— Вот забавно будет, если окажется, что ты маньяк, приятельствующий с моим старым другом Гарри Поттером, — хмыкнула Гермиона, отхлебывая терпкий горячий отвар.
— А Гарри Поттер и тебя хочет прикончить? Я думал, он преследует только Темного Лорда.
— Не знаю, — Гермиона сделала еще один глоток. — Плети для меня? — помолчав, спросила она.
— Разумеется. Я предупреждал, что поначалу будет довольно неприятно.
— Я и не спорю. — Она чихнула.
— Давай начинать, — Тэо забрал у обнаженной ведьмы пустую плошку, — а то и вправду схватишь простуду. Пошли. Фигурка, к слову, неплохая.
— Спасибо, — ежась, буркнула Гермиона.
Он подвел ее к столбу и нагнулся, подбирая с земли кандалы.
Женщина вздохнула и протянула руки. В ее голове было странно пусто, казалось, разум отказывался участвовать в подобном мероприятии. И хорошо. Красная магия и рассудок — субстанции несовместимые…
Металл оказался ледяным и тяжелым.
Покончив с оковами, Тэо осторожно вытащил из волос своей покорной жертвы серебряный гребень. Густые каштановые локоны рассыпались по плечам. Он отбросил гребень на ворох одежды и, отойдя, склонился над пледом.
— Стань лицом к столбу.
— И сколько же ударов ждет доверчивую глупую девочку? — спросила Гермиона, отворачиваясь и прижимаясь к холодному шершавому дереву. Почему‑то происходящее не пугало ее настолько, насколько, пожалуй, должно было. Внутри плясал какой‑то своеобразный страх: замешанный на любопытстве, он едва ли не возбуждал ее.
— Начнем с двухсот.
Боль прошлась по спине обжигающей полосой. Гермиона вжалась в холодное дерево. След на коже пылал, будто все нервные окончания разом прильнули к этому месту. Но вот что‑то рассекло воздух вновь, и еще один жгучий удар лег на ее спину, перекрещивая первый. Кончик хлыста, которым орудовал Тэо, ожег руку. Гермиона впилась зубами в губу.
Три, четыре, пять… Он что, стегает до кости? По ощущениям очень на то похоже! Шесть.
Она дергалась от каждого нового взмаха, но упорно молчала, крепко стиснув зубы. Казалось, всё вокруг уже должно быть в крови.
Новый удар плети неожиданно прошелся по ногам чуть выше сгибов колен. Гермиона взвыла и, словно подкошенная, сползла на землю, обнимая столб. Под ногтями остались кусочки коры и мха.
Воздух свистнул как‑то иначе, и новая боль, иная, впилась своими когтями в ее тело.
Кажется, теперь это был пучок розог. Гермиона изо всех сил сжимала деревянный столб и боялась повернуться, всем телом съеживаясь от каждого нового хлесткого удара, от каждого свистящего звука, означающего приближение боли.
Прутьев было несколько, около пяти. Тонкие, упругие и гибкие, они рассекали воздух и с каждым новым взмахом причиняли всё больше и больше страданий — особенно, когда попадали на уже израненные хлыстом участки.
…Когда же это кончится?..
Кровь пульсировала в теле, изнутри горячими волнами омывая истерзанные места. Всё пылало, и сам воздух вокруг, казалось, накалился. Еще, еще и еще. В этом было что‑то дурманящее, страшное и… вожделенное?
Она ждала каждого нового удара.
Жар во всем теле, тишина, разрезающий воздух свист — взрыв адреналина, обжигающий удар и новый прилив крови, жжения и жáра; жар снова расползается всюду, тело горит и печёт, и вот опять свист — все мышцы напрягаются и сжимаются — и огненный жар снова сужается до одной жгучей полосы, прорезающей кожу. Замершее сердце опять пускается с места в карьер, чтобы резко ухнуть в пустоту, замереть — в ожидании нового свистящего звука, рассекающего и воздух, и нервы, и плоть.
От очередного удара, на этот раз по самому низу спины, сидящая на земле Гермиона выгнулась назад, резко выдыхая разгорячившийся ночной воздух. К боли стало примешиваться что‑то еще. Она почти жаждала нового взмаха хлыста. Если Тэо делал долгие паузы — ведьма чувствовала неудовлетворенность, а жар слишком сильно разбегался, воспламеняя ее всю.
Но истязатель быстро положил конец этой извращенной жажде. Отбросив розги, он взял с клетчатого пледа небольшой кнут — и первый же удар заставил Гермиону взреветь и позабыть о всяком подобии наслаждения.
Кнут состоял из короткой деревянной рукоятки с плетенным кожаным столбцом и медным колечком на конце; к этому колечку крепился ремешком «хвост»: длиной около двух футов, сделанный из широкого ремня толстой сыромятной кожи, выделанного желобком и загнутого на конце когтем. Этим‑то «хвостом», твердым как кость, Тэо и наносил новые удары. И каждый глубоко пробивал тело пленницы: кровь теперь действительно лилась ручьями, а кожа на спине жертвы стала отставать кусками, вместе с мясом.
Гермиона пыталась забиться за столб — но лишь получила болезненные раны на руках и бедрах. Ей казалось, что она расстается с реальностью, что всё ее существо превратилось в одну единую болезненную гематому. Ни трансгрессировать, ни применить магию, ни просто вырваться и убежать…
Она теряла сознание. Отключалась на целые минуты, снова приходила в себя. Тошнота смешивалась со жгучей болью, всё тело будто пульсировало, перед глазами плыли мерцающие разводы, окрашенные в лиловый и пурпур. Она чувствовала выступающую испарину, и к наполнявшему воздух дурманному аромату крови примешивался запах пота. Ноги немели, земля уходила прочь или уносилась вверх. Несчастная снова осела на землю, уже почти полностью расставшись с пульсирующей действительностью. Только очередной хлесткий удар выводил ее из транса приступом ядовитой боли, пропитывающей своими испарениями всё ее существо.
Неожиданно экзекуция прекратилась. Тэо подошел к Гермионе.
Она, вынырнувшая на миг из своего дурмана, чувствовала тошноту и головокружение, готова была вот–вот окончательно потерять связь с реальностью, и всем своим существом мечтала об этом.
Внезапно ведьму окатило ледяной водой: стекая с головы, струи будто превращались в кипяток, попадая на многочисленные раны. От этой неожиданности женщина широко распахнула глаза.
Порыв ледяного ветра обдал ее пронизывающим холодом.
Тэо поднял палочку, и какое‑то заклятие вздернуло на высоту роста ее кандалы, заставив подняться на ноги.
Он вскинул руку и надавил на ее подбородок плетью арапника.
— Довольно, — слабо, одними губами прошептала Гермиона, и это были первые ее осмысленные слова с момента начала экзекуции.
— Вот этого‑то я ждал, — усмехнулся Тэо. Отступил и с неожиданным остервенением замахнулся вновь, опуская бич на беззащитные грудь и живот своей пленницы.
Вскоре он опять сменил орудие пытки — теперь семихвостая плеть безжалостно гуляла по всему телу Гермионы.
«Только бы опять не взял кнута!» — в ужасе подумала женщина, которую несколько освежил ледяной душ, и тут очередной удар пришелся аккурат на ее сосок, и от боли леди Малфой позабыла обо всем на свете.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});