– Как скажешь, Гарольд. Но дверь открыта в любое время.
– Спасибо.
– Нет, это я должен поблагодарить тебя, – серьезно возразил Стью.
Гарольд моргнул.
– Меня?
– За то, что помог нам искать матушку Абагейл, тогда как остальные решили, что не нужно ничего делать. Пусть даже наши поиски не принесли результата. Пожмешь мне руку?
Он протянул Гарольду руку. Тот несколько секунд тупо смотрел на нее, и Стью уже подумал, что ничего не дождется. Потом Гарольд вытащил правую руку из кармана куртки – она вроде бы за что-то зацепилась, наверное, за молнию – и пожал руку Стью. Теплой и чуть потной ладонью.
Стью шагнул вперед, посмотрел на дорогу.
– Ральф уже должен подъехать. Надеюсь, он не расшибся, спускаясь с этой злогребучей горы. Он… а вот и он.
Стью подошел к обочине. Теперь появилась еще одна фара, луч которой то высвечивал деревья, растущие вдоль извилистой дороги, то исчезал за ними.
– Да, это он, – откликнулся Гарольд за спиной Стью, странным, лишенным эмоций голосом.
– С ним кто-то еще.
– Ч-что?
– Вон там. – Стью указал на вторую фару, следовавшую за первой.
– Ох!..
Все тот же странный голос. Стью обернулся:
– Ты как, Гарольд?
– Просто устал.
Вторым ехал Глен Бейтман на маломощном мопеде, в сравнении с которым «веспа» Надин смотрелась «харлеем». За спиной Ральфа сидел Ник. Он пригласил всех в дом, который они делили с Ральфом, на кофе и бренди. Стью согласился, Гарольд отказался. Он по-прежнему выглядел напряженным и усталым.
Чертовски разочарован, подумал Стью и отметил, что симпатию к Гарольду, которую он ощутил только сегодня, по-хорошему следовало почувствовать гораздо раньше. Он повторил предложение Ника, но Гарольд только покачал головой. Ответил Стью, что этот день для него закончился и ему лучше поехать домой и лечь спать.
К тому времени, когда Гарольд добрался до дома, его так трясло, что он едва смог вставить ключ в замочную скважину и отпереть входную дверь. Когда же дверь открылась, он буквально влетел в дом, словно боялся, что следом может ворваться кравшийся за ним маньяк. Захлопнул дверь, запер на замок, задвинул засов. Привалился к ней, постоял, откинув голову и закрыв глаза, чувствуя, что вот-вот зальется истерическими слезами. Взяв себя в руки, на ощупь добрался до гостиной и включил три газовых лампы. В комнате сразу стало светло. Сейчас свет его только радовал.
Он сел в свое любимое кресло и закрыл глаза. Когда сердцебиение замедлилось, подошел к камину, поднял плиту, достал «ГРОССБУХ». Это его успокоило. Сюда он записывал все свои долги, неоплаченные счета, набежавшие проценты. Здесь он, в конце концов, расплачивался со всеми.
Он снова сел, пролистал дневник до чистой страницы, после короткой паузы написал: 14 августа 1990 г. Строчил полтора часа, ручка летала взад-вперед, заполняя строку за строкой, страницу за страницей. И пока Гарольд писал, на его лице отражались то жестокая веселость, то праведный гнев, ужас и радость, обида и восторг. Закончив, он прочитал написанное (Это мои письма миру, который никогда не писал мне…), рассеянно массируя ноющую правую руку.
Положил дневник в выемку. Накрыл плитой. Он успокоился. Выплеснул все, что в нем накопилось. Перенес на бумагу ужас, и ярость, и стремление оставаться сильным. Это радовало. Иногда, отписавшись, он нервничал еще сильнее и понимал, что написал лживо или не приложил достаточно усилий, чтобы заточить лезвие правды там, где требовалось резать, требовалось пустить кровь. Но сегодня он убирал книгу умиротворенный и с чистой сове стью. Ярость, и страх, и раздражение целиком и полностью перенеслись на бумажные страницы, а каменная плита надежно укроет их на все то время, пока он будет спать.
Гарольд отодвинул одну из штор и выглянул на улицу. Смотрел на Утюги и думал, как близко подошел к тому, чтобы все равно реализовать свой план, вытащить из кармана пистолет и попытаться уложить всех четверых. Прикончив заодно их вонючий, самодовольный организационный комитет. Им в жизни не удалось бы собрать гребаный кворум.
Но в последний момент истершийся шнур здравомыслия выдержал, не порвался. Он смог разжать пальцы, вцепившиеся в рукоятку револьвера, и пожать руку этому предателю. Ценой каких усилий, он, наверное, никогда не узнает, но, слава Богу, он это сделал. Умение выжидать – признак гениальности, вот он и будет выжидать.
Теперь ему хотелось спать. День выдался долгим и насыщенным.
Расстегивая рубашку, Гарольд выключил две из трех газовых ламп и взял последнюю, чтобы пойти в спальню. Пересек кухню – и остановился как вкопанный, увидев распахнутую дверь в подвал.
Подошел к ней, держа лампу перед собой, спустился на три ступеньки. Страх проник в сердце, изгоняя спокойствие.
– Кто здесь? – позвал Гарольд.
Тишина. Он видел стол для аэрохоккея. Постеры. Стойку с ярко раскрашенными деревянными молотками для крокета в дальнем углу.
Он спустился еще на три ступеньки.
– Есть тут кто-нибудь?
Нет. Гарольд чувствовал, что в подвале пусто. Но страх все равно не отпускал.
Он спустился вниз и поднял лампу над головой. На одной из стен чудовищная тень Гарольда, огромная и черная, как обезьяна в «Убийстве на улице Морг», проделала то же самое.
Что-то не так с полом? Да. Точно.
Он прошел мимо детской железной дороги к окну, через которое Фрэнни влезла в подвал. Увидел светло-коричневую пыль на полу. Поставил рядом лампу. В пыли, четкий, как отпечаток пальца, виднелся след подошвы кроссовки или теннисной туфли… не елочка и не зигзаги, а круги и линии. Гарольд пристально всмотрелся в этот след, стремясь раз и навсегда запечатлеть его в памяти, затем растер пыль ногой. Лицо его в свете лампы Коулмана казалось восковым.
– Ты заплатишь! – негромко выдохнул он. – Кто бы ты ни был, ты заплатишь! Да, будь уверен! Да, ты заплатишь!
Он поднялся по лестнице и обошел весь дом в поисках других следов незваного гостя. Ничего не нашел. Закончил обход в гостиной, сон как рукой сняло. Уже пришел к выводу, что кто-то – возможно, какой-то пацан – залез в дом из любопытства, когда мысль о «ГРОССБУХЕ» вспыхнула у него в голове, как сигнальная ракета в полуночном небе. Мотив преступления лежал на самой поверхности, такой понятный, такой ужасный, а он чуть не упустил его.
Гарольд подскочил к камину, поднял плиту, выхватил «ГРОССБУХ» из тайника. Впервые по-настоящему понял, сколь опасны исписанные им страницы. Если кто-то найдет «ГРОССБУХ», игра закончится. Он это знал по собственному опыту, ведь все началось из-за дневника Фрэн.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});