Читать интересную книгу Противостояние - Стивен Кинг

«ГРОССБУХ». След кроссовки или теннисной туфли. Означает ли второе, что обнаружено первое? Разумеется, нет. Но откуда такая уверенность? Наверняка знать этого нельзя, и это чистая и жуткая правда.

Он вернул плиту на место и унес «ГРОССБУХ» в спальню. Положил под подушку рядом с пистолетом «смит-вессон», думая, что должен его сжечь, зная, что никогда этого не сделает. Между корочками переплета сосредоточилось все лучшее, что он написал за свою жизнь, единственный текст, рожденный верой и устремлениями души.

Он лег, смирившись с бессонной ночью, которая ожидала его. Мозг лихорадочно перебирал возможные тайники. Под половицей? У дальней стенки буфета? Или воспользоваться старым трюком – поставить на книжную полку, на самом виду, между сборником укороченных романов «Ридерз дайджест» с одной стороны и «Женщиной от А до Я» Марабел Морган – с другой? Нет, слишком смело. Так он не сможет спокойно покинуть дом. Как насчет сейфовой ячейки в банке? Нет, не пойдет. Ему хотелось, чтобы дневник всегда был под рукой.

Наконец он начал погружаться в дрему, и его мозг, освобожденный близостью сна от жестких рамок сознания, поплыл без руля и ветрил, словно подгоняемый ветром пинг-понговый шарик по воде. Гарольд думал: Его надо спрятать, это точно… если бы Фрэнни лучше прятала свой… если бы я не прочитал о том, что она в действительности думала обо мне… ее лицемерие… если бы она…

Гарольд сел, с его губ сорвался короткий крик, глаза широко раскрылись.

Он сидел долго, и через какое-то время его начала бить дрожь. Она узнала? Это был отпечаток обуви Фрэн? Дневники… журналы… гроссбухи…

Наконец Гарольд снова лег, но уснул еще не скоро. Он пытался вспомнить, носила ли Фрэн Голдсмит кроссовки или теннисные туфли. И если носила, как выглядели оставленные ими следы.

Рисунки подошвы, рисунки души. Когда Гарольд наконец заснул, ему привиделось что-то тревожное, и он жалким голосом вскрикнул в темноте, словно пытаясь отогнать все то, что уже пустил внутрь навсегда.

Стью пришел домой в четверть десятого. Фрэн свернулась калачиком на их двуспальной кровати, одетая в одну из его рубашек, доходившую ей почти до колен, и читала книгу «Пятьдесят полезных растений». Она вскочила, как только он вошел.

– Где ты был? Я беспокоилась!

Стью пересказал ей идею Гарольда найти матушку Абагейл, чтобы потом они могли хотя бы приглядывать за ней. Про священных коров он не упомянул. Расстегивая рубашку, закончил:

– Мы бы взяли тебя с собой, детка, но я не знал, где тебя искать.

– Я ходила в библиотеку.

Она наблюдала, как он снимает рубашку и кладет в сетчатый мешок для грязного белья, который висел на двери. У него хватало волос и на груди, и на спине, и она вдруг подумала, что всегда считала волосатых мужчин отталкивающими, пока не встретила Стью. Наверное, поглупела от радости, вызванной его возвращением, и теперь в голову лезла всякая чушь.

Гарольд прочитал ее дневник, она это знала. И ужасно боялась, что он может хитростью остаться со Стью наедине и… ну, что-то с ним сделать. Но почему теперь, сегодня, буквально сразу после того, как она узнала про дневник? Если Гарольд так долго не будил спящую собаку, возможно, он вообще не собирается ее будить? И не следовало ли предположить, что Гарольд, прочитав ее дневник, понял, что с ней ему ничего не светит? Да, после того как стало известно об исчезновении матушки Абагейл, она была готова определять грядущие беды по куриным потрохам, но ведь Гарольд прочитал ее дневник, а не признания в совершении преступлений. И расскажи она Стью о том, что выяснила, выставила бы себя полной идиоткой, а Стью разозлился бы на Гарольда… и, возможно, на нее, за то, что она так глупо себя повела.

– Никаких следов, Стью?

– Никаких.

– А что Гарольд?

Стью снимал штаны.

– Потрясен. Огорчился, что его идея не сработала. Я пригласил его на ужин, когда он захочет. Надеюсь, ты не возражаешь. Знаешь, я действительно думаю, что он может мне понравиться. Ты бы никогда не убедила меня в этом в тот день, когда я встретил вас двоих в Нью-Хэмпшире. Или я погорячился, пригласив его?

– Нет, – ответила она, а после долгой паузы добавила: – Нет, я бы хотела, чтобы у нас с Гарольдом наладились отношения. – И подумала: Я сидела дома, воображая, будто Гарольд планирует выбить Стью мозги, а Стью приглашает его на ужин. Необоснованные страхи беременной женщины – это вам не пустые разговоры.

– Если матушка Абагейл не объявится до завтрашнего дня, думаю, я предложу Гарольду вновь поехать со мной на ее поиски.

– Я бы тоже хотела поехать, – быстро сказала Фрэн. – Есть и другие, кто убежден, что вороны ее кормить не будут. Дик Воллман. Ларри Андервуд.

– Отлично. – Он улегся рядом на кровать. – Слушай, а что у тебя под этой рубашкой?

– Такой большой и сильный мужчина, как ты, мог бы это выяснить без моей помощи.

Он и выяснил. Под рубашкой у нее ничего не было.

На следующий день в восемь утра поисковая группа выехала из города в составе шести человек: Стью, Фрэн, Гарольд, Дик Воллман, Ларри Андервуд и Люси Суонн. К полудню число людей увеличилось до двадцати, а к сумеркам (до этого успел пролиться дождь, и над предгорьями сверкали молнии) уже человек пятьдесят прочесывали кусты к западу от Боулдера, переходили вброд речушки, спускались в каньоны и осматривали их от начала до конца, поддерживая связь по рации.

Вчерашнее принятие неизбежного постепенно сменилось смирением с худшим. Несмотря на могучую силу снов, благодаря которым матушка Абагейл приобрела в Зоне полубожественный статус, в вопросах выживания люди оставались реалистами: старой женщине далеко за сто, и она, вероятно, провела ночь под открытым небом. А теперь надвигалась вторая ночь.

Мужчина, который пришел в Боулдер из Луизианы и привел с собой двенадцать человек, сформулировал эту мысль наилучшим образом. Он прибыл со своими людьми накануне в полдень. Когда ему сказали, что матушки Абагейл нет, этот мужчина, Норман Келлог, бросил бейсболку с эмблемой «Астр»[172] на землю и воскликнул: «Это все моя гребаная удача… кого вы послали на ее розыски?»

Чарли Импенинг, ставший, по существу, штатным предрекателем бед Свободной зоны (именно он распространял радостные новости о первом снеге в сентябре), начал говорить, что уход матушки Абагейл – сигнал к всеобщему уходу. В конце концов, Боулдер расположен чертовски близко. Близко к чему? Не важно, все знают к чему, и Нью-Йорк или Бостон представляются Чарли, сыночку Мавис Импенинг, гораздо более безопасным местом. Поддержки он не нашел. Люди устали и предпочитали оседлую жизнь. Если бы до наступления холодов не удалось восстановить подачу электроэнергии, тогда бы они согласились покинуть Боулдер – но не раньше. Пока они зализывали раны. Импенинга вежливо спрашивали, не собирается ли он уйти один. Импенинг отвечал, что лучше подождет, пока прозреет еще несколько человек. Глен Бейтман прилюдно заявил, что Моисей из Чарли Импенинга получился бы никудышный.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});