Читать интересную книгу Вампирский роман Клары Остерман - Ульяна Черкасова

и получить доверие графа и доступ к его кошельку, и вправду может рассуждать о таких, как я.

Будем честны, я вольная гражданка Лойтурского королевства. Настасья Васильевна с самого рождения оставалась крепостной графа Ферзена, почти рабыней, пусть она и стала его любовницей, но вольную так и не получила.

И между тем эта безродная грубоватая резкая женщина с дурным нравом всегда восхищала меня. Тайком я любовалась её манерами, поражаясь, откуда крепостная научилась так изящно двигаться и складно говорить. Пусть мне разрешалось читать модные журналы, которые выписывала Н.В., но я никогда не пробовала пошить ничего похожего на её строгие, но в то же время провокационные наряды.

Настасья Васильевна представляла собой всё, кем я мечтала, но никогда не осмеливалась стать. Клара Остерман – хорошая, тихая, послушная девочка. Клара-маленький-милый-мышонок, как называют меня папа и тётя. Кларе Остерман никогда не сразить людей одним только взмахом тёмных ресниц (да и ресницы мои вовсе не такие длинные и тёмные, как у настоящих красавиц), не набраться смелости говорить резко и прямо, даже если это вызовет несогласие и споры, и Кларе Остерман уж точно не стать девушкой, которая одним своим появлением в комнате может заставить всех задержать взгляд.

Милая маленькая мышка Клара проскользнёт тихо, почти на цыпочках в гостиную, полную людей, прокрадётся мимо стены и постарается за весь вечер не сказать ни одного случайного слова, чтобы не привлечь лишнее внимание.

Но, может, та старая Клара Остерман мертва? Её уже нашли в неосвещённой одинокой спальне, заваленную грудой книг. Cлабое, больное, непригодное от рождения для полноценной жизни тело лежит в луже собственной крови, что вырывалась из груди с заливистым захлёбывающимся кашлем? А мерзкий Давыдов, бегая маленькими злыми бобриными глазками по бумагам, составил протокол её смерти?

Всё может быть.

Потому что та старая Клара Остерман не сбежала бы из дома с незнакомцем. И та старая Клара Остерман, кажется, никогда не ощущала себя настолько дерзкой и потому необъяснимо счастливой.

– Почему вы считаете, что я могу найти отца? – растерянно спросила я.

– Кто, если не вы, знает доктора Остермана лучше остальных? – пожал плечами Тео. – К тому же, я верю, что он и сам пожелает разыскать вас.

– Откуда такая уверенность?

Я уже тысячу раз всё передумала. Папа, как я прежде верила, любит меня. Но разве сможет любящий человек оставить того, кто ему дорог? Никогда. Нет, это совершенно невозможно. Он знал, что в усадьбу должны нагрянуть столичные сыскари, и он понимал, что мне предстоят допросы, а может быть, и арест.

И это, если верить словам Тео, мне ещё повезло вовремя сбежать. Не получив желаемого результата, сыскари посадили бы меня в тюрьму или подвергали постоянным допросам, надеясь получить хоть малейшую зацепку. Если бы смогли, так обвинили бы и в пособничестве папе. У них нет доказательств, но разве нужны доказательства, чтобы упрятать кого-нибудь в тюрьму?

– Вы слишком много знаете, Клара: про работу вашего отца и графа, про монстров из лаборатории, про события в Великом лесу, Лесную Княжну и исчезновение Мишеля. Всё это имеет государственную важность.

– Государственную важность? – воскликнула я удивлённо. – Но какое дело…

– Тш-ш-ш, – Тео неожиданно приложил палец к моим губам, от чего я совсем растерялась и застыла на месте, не смея пошевелиться. – Можно всё же попросить перейти на лойтурский? Знаю, вы говорите не очень бегло, но это нас обезопасит и поможет поддержать легенду.

С этого момента мы с Тео общаемся друг с другом только на лойтурском. Это даётся мне нелегко, но произношение его столь чудно и приятно, да и в целом, мне так приятно вести с ним беседы, что я стараюсь изо всех сил. Это хорошая практика для человека вроде меня, лишённого возможности говорить на иностранных языках.

Поначалу Тео старался говорить достаточно медленно и плавно, чтобы я привыкла к произношению:

– Отныне вы лойтурская баронесса, моя жена. Мы с вами только недавно повенчались и навещали вашу матушку в Великолесье.

– Никто не поверит, что я лойтурская дворянка.

– И вправду, дорогая Клара, – он обвёл меня столь внимательным взглядом, что я засмущалась. – Вы самая очаровательная и милая господица, что мне довелось повстречать, но и вправду ни капли не похожи на лойтурку. Могу полюбопытствовать, почему?

– Мой род совсем незнатный…

– Хм, простите, Клара, я не подумал…

Тогда он и рассказал о своей семье:

– Я с севера от Холодной горы, там… не только знатные люди сохранили истинные черты нашего народа.

– Каково там?

– У Холодной горы? – Тео спросил меня так проникновенно, придвинувшись ближе, точно спрашивал о самом потаённом, самом безумном и даже постыдном желании.

И я, не в силах сопротивляться родившейся между нами связи, потянулась навстречу. Скрипела старая изба постоялого двора, и ветер шуршал снегом по крыше, а сверкавший золотым огнём догорающих свеч зал наполнялся уютными запахами смолы, хвои, каши, пирогов и алкоголя. Уютный сумрак зимних вечеров обнимал наш столик в углу всё плотнее, точно подталкивая друг к другу. Когда резко, как выстрел из-за спины, наш tête à tête прервала уже знакомая хозяйка «Дома за ореховым кустом».

Она – невысокая, очень прямая, суховатая, со строгим вдовьим взглядом – опустила между нами поднос.

Не знаю, почему хозяйка обслуживала нас лично. Если поначалу я решила, что в столь поздний час другие служащие уже ушли по домам, то, заметив подавальщицу у другого столика, подумала, что ей просто хотелось поговорить с Тео.

Ох, пожалуй, зря я додумываю такие вещи. Это какая-то дурная часть меня ищет в других подвох. На деле хозяйка задала моему другу вполне ожидаемые вопросы: на сколько ночей мы остановимся (одну), во сколько выдвигаемся (на рассвете), нужно ли будет заменить лошадей (да) и будем ли мы завтракать (нет, но возьмём еды с собой в дорогу).

Но вопросы были исчерпаны, ответы получены, а хозяйка всё не уходила. Тео бегал глазами от неё ко мне (у него очень живые, очень яркие глаза, что, кстати, не слишком свойственно обычно лойтурцам. У моего папы они тоже светлые льдистые, но взгляд совсем иной: сдержанный и маловыразительный). Когда Тео смотрит на меня, я представляю резвых беспокойных баламутов-бесенят, танцующих в его зрачках.

– Что-то ещё, хозяйка? – не выдержав молчаливого присутствия женщины, спросил Тео. – Или вы всех гостей так верно сопровождаете за ужином?

– Да нет, – она, кажется, растерялась, когда столь прямолинейно указали на её настырность. – Просто… заинтересовалась редкими гостями.

– Редкими? – Тео оглядел зал. Народу в «Доме» и вправду не много в столь поздний час, но несколько человек я