Закончив, они более-менее успешно трансфигурировали длинные лавки, стоявшие у стен, в мягкие матрасы, левитировали их по разные стороны камина и, не сговариваясь, разошлись каждый в свою сторону, чтобы устроиться на ночлег.
Спустя какое-то время, когда они оба, почти не раздеваясь (Драко только снял пиджак и ботинки), улеглись на импровизированных постелях, Малфой украдкой рассматривал свою вынужденную попутчицу, которая теперь уставшим взором гипнотизировала уютное пламя. Она выглядела задумчивой, и вот так, в желтоватых отсветах огня, ее лицо было странно волнующим, красивым; Драко даже невольно залюбовался ею, но потряс головой, осознав, на кого смотрит. Откуда-то сверху донесся тоскливый вой, заставивший кожу мгновенно покрыться мурашками. Потом что-то заскрипело и хлопнуло. Грейнджер поежилась.
— Чего ты испугалась? Это всего лишь ветер, — пробормотал Драко хрипло, нарушив возникшую между ними общую тишину.
— Да ты сам чуть не потерял сознание от страха, — нехотя взглянув на него, парировала она.
— Нет, Грейнджер, из нас двоих ты все время норовишь потерять сознание. Как ваш замечательный Поттер, — сварливо ответил Драко, стараясь поудобнее устроиться на самодельном матрасе. Грязнокровка снова раздражала его.
— Не вздумай приплетать Гарри! Ты понятия не имеешь, о чем говоришь, — теперь Гермиона смотрела на него яростно. — Ни он, ни я не хотели этого!
— А ты не зли меня, Грейнджер, — Драко чувствовал, как кровь приливает к лицу, и понимал, что перегибает. Уже перегнул. — Если бы не я, ты сейчас была бы заперта в своей комнате с прекрасным видом. И в чудесной компании Того-Кого-Нельзя-Называть.
Гермиона промолчала, а Драко вдруг осознал, как сильно устал за последние сутки. Постоянные переживания выбили его из колеи; он понял, что безумно хочет спать. И что совершенно не хочет больше с ней препираться. Он понимал, что выбора у него нет, и им какое-то время придется сосуществовать и действовать сообща. Кроме того, иногда в его сознании проскакивала непрошенная мысль о том, что ей, возможно, сейчас значительно тяжелее, чем ему. Он и представить себе не мог, каково это — быть настолько связанной с тем, чье имя боится называть большая часть магической Британии. Прежде, чем провалиться в сон, он все же задал интересующий его вопрос:
— Почему именно Дувр? Ты когда успела здесь побывать?
— Я не бывала здесь, — ответила она тихо.
— Тогда как…?
— Он бывал.
Драко понял и не стал дальше развивать эту тему. От одной мысли о том, что Гермиона способна видеть то, что видел лорд Волдеморт, ему делалось не по себе. Грейнджер оторвалась, наконец, от созерцания камина и, повернувшись на бок и положив голову на сгиб локтя, судорожно вздохнула.
— Что с тобой? — тихо спросил Малфой. — Ты что-то чувствуешь? Его?
— Нет, ничего, — как-то неуверенно ответила Грейнджер и вдруг неожиданно откровенно добавила:
— Но… Я боюсь. Он так и не научил меня закрывать сознание во сне, и я боюсь… того, что увижу.
Драко не ответил и уставился в деревянные балки, исполосовавшие каменный потолок. Грейнджер была не той компанией, а Дуврский замок — не тем местом, где ему хотелось бы засыпать. Глаза слипались, поток сознания постепенно переставал быть осмысленным, и он сам и не заметил, как уснул. А ждало Драко Малфоя, должно быть, самое странное пробуждение в его жизни…
========== Глава 14. Побег. Буря ==========
Две эмоции, всего две, но леденящие кровь похлеще замораживающего заклятия, которое ей однажды довелось на себе испытать. Первая — ярость. Клокочущая где-то в груди, рвущаяся наружу, не дающая обычной рассудочности взять верх. Вторая — животный страх, заставляющий трястись, а ярость разгораться еще сильнее и свирепее.
Она исчезла. Его крестраж, его. И он перевернет каждый камень, если будет нужно, прочешет каждый подвал и чердак, вывернет наизнанку сознание любых возможных свидетелей, но найдет девчонку. А потом уже позаботится о предателе, виновном в том, что его собственность пропала, а также обо всей его семье. Позаботится с особой жестокостью.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Свет, мечущийся по чьим-то лицам, чьи-то крики и вспышки заклинаний. Снова и снова.
