Орсон Уэллс (1 фильм: “Леди из Шанхая”)
Райнер Вернер Фассбиндер (0 фильмов)
Федерико Феллини (1 фильм: “Ночи Кабирии”)
Джеймс Фоули (1 фильм: “Американцы. Гленгарри Глен Росс”)
Вернер Херцог (0 фильмов)
Алехандро Ходоровски (0 фильмов)
Ян Шванкмайер (0 фильмов)
Фолькер Шлендорф (1 фильм: “Жестяной барабан”)
Сергей Эйзенштейн (только отрывки)
Из всего списка я мог бы еще посмотреть по одному фильму тех режиссеров, чьи фильмы я вообще не видел. Но я бы не хотел больше смотреть ни одного фильма тех режиссеров, чей хотя бы один фильм я уже посмотрел.
Мне больше всего нравится скандинавское кино. Я не знаю даже, как это объяснить. На студии Zentropa снят мой любимый современный фильм “Итальянский для начинающих”. Я не очень люблю современное кино. Оно очень телевизионное, слишком натуралистичное и слишком цепляет. Если я сажусь смотреть самый посредственный современный фильм, то я не могу оторваться. Это плохо. Мне приходится сознательно не смотреть современное кино, потому что на него тратишь время, оно затягивает, а удовольствия никакого.
Кроме “Итальянского для начинающих” из современных фильмов мне нравится “Fucking Омуль” (потому что скандинавский), “Криминальное чтиво” (потому что хорошие диалоги), “Один дома — 2” (потому что про Нью-Йорк и Рождество), “Бойцовский клуб” (потому что лучшая экранизация книжки из всех экранизаций, которые я видел) и “Пять препятствий” (потому что можно увидеть Йоргена Лета).
Когда меня спрашивают, кто мой любимый режиссер, то я отвечаю — Йорген Лет. Это очень удобно, когда фильмы твоего любимого режиссера никто не видел. Это избавляет от длинных киноведческих разговоров. Хотя вести такие разговоры мне нравится гораздо больше, чем смотреть фильмы. Но сейчас мало кто говорит о кино, сейчас все говорят о фильмах, которые они видели, а видели они по большей части говно. Мне не удается поддержать эти беседы.
Сейчас выпускается слишком много фильмов. Альфред Хичкок как-то сказал, что “снимать фильмы может каждый. Не снимать — дело избранных”. Наверно, избранных почти не осталось. Разве что Годар.
Современное кино какое-то некинематографичное. На него даже не хочется идти в кинотеатр. Да и кинотеатры больше похожи на развлекательные центры-аттракционы. Я не современен. Я люблю ходить в кинотеатр на старые фильмы, хотя кинотеатров, где показывают старые фильмы, почти не осталось. Аура кино для меня гораздо важнее самого фильма. Я получаю удовольствие не от конкретных фильмов, не от сюжета, не от идеи, а от самой ауры кино.
Мне кажется, чтобы понять, что такое кино, нужно просто посмотреть пару фильмов начала ХХ века, и все. Больше ничего не надо. Вся остальная история кино — это история индустрии кинематографа. Сейчас кино стало технически более совершенным, более зрелищным, более драйвовым, более захватывающим, но оно совершенно потеряло свою ауру. У него, конечно, есть какая-та аура (аура есть всегда), но, скорее всего, это аура массмедиа, а не кино. Кому-то это нравится. Мне — нет.
Мне нравятся фильмы Энди Уорхола, потому что он внимательно относился к движению в кадре. В его фильмах каждое движение — это событие, каждое изменение кадра — это чудо. В современном кино движение стало обыденностью. До такой степени обыденностью, что ты его даже не замечаешь. Я ненавижу обыденность, поэтому не смотрю современное кино. Когда я смотрю на сайте www.earthcam.com то, что сейчас происходит на улице Нью-Йорка возле TGI Friday’s, то в этом меньше обыденности, чем в большинстве современных фильмов.
Из всех современных фильмов мне больше всего нравятся порнофильмы. Мне кажется, что порнографические фильмы гораздо в большей степени относятся к искусству кинематографа, чем фильмы Стивена Спилберга. Порнофильм — это чистое движение человеческих тел, почти без сюжета и без всякой мысли — чистая антропология, если смотреть непредвзято.
