"Надо быть осторожнее", – начала строить выводы мысль, когда оставшись один, продолжал идти к комендантской, как в корридоре из другого, параллельного первому, из которого я только что вышел, с шумом показались юнкера-ораниенбаумцы. Я остановился и, подождав, чтобы их больше накопилось, передал им весть о шествии горожан ко Дворцу. И то, как они приняли это, подсказало мне, что они выходили в корридор для полного выхода из Дворца.
Теперь же настроение вновь переломилось, и они снова загалдели о возвращении обратно к своим постам. В это же время откуда-то выскочил офицер их Школы, и дело водворения порядка опять пошло на лад. Тут же попался мне на глаза один из юнкеров связи нашей Школы, которого я и послал на баррикады передать новость капитану Галиевскому. "Медлить нельзя", между тем, говорил я себе.
"Скорее находи Коменданта Обороны и проси направить свободных офицеров к юнкерам. Иначе приход отцов города будет впустую. Затем из юнкеров необходимо устроить заставы на подступах к Белому Залу, а то бесконечные корридоры никем не охраняются, и они свободно, через какие-нибудь ходы, вроде Зимней Канавки, просочатся и затопят Дворец своею численностью, а не победой оружия. Боже, как мне это раньше не пришло в голову", – едва плетясь к комендантской, казнился я. "О, где бы выпить воды и оправиться", – и у меня в глазах запрыгал стакан чаю, замеченный мною на столе в кабинете заседания Временного Правительства. "Дурак, почему не попросил, объяснив причины жажды".
"Ты этим бы даже подбодрил их. Они увидали бы, что есть люди, которые твердо стоят на своему посту служения долгу. Да, держи карман шире, – просто решили бы, что выскочка", – зло рассмеявшись, вошел я в достигнутую мною комендантскую. "Что они там делают", нечаянно оборачиваясь на пороге вправо и замечая группу юнкеров и офицеров, заинтересовался я над необычайностью их поз. "А, пускай делают, что хотят", – и я окончательно вошел в комнату. В ней я застал лишь нескольких юнкеров и верзилу вольноопределяющегося, удивительно напомнившего мне одного знакомого, и картины из родной Малороссии поплыли передо глазами, я зашатался и, если бы он не подхватил меня, то я бы грохнулся на пол.
"Вы ранены?" – участливо закидали меня вопросами, но я молчал.
Все куда-то исчезло, но я как-то сразу увидел нагнувшегося надо мной верзилу вольноопределяющегося. "Что такое? Зачем вы здесь?" – вскочил я с вопросом со стула, на который меня усадили.
– "Вам плохо! Сидите лучше, господин поручик", – ласково улыбаясь из-под мохнатых бровей голубыми глазами, просил он меня.
"Где Комендант Обороны?" – упрямо задал я вопрос.
"Комендант только что отправился к Временному Правительству", – ответил один из юнкеров.
"Догнать!" – заорал я.
И от этого, внезапно вырвавшегося крика, мне стала отчетливо ясна вся окружающая обстановка. Двое юнкеров, как-то подпрыгнув от неожиданности окрика, бросились в корридор исполнять приказание, но сейчас же вскочили обратно.
– "Там дерутся", – срывая из-за спин винтовки, говорили они.
"Ворвались", – мелькнула мысль, обдавая жаром все тело, и я в момент бросился к корридору, вытаскивая револьвер из кобуры. Но взглянув в корридор, сейчас же вложил его обратно. Дравшиеся на шашках, мелькавших в воздухе, оказались двое пьяных офицеров, быстро отделявшихся от группы, замеченной мною при входе в комендантскую. "Что скажу юнкерам? Какой стыд!" – смущенно решал я.
"Офицеры подрались, своих не узнали, что ли? Видно большевики для вас, что пугало для ворон!" – крикнул я уже из корридора, бросаясь между приблизившимися драчунами. Мое появление смутило и внесло некоторое спокойствие, что дало возможность подбежавшим сотоварищам развести их в разные стороны.
– "Господин поручик, – подошел ко мне с вопросом один из юнкеров, – что прикажете доложить коменданту? Вы приказывали его догнать".
"Спасибо. Я забыл. Не надо, я сам пойду… Кто знает дорогу? А то я запутаюсь", – схитрил я, боясь, что снова ослабею и не дойду самостоятельно.
– "Я знаю, господин поручик", – вызвался вольноопределяющийся. – "Разрешите, проведу?" "Да, да. Идемте. А вы оставайтесь здесь и всем передавайте, что сюда идет народ", и я повторил известие, с которым прибежал.
– "Позвольте вас взять под руку", – предложил мой провожатый, когда мы скрылись за поворотом.
"Спасибо. Только с левой стороны", – быстро попросил я его, от мелькнувшего соображения: "почему он так быстро предложил свои услуги… и вообще, как странно он держится, почему он дернулся корпусом вперед, когда я говорил, что сюда идут отцы города. Ясно, ему это не понравилось… уж не он ли посылал отсюда пакет за N 17", – работало напряженно какое-то растущее чувство недоверия к спутнику, что-то болтавшему, что ускользало от моего слуха.
По мере приближения к цели, спутник все круче и круче менял темы разговора, а я все ленивее ворочал языком и чаще стал останавливаться, чтобы, опершись спиною к стенке, внимательнее рассмотреть лицо, руки, и одутловатости карманов. "Странно – упорно сидела все одна и та же мысль в голове. – Я его раньше все как-то не замечал, и почему он без винтовки или револьвера, или шашки. И что он может без них тут делать? Нет, определенно здесь дело нечистое", – заключал я и принимался идти дальше, чтобы через сотню шагов остановиться и снова обдумать те же вопросы. Но вот он, слегка запнувшись, с налета задал вопрос, не могу ли я использовать его желание быть полезным делу защиты Временного Правительства и, если понадобится, занять его так, чтобы сами члены Временного Правительства видели его усердие, за что его, после подавления мятежа, произведут в корнеты флота…
– "Господин поручик", – повышенно закончил он, спотыкнувшись на слове "флота", свою просьбу. Я от неожиданности сопоставления корнета с флотом слегка вздрогнул и искоса взглянул на него снизу вверх. Он тоже смотрел на меня.
"Матрос", – выросла догадка…
"Что же, я с удовольствием сделаю это", – с трудом проговорил я, в то же время сжимая рукоятку нагана.
– "Покорнейше благодарю!" – освобождая свою правую руку, ответил он. "Вы бы отдохнули, господин поручик, на вас лица нет", – остановился он с предложением, засунув освобожденную руку в правый задний карман. В корридоре, в который мы вышли с большой мраморной лестницы, была полутемнота и полное отсутствие какой-либо человеческой фигуры. В висках стучало, во рту было не хорошо. "Кто раньше?" – мелькал вопрос в голове, с жадностью улавливавшей доносящиеся звуки гула голосов из светлой полоски конца корридора. И вдруг из распахнувшейся двери, слева от выхода с лестницы, вышли с тяжелыми шагами, эхом покатившимися по корридору один за другим пять юнкеров.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});