Читать интересную книгу Свенельд или Начало государственности - Андрей Тюнин

         Теперь же глупый Скрижал, словно специально дразнил Шатуна, выставляя напоказ похищенный амулет, ярко блестевший на  безволосой, мокрой  груди.

           И снова случилось то, что должно было случиться – Скрижал бесследно исчез, оберег обрел свое законное место, а на щеке Шатуна появился свежий шрам от глубокой рваной раны, собственноручно зашитой мною тоненькой звериной жилкой.

        Вождь никак не отреагировал на исчезновение Скрижала, но обо всем догадался, – и стал моим вторым мужчиной. С ним я познала все прелести и таинства любви. Для него же связь со мной походила на процесс обучения, на взаимоотношения наставника и ученика – во время любовных объятий он относился ко мне так же, как к молодым соплеменникам, впервые вместе с ним вышедшим на серьезную охоту, –  больше заботился  о доходчивости самого процесса, чем о получаемом удовольствии. Он пожелал, тем не менее, чтобы я стала его четвертой по счету женой –  и мне пришлось пройти обряд очищения – жить под крылышком вождя представлялось делом хоть и почетным, но скучным».

 – Почему твой оберег оказался у Шатуна? – недоуменно воскликнул я, когда Ната закончила свою историю.

 – Потом как-нибудь, – откликнулась она, и ее теплые пальцы затрепетали на моей груди, вызывая ответную дрожь желания.

        Но эта тайна так и осталась для меня необъяснимой. Зато наше будущее предстало передо мной как на ладони, когда после нескольких подряд изнуряющих ночей нас сморил обоюдный сон, во время которого вещие видения, воспользовавшись моей беззащитностью, выжали из меня скупые слезы.           

                  Сначала я почувствую, что ее ненасытность уступит место самодовольству, а трепетность – привычке, что после двух-трех приливов наслаждения она начнет тяготиться моим присутствием, и ее поцелуи будут не порхающими, а приземленно-весомыми.  Все чаще и чаще, прихватив с собой вытертую безрукавку из толстой кабаньей кожи и горсть соли, тщательно завернутую в узелок чистого платка, Ната будет скрываться в лесной глуши и возвращаться через несколько ночей усталая и неразговорчивая. После добровольных разлук приливы страсти нахлынут на обезвоженное мелководье, но любовь прозвучит лишь смутным отголоском прежних встреч, и мы оба  услышим ее поддельные трели, боясь открыто признать свое поражение. Жалость затопит наши отношения, пока удерживая от полного разрыва и заполняя щемящими воспоминаниями переполненный сосуд, с пугающими трещинами, выделявшимися на безглянцевой поверхности подобно застывшим зигзагам молнии на низковисящем небесном склоне.  

           Что ж, Ната всегда добивалась от мужчин того, что хотела, и покидала их исключительно ради более достойного и значительного любовника. После меня таким мог быть только Рюрик. Действительно, Скрижал лишил ее девственности, вождь научил искусству любви, со мной она испытала себя на предел физических и нравственных сил, а от Рюрика  должна была родить зеленоглазого сына, наследника зарождающего государства.

            Рюрик. Он встретит меня с расплескивающейся радостью как воскресшего из мертвых брата, но сам будет смертельно сражен внешним сходством Наты с погибшей Снегой. От него не ускользнет особенность моих с ней отношений, и он поведет себя с достойной правителя щепетильностью, не пользуясь своими привилегиями и преимуществами. Однако Ната не была бы Натой, если бы непроизвольно не выказала ему явную симпатию, и вырвавшийся на волю огонь надежды начнет пожирать душу и сердце Рюрика, подбираясь к основам благородства и добродетели.

           В присутствии Горыса и Щепы он вызовет меня на поединок, считая его справедливым выходом из щекотливой ситуации.

 – Свенельд, пойми, я уверен – только она может родить мне сына, но отнять ее у тебя по праву князя и конунга я не могу – ты единственный, кто остался со мной из нашего рода – пусть все решится на поле брани.

 – А Горыс и Щепа присутствуют, чтобы и русичи и варяги не могли усомниться в справедливости поединка, если ты погибнешь от моей руки?

 – Ты всегда угадывал мои мысли.

 – Я думаю, мы будем драться до полного изнеможения, и когда мечи станут тяжелы для нас, а мышцы рук непослушны – будем рвать друг друга зубами, словно дикие звери, но и тогда не выявим победителя. Ты этого хочешь?

 – Нет

 – Что ж, один из нас может ненароком наткнуться на меч другого.

