– Значит, вы отказываетесь опубликовать такое объявление?
– От имени больницы не могу. Если Космическая Служба даст на то своё разрешение, я соглашусь. Но сам я не могу. Даже если правда на моей стороне, все равно Космослужба обрушится на меня, как тонна кирпича. Они поднимут жуткий скандал…
– Несмотря на то, что прошло двести лет?
– Несмотря на это. Разве не ясно, что, если Блейк и вправду то, чем мы его считаем, он принадлежит Космослужбе? Пусть они и решают. Он – их детище, а не моё. Они заварили эту кашу и…
Комната наполнилась громовым хохотом Стоуна.
– Не смотрите на него, Чандлер. Идите и расскажите все газетчикам сами. Разнесите эту весть. Докажите нам, что вы не робкого десятка. Боритесь за свои убеждения. Надеюсь, это вам под силу.
– Уверен, что так, – ответил Гортон.
– Только попробуйте, – вскричал Стоун. – Одно слово на людях, и я подниму вас на воздух! Так высоко, что вы и за две недели не вернётесь на Землю!
19
Настырные гудки телефона наконец-то пробились в созданный трехмерником мир иллюзий. Элин Гортон встала, вышла из будки. Телефон попискивал, видеоэкран сверкал нетерпеливыми вспышками. Элин добралась до него, включила аппарат на приём и увидела обращённое к ней лицо, слабо освещённое плохонькой лампочкой в потолке телефона-автомата.
– Эндрю Блейк? – в изумлении вскричала она.
– Да, это я. Видите ли…
– Что-то случилось? Сенатора вызвали в…
– Кажется, у меня маленькие неприятности, – сказал Блейк. – Вы, вероятно, слышали о происшедшем.
– Вы о больнице? Я немного посмотрела, но смотреть оказалось не на что. Какой-то волк. И, говорят, исчез один из пациентов, кажется… – Она задохнулась. – Один из пациентов исчез! Это они о вас, Эндрю?
– Боюсь, что да. И мне нужна помощь. И вы – единственная, кого я знаю, кого могу попросить…
– Что я должна сделать, Эндрю? – спросила она.
– Мне нужна какая-нибудь одежда, – сказал он.
– Вы что же, покинули лечебницу без одежды? На улице же холодно…
– Это длинная история, – сказал он. – Если вы не хотите мне помочь, так и скажите. Я пойму. Мне неохота впутывать вас, но я понемногу замерзаю. И я бегу…
– Убегаете из больницы?
– Можно сказать, да.
– Какая нужна одежда?
– Любая. На мне ничего нет.
На миг она заколебалась. Может, попросить у сенатора? Но его нет дома. Он не вернулся из больницы, и неизвестно, когда вернётся.
Когда она заговорила снова, голос её звучал спокойно и чётко:
– Дайте-ка сообразить. Вы исчезли из больницы, без одежды, и не собираетесь возвращаться. По вашим словам, вы в бегах. Значит, кто-то за вами охотится?
– Какое-то время за мной гналась полиция, – ответил он.
– Но сейчас не гонится?
– Нет, не гонится. Мы от них ускользнули.
– Мы?
– Я оговорился. Я хочу сказать, что улизнул от них.
Она глубоко вздохнула, набираясь решимости:
– Где вы?
– Точно не знаю. Город изменился с тех пор, когда я знал его. Думаю, я на южном конце старого Тафтского моста.
– Оставайтесь там, – сказала она. – И ждите мою машину. Я замедлю ход и буду высматривать вас.
– Спасибо…
– Минутку. Я тут подумала… Вы из автомата звоните?
– Совершенно верно.
– Чтобы такой телефон действовал, нужна монетка. Где же вы её взяли, коли на вас нет одежды?
На его лице появилась грустная улыбка.
– Монетки тут падают в маленькие коробочки. Я воспользовался камнем.
– Вы разбили коробочку, чтобы достать монетку и позвонить по телефону?
– Преступник, да и только, – сказал он.
– Ясно. Тогда лучше дайте мне номер телефонной будки и держитесь поблизости, чтобы я могла позвонить, если не сумею отыскать вас.
– Сейчас, – он взглянул на табличку над телефоном и вслух прочёл номер. Элин отыскала карандаш и записала цифры на полях газеты.
– Вы понимаете, что искушаете судьбу? – спросила она. – Я держу вас на привязи у телефона, а по номеру можно узнать, где он.
Блейк скорчил кислую мину:
– Понимаю, но приходится рисковать. У меня же нет никого, кроме вас.
20
– Человек, с которым ты говорил, женская особь? – спросил Охотник. – Она женщина, правильно?
– Женщина, – подтвердил Оборотень. – Ещё какая. Я имею в виду, что красивая женщина.
– Мне трудно ухватить оттенки смысла, – сказал Мыслитель. – Я не сталкивался раньше с этим понятием. Женщина – это существо, к которому можно выражать свою приязнь? Влечение, насколько я могу судить, должно быть взаимным. Женщине можно доверять?
– Когда как, – ответил Оборотень. – Это зависит от многих вещей.
– Твоё отношение к самкам непонятно, – проворчал Охотник. – Что они такое? Не более чем продолжатели рода. В соответствующий момент и время года…
– Твоя система неэффективна и отвратительна, – добавил Мыслитель. – Когда мне надо, я сам продолжаю самого себя. Вопрос, который я задал, связан не с социальной или биологической ролью женщины, а с тем, можем ли мы довериться именно ей?
– Не знаю, – ответил Оборотень. – Думаю, что да. И я уже на это сделал ставку.
Дрожа от холода, он укрылся за кустами. Зубы начинали выбивать дробь. С севера дул ледяной ветер. Впереди, напротив Блейка, стоила телефонная будка с чуть подсвеченной тусклой надписью. За будкой тянулась пустынная улица, по которой изредка с шуршанием проносились наземные автомобили.
Блейк присел на корточки, вжимаясь в кусты. Господи, подумал он, ну и положение! Сидеть здесь голым, наполовину окоченевшим и ждать девушку, которую видел всего два раза в жизни, и почему-то надеяться, что она принесёт ему одежду.
Он вспомнил телефонный звонок и поморщился. Ему пришлось собрать всю свою решимость, чтобы заставить себя позвонить, и, если б она не стала с ним разговаривать, он бы не осудил её. Но она выслушала его. Испуганно, конечно, и, может быть, с некоторым недоверием, как любой бы на её месте. Когда звонит едва знакомый человек и обращается с дурацкой просьбой. Никаких обязательств перед ним у неё не было. Он это понимал. Но ещё более нелепой ситуацию делало то, что Блейк уже второй раз вынужден просить у дочки сенатора одежду, чтобы было в чем идти домой. Только в этот раз к себе он не пойдёт. Полиция наверняка уже караулит у дома.
Дрожа и тщетно пытаясь сохранить тепло тела, Блейк обхватил себя руками. С неба донёсся рокот, и он быстро посмотрел вверх. Над деревьями, постепенно снижаясь, – по всей видимости, направляясь на одну из посадочных площадок города, – летел дом. В окнах горел свет, смех и музыку слышно было даже на земле. Счастливые, беззаботные люди, подумал Блейк, а он сидит тут, скрючившись и окоченев от холода.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});