И мне становится стыдно за то, как я неприветливо общалась с брюнетом, когда он приезжал в бокс.
Расулов, забрав какие-то железки, подходит к двери, но его задерживает подчиненный:
— Давид Ахматович, наша помощь требуется?
— Справлюсь сам.
— А Алексеевне? Может, ей нужен личный телохранитель?
Давид, скользнув по мне взглядом, приподнимает уголок губ и оборачивается к мужчинам:
— У кого-нибудь есть желание охранять Екатерину на безвозмездной основе?
— Есть! — едва ли не хором отзывается большинство мужчин из десятка присутствующих.
— Кто бы сомневался, — хмыкает Расулов.
Черт возьми, как же это приятно! Честное слово, я не ожидала, что в этом мире еще остались нормальные мужчины с правильными понятиями в отношении женщин.
— Спасибо вам большое, — отзываюсь я. — Но моя ситуация не критична. Я постараюсь справиться сама.
Брюнет скрещивает мускулистые руки на груди.
— Ты, Алексеевна, не стесняйся, и если кто-то обидит — говори. Найдем, накажем. Он не спрячется от нас даже за надгробием.
— Ладно, — не выдержав, хихикаю.
Впервые за эту ночь мне искренне хотелось смеяться, даже мучительная дрожь прошла, и тело потихоньку стало отогреваться.
Глава 19
Моя студия хоть и скромная, но входную дверь владелец установил качественную, с японскими замками. Мне казалось, что за такой дверью меня точно никто и никогда не достанет.
Но все мысли о надежности импортной двери и хитрых японцев лопаются, как мыльный пузырь, когда Расулов меньше чем за минуту отпирает замки с помощью двух железных прутьев.
Он не повредил замки и не думал их ломать, используя грубую силу. Просто пару выверенных движений — и дверь в мое убежище взломана.
— Невероятно! — ахаю. — Как быстро вы открыли дверь…
— Есть такой талант.
Давид прячет инструмент во внутренний карман кожаной куртки.
— Вы сколько времени потратили на меня сегодня. Даже не знаю, как вас благодарить.
— Кружки кофе будет достаточно.
Расулов хочет зайти? Это слишком неожиданно. Но, несмотря на то, что гостей я не ждала, пригласить Давида мне не стыдно, ведь я точно знаю, что в студии пусть и скромная обстановка, но царит полный порядок.
Склонность к опрятности у меня была всегда, а уж довести ее до идеала мне помогла, справедливости ради замечу, моя почти бывшая свекровь. Она ни дня не работала и полностью посвятила себя семье и быту.
И меня настраивала пойти по такому же пути. Ее сердце, покрытое холестериновыми бляшками, болело за сыночка. Все переживала, чтобы Тимофей был накормлен, обстиран и жил в чистоте.
— Это меньшее, что я могу для вас сделать. — Отступаю в сторону, приглашая Расулова войти. — Только у меня кофе растворимый.
— Да без разницы, Кать.
Пока Давид моет руки, я кипячу чайник. Из шкафа достаю две самые красивые кружки. Ставлю их на стол. И он все равно кажется мне каким-то пустым. Открываю холодильник в поисках хотя бы конфет, хоть и знаю, что их там нет.
На полке со скучающим видом лежит лишь начатая пачка крекеров, которые успели отсыреть. Мучного и сладкого мне и на работе хватало, домой я старалась не покупать ничего такого, чтобы вечерами не заедать грусть.
Знала бы, что Давид придет, за тортом бы сходила или пирожными.
Зато в кастрюле у меня есть картофельное пюре, а на блюде из закаленного стекла — курица.
— Может быть, перекусим? — предлагаю Давиду, когда он входит в кухню, снимает куртку и вешает на спинку стула.
— Если честно, я не хотел тебя напрягать. Глотнул бы просто кофе, — садится за стол.
Задерживаю на Расулове взгляд. В моей квартирке он будто инородный элемент, совершенно не подходящий под общую обстановку. На Давиде черная брендовая футболка, выгодно подчеркивающая его крепкую фигуру, на широком запястье платиновые часы. От Расулова обалденно пахнет свежестью.
На фоне Давида повидавшие жизнь обои и мебель кажутся еще более старыми и жалкими и навеивают мысли, что такому человеку, как Расулов, не место среди бедности. Но он даже намека не допускает на наше социальное неравенство.
