Фойл присвистнул.
— Кто еще, кроме вас, видел, как она оттуда выходила?
— Адеан и другие актеры, игравшие слуг Владимира, уже в это время были на сцене. Даже если они и не знали, к то она такая, они не могли не заметить ее броского платья — черно-белое с диагональными линиями. Есть какие-нибудь сведения от Ламберта, которому поручили замяться ножом?
— Он прибудет ко мне в кабинет завтра, около пяти вечера. Приходите и вы. Он уверяет, что у него есть кое-что интересное.
Глава седьмая
Характерная роль
Ресторан «Капри» находился на 44-й Западной улице. Проходя мимо Королевского театра, Базиль внимательно оглядел пожарную лестницу с правой стороны. Интересно, хватило бы у него мужества взобраться на нее вчера вечером, если бы он видел раньше, как высоко она уходит вверх, под самую крышу?
Вчера вечером Базиль предполагал, что в этот переулок можно было войти только со стороны 44-й улицы. Теперь он осознал, что существует еще по крайней мере пять способов, чтобы проникнуть сюда и улизнуть отсюда, — две пожарные лестницы двух театров, их соответствующие служебные входы, а также кухонная дверь коктейль-бара.
Легкий шум привлек внимание Базиля к развалюхе, стоявшей как раз посередине тупика. Какой-то человек только что вышел оттуда на улицу и старался поплотнее прикрыть дверь, преодолевая сопротивление ветра. Базиль подошел к нему.
— Мистер Лазарус? — спросил он.
— Да. Что вам угодно?
Мужчина искоса его разглядывал. Как однажды сказал Франсуа Вийон, он был «маленький, старенький и беленький». Он обладал удивительно зычным, хорошо поставленным голосом, голосом актера.
— Мое имя Уилинг. Я прочитал в газетах кое-что о грабителе, который пробрался в вашу мастерскую.
— Да, я слушаю, — ответил Лазарус, стараясь сохранить полное безразличие.
— Вот хотел поинтересоваться. Из газет я узнал, что грабитель ничего не украл. Только выпустил из клетки канарейку. Но, как известно, газетные сообщения отличаются крайней неаккуратностью и спешкой. Действительно все было так, как они сообщили? Или же репортеры постарались приукрасить историю?
Лазарус помолчал с минуту, а потом спросил:
— Вы что, из полиции?
— Нет. Я просто приписан к штату окружного прокурора. Но это неофициальный разговор, просто я любопытен.
— Ах, вон оно что, — проговорил Лазарус, несколько смягчая свою настороженность. — После того, что произошло в театре, я считал, что никто более не станет интересоваться взломом моей мастерской. Все случилось именно так, как было сообщено в газетах. Насколько мне известно, он ничего не украл. Только выпустил на волю канарейку.
— Можно на нее взглянуть?
— Пожалуйста.
Лазарус отпер дверь, которую только что закрыл. Мастерская была настолько крохотной, что в ней с трудом могли находиться одновременно два взрослых человека, точильный станок и стул перед ним. На полках кучами лежали ножницы, ножи, пилы, все с тупыми лезвиями, многие из них покрытые ржавчиной. Кроме того, там еще был переносной радиоприемник, керосиновая лампа, стакан и кувшин с водой.
— Это из коктейль-бара, — объяснил Лазарус, перехватив взгляд Базиля. — Они очень добры ко мне, позволяют пользоваться их туалетом, а сам бармен часто угощает меня бутербродами. Видите ли, я здесь не живу. В городе у меня есть комнатушка. Когда-то в молодости у меня был фургон, но все мои клиенты в этом районе — это люди, связанные с театром, и когда я постарел, то подумал: «Почему бы не завести мастерскую и не оставаться постоянно на одном месте?» Тогда я продал фургон и вот — работаю теперь здесь.
— Вам повезло. Вы нашли неплохое местечко! — одобрительно сказал Базиль.
