Если положить на один конец стола магнит, а на другой – кусок железа, ничего не произойдет. Но если медленно продвигать железо к магниту, сокращая расстояние короткими отрезками (Гарольд на мгновение задержал в голове этот образ, наслаждаясь им, напоминая себе вечером внести в дневник соответствующую запись), наступит момент, когда кусок железа начнет двигаться быст рее, чем при предыдущем толчке. Он остановится, но как бы с неохотой, словно живое существо, какая-то часть которого возмущается тем законом природы, который определяет инерцию. Еще толчок или два – и ты увидишь (в буквальном смысле слова), как кусок железа подрагивает на столе, трясется и чуть вибрирует, будто одна из мексиканских прыгающих фасолин, какие можно купить в магазине необычных товаров. Они напоминают кусочки дерева, но на самом деле в них сидит живой червь. Еще толчок – и равновесие между трением и инерцией нарушится. Магнит начнет тащить к себе кусок железа. Последний, теперь полностью оживший, будет двигаться сам, быстрее и быстрее, пока не ударится в магнит и не прилипнет к нему.
Ужасный, завораживающий процесс.
Привычный мир умер в июне этого года, и природа магнетизма так и осталась неразгаданной. Хотя Гарольд думал (рационально-научное мышление его никогда не увлекало), что физики склонялись к тому, что магнетизм неразрывно связан с феноменом гравитации, а гравитацию полагали краеугольным камнем Вселенной.
На пути в Нидерланд, продвигаясь на запад, поднимаясь все выше, чувствуя, что воздух становится холоднее, видя грозовые облака, собирающиеся над более высокими вершинами далеко за Нидерландом, Гарольд почувствовал, как аналогичный процесс начался в нем самом. Он приближался к точке равновесия… а миновав ее, достиг бы точки невозврата. Он являл собой кусок железа, находящийся на таком расстоянии от магнита, когда легкий толчок позволяет ему преодолеть чуть большее расстояние, чем в начале пути. Он ощущал в себе ту самую дрожь.
Никогда в жизни он так близко не сталкивался с божественным откровением. Молодежь отвергает божественное, потому что его принятие означает признание неизбежной смерти всего живого, а Гарольд в нее не верил. Старуха обладала сверхъестественными способностями, думал он, так же как и Флэгг, темный человек. Они являлись радиостанциями, только и всего. Их реальная сила заключалась в людях, которые стекались на их сигналы. И в этом они не отличались друг от друга. Так думал Гарольд. Во всяком случае, прежде.
Но, остановив свою «хонду» – на приборном щитке индикатор нейтральной скорости светился, словно кошачий глаз, – в конце невзрачной главной улицы Нидерланда, слушая, как холодный ветер завывает в кронах сосен и осин, Гарольд почувствовал нечто большее, чем притяжение магнита. Почувствовал колоссальную, иррациональную силу, идущую с запада, влечение такое сильное, что, задумавшись о нем, можно было лишиться разума. Он понял, что, продвинувшись чуть дальше, начисто лишится воли. И поедет туда прямо сейчас, с пустыми руками.
А за это, пусть и незаслуженно, Флэгг убил бы его.
И он повернул назад, ощутив холодное облегчение уже собравшегося покончить с собой человека, уходящего от высокого обрыва, на котором простоял долгое время. Но он мог уехать и сегодня, если бы захотел. Да, он мог убить Редмана одной-единственной пулей, выпущенной в упор. Потом подождать, пока подъедет этот оклахомский фермер. Еще один выстрел в висок. Выстрелы никого бы не встревожили: в лесах хватало дичи, и многие охотились на оленей, а потом отвозили добычу в город.
Гарольд взглянул на часы. Без десяти семь. К половине восьмого он мог убить их обоих. Фрэн подняла бы тревогу только в половине одиннадцатого или позже, а к тому времени он бы уже уехал далеко на запад, на верной «хонде», с дневником в рюкзаке. Но этому не бывать, если он и дальше будет стоять на месте, упуская время.
«Хонда» завелась после второго удара по ножному стартеру. Хороший мотоцикл. Гарольд улыбнулся. Гарольд широко улыбнулся. Гарольд лучился отличным настроением. Он покатил к парку Чатокуа.
* * *
Уже начали сгущаться сумерки, когда Стью услышал шум мотоцикла Гарольда, подъезжающего к парку. А вскоре увидел свет фары «хонды» на дороге, петляющей между деревьями. Потом увидел и Гарольда в шлеме, вертевшего головой из стороны в сторону, высматривая его.
Стью – он сидел на каменной стенке, ограждающей жаровню для мяса, – помахал рукой и крикнул. Гарольд тут же заметил его, тоже махнул рукой и направил мотоцикл к площадке с жаровней.
После их дневной встречи отношение Стью к Гарольду изменилось к лучшему… собственно, никогда раньше он так хорошо к нему не относился. Гарольд предложил чертовски хорошую идею, пусть она и не принесла плодов. И Гарольд настоял, что поедет по дороге в Нидерланд… где было очень холодно, даже в толстой куртке. Когда Гарольд приблизился, Стью обратил внимание, что его вечная улыбка больше похожа на гримасу: лицо было напряженным и очень бледным. Парень разочарован тем, что ничего не получилось, догадался Стью. И ощутил внезапный укол вины из-за того, как они с Фрэн относились к Гарольду, из-за их убежденности в том, что его постоянная улыбка и сверхдружелюбное отношение к людям служили каким-то камуфляжем. Разве их хоть раз посетила мысль, что этот парень хотел начать жизнь с чистого листа, но сначала получилось не очень, потому что он никогда раньше таких попыток не предпринимал? Стью решил, что нет, не посетила.
– Совсем ничего, да? – спросил он, спрыгивая с каменной стенки.
– Nada[171], – ответил Гарольд. Улыбка вернулась, но механическая, без души, похожая на оскал. Лицо по-прежнему выглядело странным и мертвенно-бледным. Руки он засунул в карманы куртки.
– Ничего страшного. Идея-то хорошая. Может, сейчас она уже дома. Если нет, поищем ее завтра.
– Возможно, искать будем уже тело.
Стью вздохнул:
– Возможно… да, возможно. Почему бы тебе не поехать поужинать к нам, Гарольд?
– Что? – Гарольд аж отпрянул в тень под деревьями. Его улыбка стала еще более жуткой.
– Поужинать, – терпеливо повторил Стью. – Послушай, Фрэнни тоже будет рада повидаться с тобой. Правда. Честное слово.
– Что ж, возможно. – Гарольд явно чувствовал себя неловко. – Но я… мне же она нравилась, ты знаешь. Может, будет лучше, если мы… будем держаться подальше друг от друга. Ничего личного. У вас двоих все хорошо. Я это знаю.
Его улыбка стала чуть более искренней. И заразительной – Стью улыбнулся в ответ.
– Как скажешь, Гарольд. Но дверь открыта в любое время.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});