— Но ведь это означает… Что Гарри мой кузен!
— Сводный. Именно так.
— Мерлин Великий… Это же… Но это… О!..
— Вот и я тогда был поражен не меньше и просто торжествовал. Я уверил Петунью, что ее ребенку, равно как и его потомкам не грозит «магическая зараза», и она осталась мне безмерно признательна и благодарна на всю свою жизнь.
— Но как же она может нормально воспринимать тебя после того, как узнала, что ты убил ее сестру?! — изумилась Гермиона.
— Не думаю, что Петунья Дурсль когда‑нибудь отождествляла меня с тем «злым волшебником», о котором писал ей Дамблдор и коего то и дело, наверное, поминал при ней Гарри Поттер. Представляясь ей, я сказал, что приближенные, обыкновенно, называют меня «Темным Лордом» — тогда как Дамблдор и его юный друг предпочитали трепать почем зря мое имя. Петунья Дурсль знает, что ее сестра пала от руки некоего злого колдуна Волдеморта, и питает бесконечную признательность к любезному волшебнику, некогда столь самоотверженно развеявшему ее самый страшный кошмар. Для чего он это сделал — ей было абсолютно безразлично. А я отправился дальше совершенствовать свое вновь обретенное оружие.
Ведь Кигнус Блэк был тогда еще жив…
Я узнал от него всю правду. О его романе с магглой, о том, как он бросил ее с ребенком. О том, как узнал, что их дочь была зачислена в Хогвартс, и испугался, что, когда та подрастет, мать расскажет ей о ее прошлом. Он явился наложить заклятие на миссис Эванс и увидел в ее сознании, что та действительно собиралась мстить ему за обиду с помощью дочери. Но юная Лили не успела узнать тайну своего происхождения. Кигнус решил не рисковать и отравил миссис Эванс. Она вскоре умерла.
Втайне он продолжал следить за Лили и знал, что та после школы стала женой лучшего друга его племянника. Хорошо хоть не выскочила замуж за самого Сириуса… С него бы сталось… Это была сильная ведьма, и мистер Блэк очень боялся скандала…
Вооруженный этими данными, я и сделал окончательный выбор из двух мальчиков в пользу куда более интересного, имеющего ко мне больше отношения. Сестра одного из моих преданных слуг — одно, а сводная сестренка матери моего ребенка, да еще с такой занятной историей — совсем иное. И я решил начать с Поттеров.
В то время на свет уже появился их сын.
Однако у меня были и другие дела. Я медлил. Медлил до тех пор, пока Дамблдор внезапно не стал проявлять подозрительной заботы о безопасности двух интересующих меня семей.
Он использовал заклинание Доверия, но буквально через две недели после этого ко мне в руки попал Хвост, и секрета не стало.
Мне стоило задуматься над тем, почему Дамблдор позволил этому олуху стать Хранителем Тайны тех, кого так хотел уберечь, почему он не запечатал тайну в собственном сердце, тем по–настоящему обезопасив своих подопечных. Он мог бы сделать их убежище недоступным для меня до самой своей смерти — но не пожелал. Стоило заподозрить в этом ловушку.
Хранителем Тайны Лонгботтомов, которых Дамблдор так же неожиданно, как и Поттеров, внезапно решил надежно укрыть как‑то в середине осени через полтора с лишним года после того, как услышал пророчество, была выбрана почтенная матушка Фрэнка, Августа. Ей повезло, что я не успел заняться ею. Заклинание Доверия — лишь иллюзия безопасности, коль Хранитель Тайны не может надежно за себя постоять. Августа Лонгботтом была, разумеется, более сложной задачей, нежели старина Хвост — возможно, было даже проще попросту убить ее и постараться найти Лонгботтомов до того, как заклинание наложат вновь. Разбираться с этой задачей я поручил братьям Лестрейндж, Рабастан некогда был однокурсником Августы, тогда еще Флинт, и они не плохо общались. Впрочем, им не удалось ничего вытянуть у нее, и, если бы с моим исчезновением Лонботтомы не возомнили себя свободными и не покинули убежища, глядишь, четверо вернейших моих слуг смогли бы избежать заключения в Азкабане. Немудрено, что они кинулись именно к этим двоим за ответами на свои вопросы, ответами, которых те дать не могли — ибо, как и многие другие, были лишь марионетками в руках Дамблдора и его идей.
Хэллоуинская катастрофа — целиком и полностью моя глупая оплошность. Следовало на многое обратить внимание. И на выбор доступных и слабых Хранителей, и на сам факт этого внезапного создания мудреной защиты: будто Дамблдор устал ждать моей реакции на пророчество и начал подталкивать меня, указывая, что эти люди действительно опасны, раз их укрывают и прячут столь усердно. Наш общий друг Северус поведал ему о моих изысканиях касательно Поттеров и Лонгботтомов еще незадолго до заветного июля, столь плодовитого на опасных для меня младенцев. Он говорил со мной, потом он пошел к Дамблдору. Этот проныра был влюблен в мать Гарри Поттера. Мои вопросы касательно ее персоны открыли ему глаза на то, чью жизнь своим доносом он поставил под угрозу, и с тех пор Северус старался сделать всё, чтобы спасти Лили Поттер. Он зародил в Дамблдоре надежду использовать эту ситуацию в борьбе со мной. Но старый интриган бесконечно долго медлил с надлежащей защитой — а я тем временем копался в прошлом двух интересующих меня семейств. Но не делал шага, которого ожидал старик. Наложением заклинания Доверия он наделся подстегнуть меня к действиям и приходиться признать, что ему это удалось. Я допустил непростительный промах. И поплатился за него.
Отправляясь в тот Хэллоуин в Годрикову Впадину, я собирался не просто убить опасного ребенка, но создать при этом Хоркрукс. Чтобы не расходовать душу понапрасну.
Я нес с собой для этого меч Годрика Гриффиндора. Но, как ты знаешь, всё пошло прахом. И даже мой меч, с таким трудом добытый, достался Дамблдору. О том, как во время незаконченного ритуала частица моей души вселилась в мою же волшебную палочку, но не была там запечатана, и как мне удалось скрыться, я уже рассказывал тебе когда‑то.
Я должен был быть внимательнее с Лили Поттер. Признаюсь, я посчитал, что сломил ее в ту ночь, что она позволит мне убить ребенка, и я смогу удовлетворить смиренную просьбу Северуса и сохранить ей жизнь.
Впрочем, это наш общий друг мне уже простил. После того, как я отдал ему свое воспоминание о том вечере. — Волдеморт странно улыбнулся.
— Какое воспоминание?
— Очень занятное, — прищурился Тот–Кого–Боялись–Называть. — Во флаконе с сиреневой пробкой. Думаю, Северус всё еще хранит его у себя, и, наверное, тут, в замке — сомнительно, чтобы он отнес его в дом, который делит с Нарциссой. Оно раскрыло ему Лили Поттер с новой стороны.
Заметь, как занятны превратности судьбы, Кадмина. Северус, с детства влюбленный в Лили Эванс, безошибочно почувствовал ее кровь в Нарциссе Блэк. Его с самого начала словно магнитом тянуло к этой женщине — и он даже признает, что она всегда чем‑то неуловимым напоминала ему Лили. А ведь Северус понятия не имеет о том, что у этих женщин один отец.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});