ты песню помнишь? Про письмо?
— Какую?
— Там еще слова такие: «Ты получишь письмо, как обычно, без марки солдатское. И прочтешь торопливо»…
— А может не станешь читать, — подхватила Марина вполголоса: — Обращаюсь к тебе не за помощью и не за ласкою, не пришлю никогда я в твой дом почтальона опять…
— А помнишь, там еще про подружку? — напомнил я: — Мне подружка твоя, некрасивая с рыжею челкою, написала по дружбе, что замуж ты вышла весной… Ну, и так далее.
— Ага, помню, — кивнула девушка.
— А парень не подумал, что подружка могла и соврать? Допустим — она поссорилась с подругой, или у нее у самой есть виды на этого парня, который в армии?
— Это ты к чему?
— А к тому, что все может быть. Может, твой Миша что-то напутал, или еще что-то. А может, его друзья решили так подшутить — почерк подделали.
Господи, ну кому же надо почерк-то подделывать?
Кажется, Марина тоже это прекрасно понимала.
— Леша, ты меня утешать пытаешь?
— Нет, не пытаюсь, — покачал я головой. — Но я же милиционер, пусть даже и участковый, а не инспектор уголовного розыска. (А тот Лешка Воронцов похвастал бы, что его собираются повысить? Уже и не знаю, и не могу сказать. Скорее всего, что нет.) Поэтому, прежде чем сделать окончательный вывод, нужно рассмотреть все возможные версии.
А про себя подумал, что согласно теории средневекового монаха, из всех возможных ответов следует выбирать самый простой. Вот и здесь. Вероятней всего, этот Миша закрутил роман с двумя девушками, письма им писал одинаковые (сам не умею писать письма), а конверты перепутал.
— Леша, а почему ты не спрашиваешь, отчего я к тебе пришла? — поинтересовалась вдруг Марина.
— Наверное, я тебе показался старым и мудрым, заслуживающим доверия. Нужно же тебе чье-то плечо, чтобы поплакать.
— Дурак ты, хотя ты и милиционер.
Ну вот, и пойми этих женщин. А вроде бы — мне шестьдесят пять, а этой мартышке только шестнадцать. Нет, женскую психологию я понять не в силах, даже если я старше девчонки на полвека. Поведу-ка я ее лучше в парк!
Зашли в парк, покачались на качелях-лодочках, зашли в комнату смеха, прокатились на колесе обозрения. Потом пошли в кинотеатр, отстояли очередь на фильм «Афоня». Марине фильм очень понравился, а кое-где она даже и поплакала. А я изнемогал от скуки, потому что фильм знаю чуть ли не наизусть, а еще переживал — а стоило ли ей смотреть некоторые сцены? Конечно, особо-то «откровенных» сцен в фильме нет, но там Симонова лежит с Куравлевым в одной постели и не сложно догадаться, что там у них было. Не рановато ли в шестнадцать-то лет на такое смотреть? С другой стороны, Маринка уже почти взрослая девушка, все понимает.
В ателье, чтобы заказать брюки, я так и не зашел. Оставлять Марину на улице — неприлично, а если в ателье меня при ней обмерять станут? Ничего страшного, но все равно — неловко. Да и не вижу смысла посвящать девушку в проблемы со своим гардеробом. Ладно, мы с ней вместе рубашку покупали, но штаны — уже перебор.
А ближе к вечеру я проводил девушку до дома. Непривычно, что проспекта Победы, который проходит по всему Череповцу, еще нет, а Старый город соединяется с Заречьем улицей, застроенной со всех сторон деревяшками. И трамвай по улице пока не ходить, пришлось трястись в тесном автобусе.
Марина живет в пятиэтажке и этот дом я знаю, и значится он по адресу: проспект Победы сто сорок два. А нынче здесь еще улица Гоголя, девяносто четыре. Вспомнилось, что в этом доме мой знакомец жил — тот говорил, что три раза менял адрес, никуда не переезжая. Жил на Гоголя девяносто четыре, потом по победе девяносто четыре, а теперь тоже Победы, только сто сорок два.
А напротив дома, на другой стороне улицы, там, где у нас крупный торговый центр, а за ним кинотеатр «Победа», к которому приткнулся еще один торговый цент «Макси» — деревня, а еще пруд, вокруг которого бродят коровы. Красота! Деревню скоро снесут, пруд засыплют. А куда коровы денутся, не знаю.
Проводил девушку до дома, довел до подъезда и даже поцеловал. В щечку. Или в обе? В общем, как-то так. А как же иначе? Правда, еще на колесе обозрения немножко пообнимались, да и то потому, что Маринка высоты боится. Глаза закрыла, уткнулась в меня. И как было девушку не обнять? А ведь обнял, и не задумался, что обнимаю несовершеннолетнюю.
Что-то у меня раздвоенность личности. Вроде бы, к юным девушкам никогда не тянуло, а теперь… Нет, точно шизофрения.
А вот потом мне пришлось пилить пешком до родимого общежития на улице Ленина, потому что дождаться «двойку» уже нереально. Ничего, за два часа дошагал.
Глава десятая
Трудовые будни
— Трудовые будни — праздники для нас!
Внезапно ожившее радио разбудило меня совсем не в то время, когда я рассчитывал проснуться. Вчера после полуночи (вообще-то уже сегодня получается) я, изрядно уставши, допустил промашку и не выключил этого негодяя, за что он не преминул меня отблагодарить этим бравурным маршем. Странно, утренний шестичасовой гимн я спокойно проспал, а сообщение о праздничных трудовых буднях меня как пружиной подкинуло. Дескать, немедленно встань и поспеши на праздник, то бишь на работу. А пока я спросонок соображал, что к чему, динамик добавил мне бодрости:
— Сегодня мы не на параде, мы к коммунизму на пути…
Да, каких-то четыре года осталось, если нашему кукурузному Хрущёву верить. Или всё будет как с кукурузой? Я-то знал, как всё будет. Кстати, может, мне и в партию не вступать? Сказать честно серьёзным товарищам из горкома, что через каких-нибудь пятнадцать лет «наш рулевой» накроется медным тазом, а самые проницательные из вас придут к нам на службу, спасая свой партийный стаж? Интересно, что бы было, скажи я так? Даже подумать страшно!
Впрочем, что уж я изъязвился весь? Придут в милицию и такие, что совершенно честно будут преодолевать все тяготы и лишения милицейской службы. А это окажется, прямо скажем, совсем не просто, когда на тебе оболочка уже слегка забронзовела. И указания, которые вы непререкаемо до сих пор раздавали милицейским начальникам, при взгляде изнутри покажутся вам самим далеко не такими мудрыми, как виделось из прежних кресел.
Да что