свободное время встречался с друзьями – в основном осетинами с соседних улиц, – в пхьормартне или чайханной, развлекался картами, принимал иногда спиртное (пиво или подогретую осетинскую водку-арака из кукурузы и ячменного солода), но редко и понемногу – его вайнахские родственники не поощряли такого. Да, и вот еще что… завел женщину.
Его подругой стала сама Амира Лихманова, о которой молодые джигиты Тарского говорили не иначе как с придыханием, – в Тарском имя этой красотки звучало столь же значительно, как имена Софи Лорен и Джины Лол-лобриджиды. Полукровка, каки он, получеченка-полурусская, но по паспорту – русская. С русской – гуляй сколько хочешь, только не перед родственниками, потому что чеченцу жениться следует на чеченке. А с другой стороны, в те годы русская жена на Кавказе считалась выгодной партией, с ней и по карьерной лестнице легче подниматься, и партбилет нетрудно получить. Как ни хотели убить национальное, все без толку. Да нет, Хамзата не интересовала ни карьера, ни женитьба, его интересовали героические абреки. Он и себя уже считал немного абреком…
Но эта Амира, хоть и старше его на два-три года, – огонь! У нее за плечами не одно восхождение на Эльбрус… Альпинистка, спортсменка, оттого, наверное, и походка пантеры. А еще бронзовый приз по снайперской стрельбе в Москве. Статная блондинка – может, и крашеная – с темными персидскими очами: встанет, ресницы опустит, точеными плечами поведет – глаз не отвести. Ножки, пожалуй, полноваты. «Низ русский, зато верх французский!» – с вызовом говорила она.
– Почему такая красавица и не замужем? – спросил Амиру Хамзат, когда она впервые появилась в Тарском.
– Разве в красоте дело? – запальчиво ответила девушка. – Я школу окончила с золотой медалью, мединститут в Грозном – с отличием, умом, надо думать, не обделена. В вашу гнилую дыру, местную амбулаторию то бишь, по распределению попала. Среди моих мужчин равного собеседника пока не встретила – вот и все! Только на работе… А домохозяйка из меня никакая – потому и не создала семью.
– На работе я ведь не стану слушать человека некомпетентного, – объясняла Амира, когда они стали ближе, – и в доме моем почему должна глупости терпеть? Мой мужчина должен мужчиной быть во всех смыслах. Порой говорят, интимные отношения роли не играют – что за глупости: именно на этом все и строится. Ко мне мужики привязывались – не отвязаться. Потому что им интересно было – и дело делать, и время провести, и в постели тоже. Один уговаривал: жену, мол, выгоню, на тебе женюсь. А я ему: «Чем она заслужила такое? Готовит, убирает, стирает за тобой, за всеми твоими родственниками; а у меня дома восточного деспотизма точно не будет». Не прощу ни обмана, ни вашего чеченского высокомерия, а еще того хуже – малодушия. Мой идеал – красавица-абрек, снайпер Лайсат Байсарова[32], и муж мне нужен каку нее – бесстрашный абрек Ахметхан…
– Может, я в то время чем-то и напоминал абрека, – продолжил свой рассказ Исаев. – Но ее двоюродному брату по чеченской линии, по отцу вроде, не нравилось, что Амира встречается с таким сомнительным типом вроде меня – чем занимается, на что живет? Он устроил ей перевод в совпартшколу во Владикавказе – чтобы Амира уехала и больше ко мне не вернулась. Пришлось серьезно поговорить с братом. Он, правда, не особенно испугался, но на конфликт не пошел. «Если любишь, предложи никях[33]», – заявил он. «Сам знаешь, чеченцу жениться на чеченке следует», – отговорился я. «Виктор Иванович Исаев – ясно, что оьрсий, никакой ты не чеченец!» – ответил он раздраженно, на том и разошлись.
– Мы, старики, как разболтаемся, уже не остановишь – все говорим, говорим… – сказал Исаев и достал очередную сигарету. – Но я все-таки приближаюсь к тому, о чем собирался рассказать. Не знаю, упоминал ли я уже о Якубе? Моем осетинском товарище – друге, каких мало…
Якуб был в годах, никакой работы не боялся и как-то особенно нежно опекал Хамзата. А с комиссариатами и всякими разными органами внутренних дел никогда в жизни не связывался. Просто зарабатывал на жизнь трудом столяра, ни к кому не лез и другим не позволял лезть к себе. Однажды утром Якуб зашел к Хамзату и сообщил, что от него ушла Мадинат, с которой он жил «во грехе», так сказать, без венчания (большинство осетинов – христиане), последние несколько лет, а увел ее Заурбек Джанаев из Ага-Батыра, что недалеко от Тарского. С этим типом Исаев однажды сталкивался по дороге из Шали в Черные горы.
– Да, я знаю его – не худший из семейства Джанаевых, – сказал он.
– Неважно, худший – лучший, но теперь ему придется иметь дело со мной.
Хамзат немного подумал, прежде чем ответить:
– Знаешь, Якуб, ведь никто у тебя ничего не отнимал. Если Мадинат ушла, значит, любит теперь Заурбека, а ты ей стал безразличен.
– Только мне не безразлично, что теперь скажут люди. Что я, струсил?
– Я бы посоветовал не лезть в эту историю… Из-за чего, собственно? Из-за того, что скажут люди? Или из-за женщины, которая больше тебя не любит?
– Кавказец, больше пяти минут думающий о женщине, не мужчина, а тряпка. Мне плевать на Мадину – это просто кукла, у нее нет сердца. В последнюю нашу ночь она сказала, что я старею.
– Но ведь она не соврала тебе.
– Правда ранит больнее лжи. Заурбек – вот кто мне сейчас нужен.
– Смотри сам – этот Джанаев работает на Дроздова. Однажды я видел парня в деле, ему поручили выследить и ликвидировать «хвост» самого Хасухи Магомадова. Скажу откровенно: он определенно большой смельчак.
– Ты, похоже, решил, что я уже испугался?
– Да нет, ты не из трусливых, но прикинь вначале, – ответил Хамзат, – что будет: либо ты убьешь и надолго загремишь в тюрьму, либо убьют тебя и навсегда отвезут катафалком на кладбище.
– Плевать, что будет… Интересно, как бы ты сам поступил в таком случае?
– Послушай меня, Якуб, ты рассуждаешь довольно странно: я никак не могу быть для тебя примером. Чтобы не попасть в тюрьму, мне пришлось заделаться шпиком у ментов, это ведь не лучший выбор…
– Но я не стану шпиком или засланным казачком – ни для каких органов или комиссариатов, мне просто надо рассчитаться с этим чертовым Джанаевым.
– Получается, ты ставишь на кон буквально все из-за кого-то, кто когда-то что-то скажет или не скажет, а еще из-за женщины, которую давно не любишь, так ведь?
Якуб не стал слушать Хамзата, поднялся и ушел.
А назавтра пришло известие: он задел