я узнал, тут-то я на него, на святой, и налёг по-приятельски: “Подавай двадцать пять тысяч, не то завтра обревизуют”; так, представьте, у него только тринадцать тысяч тогда нашлось, так что он, кажется, теперь очень кстати помер…» Этот старичок Тарасевич, услышав про девочку
Берестову Катишь в соседней могиле, тут же оживился, голос его плотоядно дрожать начал, и именно он предложил-потребовал, чтобы Катишь первая начала «обнажаться и заголяться».
Тарасевичева Антонида Васильевна (бабушка)
«Игрок»
Больная богатая московская барыня, от которой Генерал ждёт наследства, чтобы жениться наконец на m-lle Blanche и раздать долги. Но вместо известия о смерти «бабуленьки», сообщает Алексей Иванович, она прикатила в Рулетенбург сама: «Да, это была она сама, грозная и богатая, семидесятипятилетняя Антонида Васильевна Тарасевичева, помещица и московская барыня, la baboulinka, о которой пускались и получались телеграммы, умиравшая и не умершая и которая вдруг сама, собственнолично, явилась к нам как снег на голову. Она явилась, хотя и без ног, носимая, как и всегда, во все последние пять лет, в креслах, но, по обыкновению своему, бойкая, задорная, самодовольная, прямо сидящая, громко и повелительно кричащая, всех бранящая, ну точь-в-точь такая, как я имел честь видеть её раза два, с того времени как определился в генеральский дом учителем. Естественно, что я стоял пред нею истуканом от удивления. Она же разглядела меня своим рысьим взглядом ещё за сто шагов, когда её вносили в креслах, узнала и кликнула меня по имени и отчеству, что тоже, по обыкновению своему, раз навсегда запомнила. “И эдакую-то ждали видеть в гробу, схороненную и оставившую наследство, — пролетело у меня в мыслях, — да она всех нас и весь отель переживёт! Но, Боже, что ж это будет теперь с нашими, что будет теперь с генералом!”…» И, действительно, «бабуленька» увлеклась рулеткой и проиграла в несколько дней почти всё своё состояние, повергнув наследника генерала и всю его «свиту» в шок. Правда, в финале романа выяснилось, что кое-какие капиталы у неё остались, так что наследникам кое-что после смерти её всё же перепало.
Татьяна Ивановна
«Село Степанчиково и его обитатели»
Сумасшедшая с полумиллионом приданного. Егор Ильич Ростанев, говоря о ней племяннику Сергею Александровичу, представляет Татьяну Ивановну, с подачи генеральши Крахоткиной, родственницей: «Ну, и наконец, гостит у нас, видишь ли, одна Татьяна Ивановна, пожалуй, ещё будет нам дальняя родственница — ты её не знаешь, — девица, немолодая — в этом можно признаться, но… с приятностями девица; богата, братец, так, что два Степанчикова купит; недавно получила, а до тех пор горе мыкала. Ты, брат Сережа, пожалуйста, остерегись: она такая болезненная… знаешь, что-то фантасмагорическое в характере. Ну, ты благороден, поймёшь, испытала, знаешь, несчастья. Вдвое надо быть осторожнее с человеком, испытавшим несчастья!..» Сам Сергей, осматривая чуть позже гостей за чайным столом, был, конечно, поражён видом этой женщины, которую генеральша и Фома Опискин прочили в жёны полковнику Ростаневу: «Наконец, и, может быть, всех более, выдавалась на вид одна престранная дама, одетая пышно и чрезвычайно юношественно, хотя она была далеко не молодая, по крайней мере лет тридцати пяти. Лицо у ней было очень худое, бледное и высохшее, но чрезвычайно одушевлённое. Яркая краска поминутно появлялась на её бледных щеках, почти при каждом её движении, при каждом волнении. Волновалась же она беспрерывно, вертелась на стуле и как будто не в состоянии была и минутки просидеть в покое. Она всматривалась в меня с каким-то жадным любопытством, беспрестанно наклонялась пошептать что-то на ухо Сашеньке или другой соседке и тотчас же принималась смеяться самым простодушным, самым детски-весёлым смехом. Но все её эксцентричности, к удивлению моему, как будто не обращали на себя ничьего внимания, точно наперёд все в этом условились. Я догадался, что это была Татьяна Ивановна, та самая, в которой, по выражению дяди, было нечто фантасмагорическое, которую навязывали ему в невесты и за которой почти все в доме ухаживали за её богатство. Мне, впрочем, понравились её глаза, голубые и кроткие; и хотя около этих глаз уже виднелись морщинки, но взгляд их был так простодушен, так весел и добр, что как-то особенно приятно было встречаться с ним…»
Вокруг полумиллионного приданного Татьяны Ивановны идёт напряжённая борьба, гости Степанчикова Мизинчиков и Обноскин с маменькой даже задумали украсть-увезти богатую невесту, а Обноскину это даже сделать удалось, но похитителя догнали. Как раз во время погони рассказчик вспоминает-пересказывает биографию Татьяны Ивановны: «Бедный ребёнок-сиротка, выросший в чужом, негостеприимном доме, потом бедная девушка, потом бедная дева и наконец бедная перезрелая дева, Татьяна Ивановна, во всю свою бедную жизнь испила полную до краев чашу горя, сиротства, унижений, попрёков и вполне изведала всю горечь чужого хлеба. От природы характера весёлого, восприимчивого в высшей степени и легкомысленного, она вначале кое-как ещё переносила свою горькую участь и даже могла подчас и смеяться самым весёлым, беззаботным смехом; но с годами судьба взяла наконец своё. Мало-помалу Татьяна Ивановна стала желтеть и худеть, сделалась раздражительна, болезненно-восприимчива и впала в самую неограниченную, беспредельную мечтательность, часто прерываемую истерическими слезами, судорожными рыданиями…» Мечтала бедная девушка, конечно, о женихах-принцах, да всё напрасно, как вдруг на неё свалилось нежданное огромное наследство, что окончательно помутило её мечтательный ум. Она начала играть роль невесты всерьёз: «Беспрерывно привозились новые наряды, кружева, шляпки, наколки, ленты, образчики, выкройки, узоры, конфекты, цветы, собачонки. Три девушки в девичьей проводили целые дни за шитьём, а барышня с утра до ночи, и даже ночью, примеряла свои лифы, оборки и вертелась перед зеркалом. Она даже как-то помолодела и похорошела после наследства. До сих пор не знаю, каким образом она приходилась сродни покойному генералу Крахоткину. Я всегда был уверен, что это родство — выдумка генеральши, желавшей овладеть Татьяной Ивановной и во что бы ни стало женить дядю на её деньгах…» В «Заключении» сообщается, что сумасшедшая «невеста-миллионерша» умерла скоропостижно «три года назад»: «Она удивила всех здравомыслием своего завещания: кроме Настенькиных тридцати тысяч, всё остальное, до трёхсот тысяч ассигнациями, назначалось для воспитания бедных сироток-девочек и для награждения их деньгами по выходе из учебных заведений…»
Впоследствии, в «Бесах», Достоевский вернётся к образу полубезумной романтически настроенной героини и усложнит его в Марье Лебядкиной.
Творогов Иван Ильич
«Чужая жена и муж под кроватью»
Один из любовников Глафиры Петровны Шабриной — «молодой человек в бекеше». Иван Андреевич Шабрин, выслеживая жену возле дома, где, предположительно, у неё проходит свидание, обращается за