«Найти, немедленно найти ее! Привести…»
Взмах рукой, чье-то тело грузным мешком валится на пол. Стон.
«…подвели, никчемный сброд! Я ведь предупреждал…»
Снова стон. Еще одна вспышка, но все это не приносит никакого облегчения.
«…уже начали поиски, милорд… следы присутствия в «Горбине»…»
«…живой и невредимой… в ваших интересах!»
«Да, мой Лорд… Как прикажете, господин».
Голоса едва различимы и почему-то то и дело норовят слиться в невнятную какофонию. Шипение змеи, а вот и сама она — сворачивается в кольца. Ничего, дорогая, ничего, мы найдем нашу пропажу. Мы найдем ее. Все настолько нечетко и странно тревожно, что нестерпимо хочется узнать, что же происходит там на самом деле. Смотрит на руки — на длинные белые пальцы, сжимающие палочку.
«Мой лорд, может быть, стоит отследить Малфоев? Они, должно быть, захотят найти сына…»
«Я дал приказ найти и уничтожить Малфоев около часа назад, а ты задаешь мне этот вопрос сейчас?!»
А вот еще один голос, совершенно ей незнакомый. Прерывается на сиплый кашель.
«Где гарантии, что он и грязнокровка не разделились?»
«Мне плевать, как вы это сделаете, она нужна мне здесь живой!»
Вдруг четче остальных — одно лицо, подобострастно глядящее снизу. Почему снизу, она что, сидит на полу?… «Мой лорд, позвольте мне…»
Верная. И абсолютно сумасшедшая.
«Твоя семейка уже доставляла мне проблемы, но в таком масштабе — впервые. Это особенность характера или фамильная черта? — поднять палочку, легкое, привычное движение. — Круцио!»
Породистое, все еще красивое лицо искажается, она заходится в крике, руки, иссохшие после длительного заключения, запрокидываются вверх, пальцами зарываются в густые черные волосы… Смотреть на это не то чтобы приятно, но приносит некоторое облегчение. Кто-то должен за все это ответить, сегодня это она. Самая верная из всех. Пусть и ненормальная. Хотя кто вообще нормален?
Почему-то вдруг стало невыносимо холодно. Взгляд вперед — содрогание.
Она увидела себя. Не себя — его. Близко-близко. Страшно не было, было привычно. Могла разглядеть каждую черту, каждый участок сероватой кожи. Разрез глаз, тонкие бескровные губы. Кривятся. Он улыбается? Черная мантия похожа на саму клубящуюся тьму.
«Ты все равно не спрячешься от меня» — прямое обращение. Глаза в глаза.
О, нет, не говори со мной. Теперь страх овивал сознание крепче, неотвратимее Нагайны, змеился по венам, снова заставляя метаться.
«Не сможешь, Гермиона Грейнджер, я все равно тебя найду. Ты допустишь ошибку рано или поздно», — бежать, нужно бежать! Вот только куда?
«Ты не сможешь ничего с этим поделать, ты не ИЗБАВИШЬСЯ от этого без моей помощи. А я, возможно, уже знаю, как это сделать…»
— Пожалуйста…
«Ты можешь все исправить. Просто вернись…»
— НЕТ!
«Покажи мне. Покажи мне, Гермиона, где ты…», — нет, пожалуйста, оставь меня в покое!
— ГРЕЙНДЖЕР!
Она, наконец, проснулась и тут же села, так резко, что звездочки заплясали перед глазами. Так близко! Так живо! Почти по-настоящему!
— Твою мать, ты долго будешь стонать?
Реальность вернулась внезапно и отрезвляюще, и была одновременно облегчением и наказанием. Каменное помещение заливал яркий утренний свет, камин давно погас, а застекленные стрельчатые окна запотели до середины, намекая о том, что снаружи, скорее всего, весьма и весьма холодно. Драко Малфой сидел перед ней на корточках и выглядел до крайности раздраженным и, одновременно, смертельно перепуганным. Он был растрепанным и забавным, таким, каким в жизни невозможно было представить его, вечно чопорного и высокомерного. Гермиона издала какой-то булькающий звук, бывший, на самом деле, нервным смешком. Она могла вообразить себе, чего он успел наслушаться за ночь.