— Это быстро. Только разогреть! — сучусь я, раскладывая еду по тарелкам. — Вы весь вечер меня катали, а я вам голую кружку с кофе поставила…
Давид пробует мясо. Медленно его пожевав, вдруг прикрывает глаза.
— Катя, не могу не спросить, из какого ресторана ты заказывала эту курицу?
Поперхнувшись кофе, таращусь на Давида:
— В смысле заказывала?
— Это не домашняя стряпня, явно.
— Курицу я готовила сама. — Расулов будто мне не верит. Смотрит настолько пристально, что его взглядом можно заряжать воду. — Просто у меня есть свои секреты, — деловито заявляю. — Я мясо в киви мариную не меньше трех часов.
— Ты вкусно готовишь. Твоему мужу повезло.
От последней его фразы в груди царапает.
— Я не замужем.
Официального развода с Демидовым еще нет, но я смирилась и постепенно перестала считать себя его женой.
— Вот как? Странно. Ты когда телефон в моей машине теряла, я от звонков «любимого мужа» чуть не оглох. Даже выключить пришлось.
Вздыхаю.
— Он бывший. Да и в телефонной книге я давно его переименовала, а потом заблокировала. С ним все кончено. И я меньше всего на свете хочу говорить о Тимофее.
— Прошу прощения, если мои слова тебя задели.
— Просто когда разговор касается мужа, я становлюсь верящей в приметы. Взять ту же про дерьмо и речку. Так что лучше не вспоминать…
Гость облокачивается на стол, продолжая изучать меня взглядом.
Время на часах близится к двум. Удивительно, но рядом с Давидом я совершенно забываю про усталость и сон.
Но Расулов все-таки не засиживается. Поблагодарив меня за ужин, встает. Я тоже поднимаюсь и иду провожать Давида. Уже возле двери он медлит, будто ему не хочется со мной прощаться. Набросив на плечи куртку, вдруг достает из кармана смартфон.
— Дашь мне свой номер? — спрашивает и с задержкой дополняет: — Раз ты оказалась свободной.
Неожиданно так спросил. Немного теряюсь. Чувствую себя волнительно и странно. Впервые за столько лет симпатичный мужчина просит номер, а у меня совершенно нет желания ему отказать.
— Хорошо, записывайте.
Диктую цифры. Давид уходит, а меня не покидает легкое волнение. Даже руки немного трясутся, когда я беру с полочки запасной комплект ключей и запираю замок.
Спустя минут десять в мессенджер приходит сообщение:
«Приятных, снов, Катя».
Номер неизвестен, но я сразу догадываюсь, кто написал. Прежде чем ответить, открываю фотографию в профиле. На ней Расулов сидит в машине.
Селфи вроде бы обычное, сделанное на скорую руку, но Давид настолько фотогеничен, что его хоть сейчас можно печатать на обложке глянцевого журнала.
«И вам доброй ночи, Давид».
Я долго не могу уснуть, ворочаюсь с боку на бок. Мысли в голове мечутся.
Но утром, удивительно, чувствую себя отлично. Я бодра и полна сил. Может быть, потому что провалялась до десяти часов и никуда не тороплюсь. Хотя и не выходной.
По старому расписанию я бы уже давно должна сидеть на автомойке, но моей ноги больше там не будет. Я просто не смогу вести себя с Суворовым как ни в чем не бывало после его грязных домогательств. Мне многое пришлось вытерпеть от выскочки Иры. Я делала это, чтобы дождаться зарплаты.
Теперь меня никто не заставит туда вернуться.
Но и назвать автомойку самым отвратительным местом я тоже не могу. Работая там, я научилась общаться с разными людьми и получила ценный опыт. Отточила навык коммуникабельности и стрессоустойчивости, а заодно освоила компьютерные программы.
Хватаюсь за телефон и ищу в интернете мастера, который бы мог поменять замки в студии.
Из-за утерянных ключей я не могу в полной мере чувствовать себя безопасно. Благо дефицита специалистов нет. Пока жду мастера, умываюсь и пью кофе. Обычно растворимый напиток кажется мне горьковатым, но сегодня его вкус на языке раскрывается как какой-то нектар.