Читать интересную книгу Будни Севастопольского подполья - Борис Азбукин

Голод выгонял беглецов из пещер промышлять съестное у жителей, на пристани и в вагонах на станции.

Александр знал, что тайная агентура и жандармы активно разыскивают их. На южных слободках часто появлялся Жорка Цыган и другие филеры. Чтобы уберечь людей и сохранить силы до решающих боев, необходимо было срочно переправить всех нелегальных в лес.

Но где находится ближайшая партизанская база?

Подпольщик, работавший в полиции Северной стороны, неоднократно сообщал о местах стычек карателей с партизанами. Если осенью партизаны вели бои где-то на северо-востоке за Алуштой, то две недели назад стычка с карателями произошла в районе горы Черной — чуть западнее шоссе Алушта — Симферополь, а неделю спустя в лесах между Бахчисараем и Ялтой. Стало ясно, что партизаны передвигались с востока на запад в отроги Яйлы.

Александр торопил Кузьму и Громова с ремонтом оружия, Костю с заготовкой продовольствия, составил подробное разведдонесение. Группа нелегальных в любой день должна была быть готова к походу.

Как-то утром к нему неожиданно явился Василий Осокин, бежавший вместе с Михайловым из концлагеря. Этот подвижной, энергичный парень в дни обороны Севастополя слыл лихим разведчиком пограничного полка.

К рабочему порта, у которого он скрывался, накануне заехал переночевать знакомый байдарский колхозник. Не подозревая о присутствии Осокина в соседней комнате, гость рассказал хозяину о том, что дня два назад недалеко от селения Гарвы отряд карателей устроил прочес леса и облаву на партизан, в которой принимали участие все байдарские полицаи, переброшенные туда на машинах.

Александр расстелил на кухонном столе карту Крыма и отыскал селение. Кругом горы, ущелья, лесные чащобы. Есть где укрыться и замести следы. Но, может статься, партизанский штаб и не здесь.

— При облаве был бой? — спросил он разведчика.

— Небольшая перестрелка. Я думаю, там была партизанская разведка, которая пробиралась сюда или в Ялту.

Осокин ушел.

«Все это слухи, а на слухи полагаться нельзя, по слухам точный маршрут не составишь, — подумал Александр. — Мы не имеем права рисковать жизнью людей».

Этим утром он ждал Жору с сообщением о подготовке диверсии на станции. Ждал Лиду, которая давно ушла куда-то и не возвращалась.

Лида вернулась домой взволнованная. Петькина мать предупредила ее о том, что по слободке идут слухи, будто учитель прячет кого-то у себя в доме.

Слухи эти могли дойти до полиции. Людвиг, встревоженный, спустился в подземелье, где Кузьма ремонтировал ручной пулемет; Александр, стоя у окна, рассеянно глядел, как ветер треплет голые ветви деревьев, и обдумывал, что предпринять.

Оставлять Людвига у себя опасно. Придется сегодня же ночью перевести его на другую квартиру, к подпольщице Висикирской. Она человек проверенный, не обременена семьей, и квартира ее надежная. А с продовольствием поможем…

— Что же нам делать? — Лида испуганно посмотрела на мужа.

— Не надо все принимать так близко к сердцу, — Александр ласково положил руку на плечо жены. — Тебе нельзя волноваться.

— Я, Саша, почему-то стала очень пуглива. Особенно с тех пор, как у нас появился Людвиг. Странный он… Держится отчужденно, высокомерно, задается, что из богатой семьи и вообще… Ненадежный он. А знает ой как мно-ого!..

— Слишком даже много, — согласился Александр. — А закваска у него не наша. Но ты успокойся. Я сегодня же переведу его на другую квартиру.

Лида ушла, и Александр сел писать очередную листовку.

III

Казалось, стрелки застряли на половине одиннадцатого. Чтобы как-то скоротать полчаса, Миша Шанько вытер ветошью дизель и стал надраивать медяшки.

Наконец, отстояв смену, он вышел из машинного помещения и повесил на двери замок.

На станции темь. Небо в низких тучах. Ветер старается разодрать их в клочья. И когда ему это удается, в рваные просветы выглядывает месяц. Затем снова тьма. Миша, напрягая слух, смотрел в сторону, где за крутым коленом Зеленой горки скрывались так называемые балковские пути. Тишина. Даже свистков маневровой «кукушки» не слышно.

Балковские пути… Долго он и Виктор следили за этими боковыми маневровыми путями, примыкавшими к Лабораторной балке, где формировались поезда; следили и поджидали составы с горючим и боеприпасами.

Пароходы с продовольствием и обмундированием заходили обычно в Южную бухту и разгружались на виду у всех на бывшей Царской пристани. А баржи с горючим и транспорты с оружием и боеприпасами, как правило, причаливали в Килен-бухте, подальше от людских глаз — в четырех километрах от станции. В тихой бухточке, притаившейся меж скалистых гор, горючее перекачивалось в цистерны, а снаряды, мины, авиабомбы перегружались в вагоны, которые затем маневровый паровоз притаскивал на станцию.