Zentropa как-то хотела делать порнофильмы, где режиссерами и продюсерами были бы женщины. Но что-то там не получилось. Мне кажется, это было бы интересно. Это добавило бы порнографии нового смысла, если бы только эти женщины не были феминистками. Хотя в Америке, по-моему, есть несколько женщин — продюсеров и режиссеров порно. Но порно, сделанное в Скандинавии, и порно, сделанное в USA, — это далеко не одно и то же.
Когда-нибудь я надеюсь прочитать книгу Жиля Делёза о кино. Быть может, тогда я смогу сказать что-то более внятное о кинематографе. Я надеюсь когда-нибудь в будущем вообще говорить более внятно, чем говорю сейчас. Но самое правильное — это, конечно же, молчать. Этому я, наверно, не научусь никогда.
То, что вы здесь увидели, не был путь от живописи к кинематографу, от статики к движению, от Andy Warhol’а к Zentropа, это была подборка пустот на произвольную тему от A до Z.
Избегать смысла очень важно, но так же важно время от времени к нему возвращаться. Самое сложное — это разложить по полочкам все то, что вокруг нас. Когда это удается, то хаоса становится немножко меньше. Но это только что касается формы. Хаос содержания неизживаем и неискореним. Этот хаос всегда будет ускользать от смысла, он всегда будет впереди нас, потому что весь мир ничем не контролируется, кроме нашего сознания, а наше сознание лежит в руинах супермаркета. Все как всегда, только за деньги.
Поп-арт — это не жанр искусства, это способ осознания действительности.
Soundtrack. Frank Sinatra “My Way”.
Bonus. Черно-белая картинка. Мы видим классическую кинокамеру на штативе, направленную на нас, за камерой стоит оператор и крутит ручку камеры. Все вокруг черное, а кинокамера и оператор — белые, а никак не наоборот. Мы слышим, как играет тапер и трещит киноаппарат. Но тут музыка медленно замолкает, оператор перестает снимать. Пауза. Крик за кадром: “Продолжай! Давай дальше!” Оператор ничего не отвечает, а просто берет камеру и увозит ее за пределы кадра. Мы видим на черном фоне белую надпись “Zentropa”, которую все это время заслонял оператор.
Слоган: “The End”.
Неучтенный свет
Евгения Вежлян — литературный критик, поэт, журналист. Окончила Московский государственный педагогический институт им. Ленина и аспирантуру историко-филологического факультета РГГУ. Публиковалась в журналах “Соло”, “Новое литературное обозрение”, “Арион”, “Крещатик”, а также в “Новом мире”. Лауреат премии “Anthologia” (2007) за статьи и рецензии в литературной периодике. Стихи в “Новом мире” публикует впервые. Живет в Москве.
След
Логарифмической линейкой
Господь сработал сад. Кусты.
Калеки-статуи. Скамейки,
Как лодки в ноябре, пусты.
И словно муха по картине,
Отчуждена, извне дыша,
По гравию, по мокрой глине
Шуршит усталая душа.
Ни уст, способных вынуть слово,
Ни уз густого вещества.
Она и к смерти не готова,
И не вполне уже жива…
В траве улитка для порядку
Стеклистый размечает след.
Душа блажит. И льет с устатку
Излишний, неучтенный свет.
* *
*
Заткнулся и умер в себя самого.
Снаружи не видно, любил ли кого…
Но ангелы топчутся с краю…
Чтоб выдавил окостеневший язык —
Еще к заскорузлым словам не привык —
Тяжелое “я умираю”…
И больше не значат внутри темноты,
Телесной и мокрой, шмели и цветы,
Но атомы речи,
Соленое мясо покинув свое,
Небесное вдруг обретают жилье,
Становятся легче…
Дорожное
Когда тебе нечего вовсе сказать,
Ты память свою начинаешь терзать
И, вытащив, будто занозу,
Какой-нибудь мелкий, навязчивый бред,
Стремишься его разглядеть на просвет,
Подносишь то к глазу, то к носу.
Но в травах развешаны палки стрекоз,
Но воздуха жаркого льется наркоз
Сквозь щелку фрамуги вагонной.
А память, лишившись щербинки больной,
Баюкает ранку рукою одной,
Качаясь на полке наклонной.
И речь, словно провод, тебя обмотав,
Протянется сквозь одинокий состав,