — уже пяток лет миновало с той поры, уже опоясанный шляхтич. Скоро будет учиться бою ближнему с саблей, как и положено, скоро возьмет в руки оружие. И кто ведает против кого он направит его?
А потом погрустнела, вспомнив, зачем в Замке пан Сапега. Не угомонились еще шляхтичи, недовольны тем, что в Московии царь на престол сел из той земли, что ушла она из-под их руки. Не приведи Господь снова кровь польется, заполыхают избы на земле московитской. Вспомнила, как ходил еще пару-тройку лет назад Владислав в ее отчую землю с саблей в руке и хоругвью за спиной, как горели церквы православные на его земле, как попы разбегались. Она могла его оправдать тем, что для Владислава она мертва была тогда, и не было долга никакого не перед ней. Но как на милость оправдать его ныне, коли он послушает пана Сапегу и пойдет на Москву?
Ксения незаметно для себя провалилась в дрему и открыла глаза, когда стукнула дверь покоев Анджея, когда вернулась Мария. Ее невысокий лоб пересекали две морщины, а уголки губ опустились вниз, выдавая ее недовольство.
— Что стряслось? — встревожилась Ксения, стараясь не разбудить своим шепотом спавших подле нее на кровати мальчиков. Хотя, он взглянула, на сгущающиеся за окном сумерки, пора бы им и глаза открыть, а то еще не успокоятся на ночной сон до полуночи.
— Влодзимеж уехал из Замка, не успев вернуться. Не по душе мне, когда он в Бравицкий лес уезжает отчего-то, — проговорила таким же громким шепотом Мария, подходя к другой стороне постели, на которой спал ее сын, провела ладонью по его лбу и рыжим волосам, вынуждая пробудиться. — Не по себе мне спать одной в широкой постели, помнишь вестимо? Пан Владислав отправил Влодзю в Лисий Отвор к гону готовить угодья. Третьего дня туда шляхта поедет. Вот пан Сапега отбудет из Заслава, так и запрягут коней да сани. Мне не до охоты ныне, в тягости-то, я здесь останусь с мальчиками. И тебя провожу после дня Трех Королей.
Ксения резко выпрямилась, услышав эти вести, заставив Андруся недовольно заворчать, что потревожили его. Знать, уехать Владислав решил из Замка, пока она тут с сыном будет. А она-то думала, что у нее хотя бы несколько дней в запасе имеется! Знать, правду сказал давеча вечером — нет мочи ему видеть ее перед глазами.
Как ей остановить его, думала Ксения, когда позднее готовилась выйти к ужину, и служанка помогала ей затянуть шнуровку атласного платья. Как заставить дать ей столь нужное ей время? Она взглянула на себя в зерцало на длинной ручке, что привезла с собой, а потом нахмурилась, покачала головой. Нет, не годится этот узел из кос, скрытых атласной полосой чепца и переплетением золотых шнуров в сетке для волос. Она вдруг вспомнила, как гляделась когда-то в большое настенное зерцало в спаленке ее покоев в северном крыле Замка, как любовалась этим самым платьем и переливом света на диковинной ткани. И восхищение в темных глазах, глядящих поверх ее головы…
— Расплетай косы, милая, — обратилась Ксения решительно к служанке и спешно объяснила ей, как желает уложить волосы — лишь часть волос с висков скрутить в узел и спрятать под чепцом, а остальные свободно распустить на спину. Дивное золото волос, что когда-то так будоражило воображение Владислава, недоступное его взгляду. Пусть это не совсем по статусу ей — носить такую прическу, но зато это даст ей некое преимущество, по крайней мере, ей очень хотелось думать, что так и будет.
И она добилась, чего желала. Ослепительное золото ее волос, играющее бликами в свете множества свечей, приковывало взгляд, как и блестящие переливы на ткани, обтягивающей тонкий стан, подчеркивающей высокую грудь, благодаря тугой шнуровке.
