Вскоре он опять сменил орудие пытки — теперь семихвостая плеть безжалостно гуляла по всему телу Гермионы.
«Только бы опять не взял кнута!» — в ужасе подумала женщина, которую несколько освежил ледяной душ, и тут очередной удар пришелся аккурат на ее сосок, и от боли леди Малфой позабыла обо всем на свете.
…Когда не осталось уже ни времени, ни пространства, она снова услышала далекий голос.
— А вот теперь довольно, — изрек откуда‑то Тэо, и заклятие, державшее Гермиону в воздухе, исчезло.
Она со стоном повалилась на высохший валежник. В нос ударил запах затхлой хвои. Жаркая пульсирующая боль наполняла каждый дюйм тела.
«Неужели, всё?»
Тэо перевернул ее ногой — яркая луна ударила по глазам обжигающим светом. Мучитель присел на корточки и просунул руку под ее затылок, приподнимая голову.
— Теперь нужно немного разозлиться, — сказал он.
Гермиона медленно выдохнула — боль сводила всё тело, от глубоких вдохов его еще сильнее пронзало огнем — и ее уста искривила дикая, немного животная улыбка.
— Или так, — удовлетворенно сказал маг, выпрямляясь и доставая палочку. — А сейчас я трансфигурирую тебя в волчицу.
В голове не взорвался фонтан мыслей: она только лежала, неглубоко и мерно дыша, обдуваемая холодным ветром, и чувствовала, как под прицелом его палочки тело начинает меняться, искривляться; как кожу пробивает жесткая щетинистая шерсть, как изгибаются кости и суставы.
Трансфигурация человека в животное — процесс очень сложный, куда труднее анимагии. Ведь в последнем случае осуществляется превращение с задействованием энергетического уровня, волшебник принимает форму того животного, которое ближе ему самому, образ которого у него в крови. Кроме того, способность к анимагии есть не у каждого и ее нужно развивать в себе годами… При трансфигурации же следует изменить, с анатомической точностью, каждую клеточку тела, каждый нерв, каждый дюйм… Изменить всё внутри и снаружи так, чтобы новый организм работал, жил.
Новый…
Боль потихоньку отступала, как и пронизывающий холод. Мир вокруг преобразился. Не было уже так темно, она видела дальше и четче, контуры деревьев вырисовывались далеко–далеко за спиной волшебника, направлявшего на нее свою палочку. Земля перестала быть ледяной. Ночь — мертвенно тихой. Миллионы звуков наполнили ее: близких и далеких, приглушенных и громких. И миллионы запахов.
Только сейчас Гермиона поняла, как она голодна.
Одним рывком поджарого мускулистого тела молодая волчица вскочила со спины на лапы и ощерила свою клыкастую пасть. Палочка Тэо вспыхнула ярким пламенем, которое рассыпалось фонтаном искр, больно ударив по нервам и глазам. Гермиона отскочила в сторону.
Метнулась к лесу.
И побежала, на ходу набирая скорость: совершенно немыслимую, безудержную — вокруг мелькали, словно пятна, силуэты деревьев и кустов, но она не врезалась в них, легко разбирая дорогу в кромешной темноте.
Внезапно Гермиона поймала запах. Острый и дурманяще–приятный, не такой, как все остальные. Остановилась. Широко раздула ноздри влажного шершавого носа.
Рядом с ней было открытое пространство, и то, что она слышала оттуда, чем‑то отличалось от всех остальных звуков ночного леса. Рядом была вода. И с шумом ее смешивалось звучание лакающих языков, слышались сердцебиение и ток крови, бегущей по венам.
Спазм сдавил горло.
Здесь, прямо вокруг нее, пахло земляными запахами гнили, мха, смолы, вечнозеленых растений; где‑то витал теплый, но очень резкий аромат мелких грызунов, копошащихся внизу, у корней. Ветер приносил запах воды.
Она присела и сфокусировалась на ароматах у ручья, где вскоре нашла тот, который сопровождал биение сердца и ток крови. И еще один запах, сильный и терпкий, более мощный, чем остальные, и очень неприятный. Гермиона сморщила нос.
Она задумалась, ее глаза всё еще были закрыты. Молодая волчица вслушивалась, потягивая носом воздух.
Ее снова опалил голод. В сознание вторгался аромат — теплый и острый. Рот наполнился слюной, Гермиона распахнула глаза.
Она позволила себе идти за запахом к месту, откуда он исходил. Тело машинально подалось вперед. Притаившись в кустах высохшего папоротника, разместившегося между деревьями, она увидела крупного лося с огромными ветвистыми рогами. Возглавляя четырех других, он медленно вел их через лес на восток.
Гермиона сосредоточилась на запахе одного из зверей, на его шее, где пульсация крови ощущалась наиболее сильно. Всего десять ярдов разделяли их. Два или три прыжка. Она приготовилась, ее мускулы напряглись.
Ветер переменился и усилился, дуя с юга. Мчась меж деревьями, Гермиона не прерывалась для раздумий, стараясь не отвлекаться. Теперь дикое рычанье, вырвавшееся из ее собственной пасти и перешедшее в протяжный вой, было таким неожиданным, что она замерла в полупрыжке. Это вывело ее из равновесия, и секунду волчица приходила в себя, пытаясь взять голод под контроль, несмотря на то, что он нарастал.
Ветер обдул ее лицо ароматом сырой земли и приближающегося снегопада, освобождая от влияния запаха, который был поистине великолепным. Гермиона снова вскинулась и одним быстрым прыжком выскочила из кустов на небольшого детеныша лося, отставшего от группы, испуганной ее рыком.
Зубы безошибочно отыскали горло — вонзить в него клыки было так легко: словно стальные лезвия, они прорезали шерстку, жир и сухожилия, будто всего этого вовсе не было там. Разрывая плоть, Гермиона стала глотать, почти не жуя, большие куски мяса, удивительно вкусного; разгрызать и крошить молодые кости несчастного животного. Оно умерло почти сразу.
И вскоре волчица поглотила его.
Казалось, она не насытилась этим небольшим зверем: когда от него уже ничего не осталось, нос всё еще жадно ловил запах сырого мяса на обагренной кровью земле.
Гермиона отошла к ручью и стала жадно пить холодную, пахнущую тиной воду…
…Тэо сидел у самого костра на клетчатом пледе и курил, прислонившись спиной к поваленному дереву. Светало. Лес из черного стал сизым, крепчал утренний мороз. Пошел легкий, почти невесомый снег.
Гермиона вышла на опушку и медленно подошла к волшебнику. Тот поднял руку, потрепал ее по холке.
— Наелась?
Гермиона заскулила.
— Хорошая девочка.
Он выбросил в костер недокуренную сигарету и вытащил палочку. Ведьма закрыла глаза. Она чувствовала, как снова изменяются все ее кости, как становится эластичной кожа и втягивается вовнутрь шерсть, как трасфигурируется всё там, в глубине… Почему‑то было совсем не страшно, что он что‑то сделает неправильно и навредит ей…
Действительность теряла запахи: они угасали и вскоре исчезли совсем. Приглушенными стали звуки утреннего леса. Гермиона шевельнулась, открыла глаза, будто немного ослепшие — таким плохим было ее зрение в сравнении с зоркостью волка. Мир опять преобразился. И стало еще холоднее.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});