 – Мне этого не надо.

 – Мне тоже, – скажу я, воткну меч в землю и сяду, подпирая его спиной.

 Он поступит так же, и разбушевавшееся пламя в его душе  уже не будет пугать меня своей необузданностью. Щепа и Горыс, облегченно вздохнув, скроются, увидев первый результат откровенного  разговора.

 – Что ты решил, Свенельд?

 – Я бы спросил, кого предпочтет она сама.

 – Спросить женщину?!

 – Хорошо, спроси меня, кого предпочтет она.

 – Я знаю твой ответ.

 – Поверь, точно так же ответила бы и Ната.

       Мы будем мирно сидеть на примятой траве лицом к лицу, и рукоятки мечей за головами нагреются на солнце и будут подрагивать под давлением несгорбленных спин, и издалека покажется, что это наши головы беспрестанно кивают в знак согласия. Мы обо все договоримся, и никто, даже Ната не помешает нам не доверять друг другу.

        Она уйдет к нему, и, теперь видя ее, я буду предельно холоден и неразговорчив, и она будет отвечать мне тем же, и даже  воспоминания о Шехонских встречах   померкнут и затеряются в дебрях суеты как дикая ромашка в порослях пахучей конопли. Но как-то я замечу ее доверчиво беседующей с Горысом – брату и сестре будет о чем поделиться, – и жало ревности разворошит остывающую золу моего  пепелища. Я брошусь к ней, а слова застрянут в глотке, и виной тому будет не волнительный спазм – просто сказать мне будет совершенно нечего, и снегопад необременительного равнодушия придет на смену любовному наводненью.

         Теперь и я без унылой тоски о прошлом,  буду ждать от Наты того же, что и Рюрик – рождения зеленоглазого мальчика, наследника, о котором упоминал мне Пелгусий и, которого я видел в своем многообещающем  и до конца неразгаданном  сне.      

 23

      И дни тянулись как года, и года пролетали как дни.

       Новгород отстроился заново и стал еще  многолюднее, разноязычнее и богаче. Никто не покушался больше на жизнь и власть Рюрика, и мы – Олег, Горыс, Степан и я, Свенельд, были заняты бесконечными походами вглубь славянской земли, выполняя наказ князя – укреплять союз северных славянских и финских племен, основывая поселения и обеспечивая мирную жизнь их обитателей. Не обходилось без мелких стычек с пограничными народами, становившимися через год-два нашими добрыми соседями, а затем и союзниками, без легких ранений забывавшимися до того возраста, когда ноющая боль в членах  начнет восприниматься как непреложное напоминание о приближении старости, без потерь, горечь утраты от которых горьким осадком скапливалась на глубине бездонной души.

       Первые годы Рюрик возглавлял  далекие походы, но постепенно участвовал в них все реже и реже, подолгу оставаясь в Новгороде в обществе Щепы, приобретшего на него неслыханное влияние. Случалось с утра до позднего вечера они запирались вдвоем в башенном помещении детинца, захватив с собой гору ячменных лепешек и кувшин безупречно-кристальной воды из новгородского источника, прозванного народом «железным ключом». И только я и Ната знали, чем они занимались и имели право нарушить их уединенье. Тяжелые, многостраничные книги, обернутые разноцветным сафьяном, по наказу князя доставляемые поклонниками Велеса из Царьграда,  Русенборга, Киева и других городов, стали  предметом их совместной страсти, и порой создавалось впечатление, что единственное, что волнует Рюрика – хватит ли запаса воска для свечей, используемых в долгие зимние вечера затворничества. А летом постройневший князь и высохший, словно сучковатая жердь, Щепа любили бродить по лесам или уплывать на малой расшиве за изгиб Волхова подальше от людских глаз и ушей и наслаждаться беседой о прочитанном, перемежая ее молчаливыми раздумьями, навеянными окружавшей невспугнутой природой.  Наследник не появлялся, не было ясности, как относиться к полянам, столкновения с которыми становились регулярными и силы которых ежегодно возрастали  не менее наших, без серьезного дела кисли варяги – но странно – никто не роптал, все были довольны, порядок креп, как крепла молва о спокойствии и процветании возрожденной державы, и даже Ната по-прежнему лелеяла Рюрика синевой влюбленного взора.

          – Поляне…,– пытался  я вызвать князя на откровенный диалог о взаимоотношениях с подданными Аскольда и Дира.

          – Без крови, – прерывал он меня и замолкал, дожидаясь моей очередной попытки соприкоснуться с его внутренним миром.