Восхищение своей красотой, которое без труда читалось в мужских глазах, придало Ксении некоего воодушевления, добавило странного блеска голубым глазам, который заинтриговывал, приковывал взгляд, как и улыбка, которой Ксения одарила сидящих за столом ордината при приветствии. И пусть ей снова пришлось занять место за столом так далеко от ордината, но хотя бы и подле Марии, но зато она не могла не улыбаться, вспоминая выражение глаз Владислава, когда он окинул ее взглядом с ног до головы, и тот обжигающий спину взор, который она ощущала, пока шла к своему месту от стола ордината.
После ужина к Ксении и Марии подошел пан Добженский, предложил свою помощь, чтобы перейти в большую залу, а после, когда последняя отлучилась ненадолго, обратился к Ксении:
— Думаю, пани Катаржина не откажет мне в чести повести ее в генсии?
— Увы, пан Тадеуш, но я держу пост, и мне не пристало плясать в дни говения, — отводя глаза от его пристального взгляда, отказалась Ксения.
— Только пану ординату нет отказа? — спросил Добженский, криво улыбаясь, намекая на тот генсий, в котором вел Владислав Ксению в ее первый вечер в Замке. — Что ж, понимаю. А принять участие в катании пани тоже не велит греческий закон?
— Катании? — и в памяти Ксении тотчас возникло: морозный день, ветер в лицо и тихий довольный смех Владислава. «…Тебе не боязно, моя драга?…» И горячие поцелуи под снежным вихрем.
— Следующим утром выезжаем со двора. Ты ведь помнишь, как то было?
Нет нужды спрашивать, едва не проговорила вслух Ксения, конечно, она помнила. Как помнила почти каждый день из той жизни, мгновения которой так не берегла и не ценила ранее. Истинные драгоценные камни в ларце ее воспоминаний…
Подошедшая Мария избавила ее от необходимости давать ответ пану Тадеушу, который, так и не получив ответа, спустя некоторое время отошел от женщин к кружку паненок и вывел из него одну, поведя ту в мазуре по зале. А Ксения уже искала глазами среди шляхты, собравшейся в зале, Владислава. Она видела, как он вел в генсии панну в платье цвета темного смарагда, а после потеряла его из вида.
Мелькнула седовласая голова пана Сапеги, и Ксения скользнула взглядом по шляхтичам, что окружали того, а после — дальше, к возвышению в конце залы, куда уже поднимался Владислав по ступеням, ведя под руку своего дядю и что-то говоря тому чуть ли не в ухо. Она тут же двинулась к ним, позабыв даже что-либо сказать Марии, стала протискиваться, то и дело извиняясь и раскланиваясь. Владислав уже отходил от кресел на возвышении, в одно из которых он усадил уставшего бискупа, когда она предстала перед ним, разрумянившаяся от спешки.
— Пан ординат, — опустилась Ксения перед ним, подобрав юбки. Владислав коротко кивнул в ответ. — У меня просьба к пану ординату. Я пришла к пану просить свою награду.
— Награду? — переспросил Владислав, до того глядевший куда угодно лишь бы не ей в лицо. Но ее слова заставили его обратить на нее внимание, что не могло не порадовать Ксению. Она заметила краем глаза, как склонился в их сторону бискуп, желавший расслышать среди музыки и гвалта голосов их разговор.
— Награду, — повысила она голос, чтобы тот мог распознать каждое слово, а значит, в случае неуспеха прийти ей на помощь. — Я стала первой в стрельбе, коли пан ординат запамятовал. И пан обещался достойно отплатить мне по выигрышу моему. Быть может, он сможет это сделать, исполнив мою просьбу.
— И что же желает пани? — холодно спросил Владислав, чувствуя, как его верно загоняют в ловушку, но заинтригованный той игрой, на которую она так смело ныне решилась.
— Следующим утром — катание в санях. Я бы желала разделить его с паном ординатом.
Ксения смело встретила его взгляд, не отвела глаза, как ни дрожала ее душа от страха, что он сейчас откажет ей. А потом в их темноте мелькнуло что-то, едва уловимое взгляду. Что-то, что на миг смягчило линию его губ, расслабило напряженные черты лица. Да, торжествующе подумала Ксения, вспоминай то, что было тогда, вспоминай! Ибо только эти воспоминания о том обжигающем огне, что некогда горел в наших душах и телах способны растопить тот лед, которым было сковано ныне его сердце.