Вчера в Килен-бухте пришвартовался большой транспорт. С утра началась разгрузка, а вечером, когда стемнело, на станцию поступили вагоны с боеприпасами для формирования состава. Виктор во время переписки вагонов должен был улучить момент и заложить в них две мины.

«Удалось Витьке или нет? Сумел ли он поставить механизмы, как я ему показывал?» — с тревогой думал Миша, переходя через пути. Он поднялся на Сапунскую улицу к дому Осиповых и постучал в крайнее окошко.

Миша, Виктор и Мила старались на работе держаться друг от друга подальше. Чтобы потолковать о делах, они встречались по вечерам в доме Милы. Случалось, Виктор захватывал с собой гитару и приходил с Леной, приемщицей багажа, и тогда они весело проводили вечер.

Дверь открыла Мила и провела Мишу коридором в свою комнату.

«Сказать ей или погодить, чтоб зря не волновалась?» — подумал Миша, садясь на кушетку. — А вдруг у Виктора сорвется? Лучше пока воздержаться».

Мила, поправив фитиль в коптилке, стала рассказывать об удивительных превращениях, которые произошли с комендантом станции Филле.

— Ну и здорово же вы его проучили! Не узнать.

…Это произошло дня через три после того, как Филле ударил Милу за то, что она сама повесила номерок Кузьмы на табельную доску.

Безлунной ночью Миша подкрался к дому Филле.

Овчарка, учуяв, залаяла. Эту овчарку Филле завел после похищения у него радиоприемника и пишущей машинки и постоянно держал в квартире. Миша поспешил установить мину под дверью и смылся. Спустя полчаса, уже сидя дома, он услышал взрыв…

Утром он узнал, что дверь квартиры коменданта разнесло в щепы, собака убита, а комендант… уцелел. В ту ночь он долго разговаривал по телефону с начальством и задержался.

Но взрыв все же возымел действие: Филле притих, перестал избивать рабочих и запил пуще прежнего.

Пришел Виктор Кочегаров. Коричневая кожаная тужурка, как всегда, нараспашку, концы шарфа свисают, обнажая мускулистую шею, лицо с виду спокойно, но порозовело то ли от быстрой ходьбы, то ли от волнения.

Услышав за дверью шаги, Виктор попросил Милу:

— Пойди займи маму. Мила увела мать на кухню.

— Ну, удалось или нет?

Виктор широко улыбнулся, обнажив крепкие белые зубы.

— В час тридцать ночи птички должны спеть свою песенку.

— А охрана?

— Не успели выставить — состав не был готов. Кусачек же с собой не брал — побоялся.

— А как же ты обошелся?

— Перекусил проволоку зубами. А потом снова повесил пломбы и для виду проволочки прикрутил. Ты Миле что-нибудь говорил?

— Пока нет. А Жору еще утром предупредил.

— Знаешь, я вот с тобой говорю, а тут, — Виктор постучал пальцем по лбу, — все сверлит и сверлит: сработают или нет?

— Сработают, — успокоил Миша, хотя сам с тревогой думал о том же. — Ну, а если не сработают на станции, а, скажем, в тоннеле, еще лучше: всю железнодорожную кишку, как пробкой, закупорят.

Послышались шаги за дверью. Разговор оборвался.

— Что вы молчите? — спросила Мила, войдя в комнату. Миша встал и, надевая кепку, сказал:

— Хочу тебя предупредить — мы начинаем действовать. Если ночью услышишь взрывы — не пугайся. И мать успокой. Пересмотри сейчас свои бумаги и что надо спрячь.

Мила кивнула и ни о чем не спросила. Она считала, что дружеские отношения не дают ей права расспрашивать товарищей о выполняемых ими заданиях.

— Пошли, — сказал Миша.

На улице Виктор в нерешительности остановился. Идти домой? А зачем? Все, что нужно, он спрятал у отца в станционной кладовой. Сидеть в одиночестве и ждать целый час? Это невыносимо! Он просто не мог сейчас остаться один.

— Я пойду с тобой, — тихо сказал он.

— Идем, — обрадовался Миша. Ему тоже до жути тоскливо было оставаться одному. — А потом пойдем к тебе. Тут ведь рядом.

Держась поближе к хатам, они стали спускаться по улице.

Темна ты, севастопольская ночь! Ты всегда была другом, молчаливым и верным союзником тех, кто глухими тропами пробирался из лесу в поверженный город, кто призрачными тенями скользил средь уличных развалин, оставляя на стенах листовки, кто скрывался в пещерах и на конспиративных квартирах, готовясь к очередной схватке с врагом.