— Можешь отправиться в пешее путешествие прямо сейчас. Я не стану возражать.
— Чтобы я оставила тебе свою машину? Не дождешься!
— Ты мне не доверяешь?
— Ни на грош!
— Я в общем-то не удивлен.
— Ты ничего не сделал для того, чтобы заслужить мое доверие.
— Могу ответить тебе тем же.
Эмма возмущенно фыркнула.
— Да если бы не ты, я бы давно уже забрала рукопись и ехала обратно в Вашингтон!
— Так не надо было меня с собой брать!
Питер уже не в первый раз — и, конечно, не в последний — напоминал Эмме о том, что не напрашивался в поездку. Он явно хотел получить ответ на вопрос: почему она заставила его составить ей компанию.
Сказать ему, что наш босс приказал это сделать? — размышляла Эмма. Нет, только не это!
Питер поймет, что он теперь неприкосновенен, и вообще перестанет меня слушаться.
Как будто он когда-нибудь слушался!
Они остановились на полпути к автозаправке, когда мотор начал издавать кашляющие звуки. Эмма первой вышла из машины и пнула колесо, чтобы выплеснуть свою злость, но лишь ушибла ногу.
— Стало легче? — участливо спросил Питер, подойдя к Эмме.
— Нет, — сквозь зубы процедила она.
Эмма огляделась: дорога была абсолютно пустынной. Срезая путь, Питер выбрал трассу, которая давно уже не была оживленной, ибо вела в малообитаемый пригород. С правой стороны дороги росли деревья, с левой был зеленый луг, усеянный полевыми цветами, источавшими пряный запах. Эмма присела на кочку, покрытую сухой пожухшей травой, и вдохнула свежий, насыщенный летними ароматами воздух. У нее закружилась голова: Эмма привыкла находиться в офисе, а когда выбиралась погулять по загазованному городу, то старалась побыстрее вернуться домой, в кондиционированное помещение. Здесь же, вдалеке от Вашингтона, Эмма наконец вдохнула полной грудью. Питер, казалось, разделяя ее чувства. Он стоял у машины, закрыв глаза, а его ноздри раздувались, будто Питер пытался втянуть в себя весь свежий воздух.
— Что делать-то будем? — спросила Эмма спустя пять минут.
— Подождем, пока кто-нибудь не проедет по этой богом забытой дороге.
— И что потом?
— Напряги извилины. Нас возьмут на буксир, конечно.
— Если возьмут.
— Все зависит от того, как мы будем просить об одолжении. Поэтому, умоляю, молчи. Позволь говорить мне.
— Когда ты перестанешь огрызаться?
Питер прыснул.
— Это ты мне говоришь?
Эмма укоризненно посмотрела на него.
— Может, хватит уже спорить? Давай объявим перемирие хоть ненадолго.
— Я не против, — сразу согласился Питер, что показалось Эмме странным.
— Вот так просто?
— А почему тебе непременно нужно все усложнять?
— Я только с тобой такая… сложная.
— О нет, не только со мной. Если бы ты хоть изредка общалась со своими коллегами во внерабочее время, то поняла бы, что все они относятся к тебе как к человеку, который слишком сильно задирает нос.
— Я так себя веду потому, что не желаю, чтобы мне кто-нибудь сел на шею.
— Чтобы сесть на шею, нужно подойти достаточно близко. А ты и на метр к себе людей не подпускаешь.
— Это правда… — неожиданно признала Эмма.
Питер кинул на нее недоверчивый взгляд.
— Это благоуханный воздух цветущего луга тебя опьянил, дорогая?
— Может быть.
Она и в самом деле чувствовала себя захмелевшей. Солнечные лучи были такими теплыми, а трава казалась такой мягкой… Вот бы сейчас прилечь и поспать хотя бы часок — прямо на земле, обнимая ее руками.
— Никуда не хочу ехать! — заявила Эмма.
Она встала, перешла дорогу и окунулась в волнующееся море цветов. Утопая по пояс в траве, Эмма шла и шла вперед, а потом вдруг просто упала и растянулась на земле, как и мечтала, раскинув руки.
Питер видел, как она исчезла, и предположил, что Эмма споткнулась или угодила в яму. Проклиная ее за взбалмошность — и что это ей вздумалось бродить по лугу? — он отправился на поиски.
— Эмма, где ты? — Ее след почти не был виден. Примятая Эммой трава выпрямлялась, тянулась к солнцу. — Эй, Сент-Джон!
— У меня красивое имя, не правда ли? — услышал Питер ее голос. — А Сент-Джон звучит как-то уж слишком официально.
— Имя у тебя самое обычное. Поднимайся, а не то я случайно наступлю на тебя.
— Не наступишь. Я контролирую ситуацию.
Как и всегда, вздохнул Питер.
Пройдя несколько шагов, он споткнулся о ее ноги и, не удержав равновесие, упал, едва не вывихнув руку.
— Контролируешь, говоришь?
— И да, и нет. Я знала, что ты рядом, но не стала тебе об этом говорить, надеясь, что ты упадешь.
— Между прочим, мне больно. — Он сел, потирая руку. — Чего ты тут разлеглась?
Эмма смотрела в небо, наблюдая за облаками. На ее лице было застыло выражение неземного блаженства. Питер не узнавал ее. Он впервые видел, чтобы она так улыбалась: искренне, от всей души.
— Ух ты!
— Что такое?
— У тебя ямочки на щеках.
— Ну да, — недоуменно взглянула на него Эмма. — Они всегда там были.
— Не замечал.
— Потому что ты невнимательный.
— Нет. Просто обычно ты так серьезна, что между бровей у тебя образуется складка, кончик носа опускается вниз, а губы белеют от напряжения. Какие уж тут ямочки. Они, видно, прячутся от испуга.
Она беззлобно ткнула его в бок.
— Замолчи.
— Я не шучу. Ты больше похожа на робота, чем на человека. Может, ты киборг, Эмма? Просто тебя запрограммировали так, чтобы ты считала себя обычной женщиной. Однако сущность-то не скроешь. А что? Это все объясняло бы.
— Что именно?
— Если бы ты оказалась киборгом, то сразу стало бы понятно, почему ты не испытываешь человеческих чувств и эмоций.
— Мне казалось, мы объявили перемирие, — недовольно произнесла она.
— Ты объявила. Впрочем, я ведь и не обижал тебя. Почему правда кажется тебе оскорбительной? Я говорю то, что думаю. Пытаюсь быть с тобой честным. Однако если тебе это неприятно, я буду льстить, как все остальные, а за спиной говорить гадости.
— Меня действительно так не любят коллеги? — спросил Эмма, нахмурившись.
— Сначала скажи, нужна ли тебе правда.
Эмма вспомнила о Керри, которую незаслуженно обидела совсем недавно. Да, теперь Эмма могла признать, что была не права. Однако обида все еще жила в ее душе. Ну а кому понравится, когда человек, которому ты безмерно доверяешь, начинает тебя поучать и принимает сторону твоего врага?
Но ведь Питер мне не враг, подумала Эмма. И даже не соперник. А я вовсе не непогрешимая, какой хочу казаться даже самой себе. И во многих ситуациях я перегибаю палку, когда дело касается контроля над Питером. Керри озвучила мне мои же мысли, которые я слышать не желала. Так что я в общем-то ни за что наорала на нее. Она, наверное, переживает. Первой Керри, конечно, не позвонит, потому что знает, что ни в чем не виновата. Вот приеду домой и попрошу у нее прощения.