— Эту хибару для меня построил Сэм Мильхау. Когда он привез сюда свой Королевский театр. Он когда-то дружил с моим отцом в Кодене, где родились мои предки. В те времена я тоже был актером. Однажды в Варшаве я даже играл «Гамлета»… по-польски. Но теперь… Теперь я почти нищий. Но все же здесь лучше, чем в доме для престарелых актеров. Я свободен и независим. Я зарабатываю немного, но Сэм отдал мне эту развалюху бесплатно, и я не плачу за нее ни гроша. Кроме того, у меня есть работа, я в курсе всех театральных сплетен. Ведь мои клиенты — это люди театра. А когда их нет, то я прибегаю к помощи собственного тенора и развлекаюсь, как могу.
Улыбаясь, он повернулся к клетке. Сделанная из медной проволоки, она была чистой и просторной. Там внутри находились две обычные жердочки и качающаяся маленькая трапеция, обычная маленькая фарфоровая чашечка с водой, другая с просом и немного косточек для сохранения у птички остроты клюва.
Маленькие, словно две черные пуговки, глазки смотрели на Базиля из комочка желтых перьев. Хрупкие розовые коготки обхватили большую жердочку.
— Она сейчас дремлет, — сказал Лазарус. — Но ранним утром, при восходе солнца, она прелестна. Она замечательно поет, даже подражает радио, когда я включаю приемник. Она всегда подключается, когда я «ловлю» Баха, но ей не нравится современная музыка.
— Птичка со вкусом, — пошутил Базиль. — Как ее зовут?
— Дикки.
Это имя не понравилось Базилю.
— Вчера вечером, проходя возле вашего окна, я случайно заглянул в него. Но птички вашей не видел. Она была здесь?
— Да, но я накрыл клетку куском мешковины, чтобы дать ей возможность спокойно поспать от заката до восхода солнца. Я всегда так делаю, когда мне приходится работать с лампой.
— А почему вы держите канарейку здесь, а не дома?
— Мой «дом» — это просто одна маленькая комната, выходящая окнами во двор, куда не попадает солнце. Я там только ночую, а Дикки должна спать здесь, чтобы песней встречать солнце. Мне никогда и в голову не приходило, что кто-то может проникнуть сюда и причинить ей вред.
— Судя по всему, очень удобная клетка, — заметил Базиль. — Не можете ли вы объяснить, зачем нужно было выпускать канарейку из такой хорошей и удобной клетки?
— Понятия не имею, — чистосердечно признался Лазарус. — Я сам был крайне озадачен этим происшествием.
— Вы уверены, что здесь ничего не было украдено?
— В мастерской нет ничего ценного, ничего, кроме радиоприемника. Как видите, он на месте. Больше я ничего не обнаружил. Даже по внешнему виду моей хибары можно заключить, что красть здесь нечего.
Птичка проснулась. Она вскочила на трапецию и начала мягко раскачиваться взад-вперед, словно маленький маятник.
— Чик-чирик? — спросила она что-то на своем языке.
— Привет, Дикки, — ответил Лазарус.
— Чик-чирик! — повторила птичка, имитируя голос Лазаруса словно хотела сказать: «Всем привет!»
Базиль внимательно посмотрел на точильный станок.
— Как вы считаете, мог ли кто-нибудь воспользоваться вашим точильным кругом, чтобы наточить что-нибудь, ну скажем, нож?
Лазаруса вопрос озадачил, и, казалось, он никак не мог найти на него ответа.
— Вполне возможно. Откровенно говоря, я об этом не думал. В таком случае я более тщательно обследовал бы точильный камень, когда впервые обнаружил следы злоумышленника. Теперь, конечно, слишком поздно. Но для чего идти на риск, взламывать мастерскую? Только для того, чтобы наточить нож? Я беру за услуги недорого.
— Предположим, что этот человек не хотел иметь свидетелей, видевших у него нож.
— Ах вот что. Но теперь мы этого уже никогда не узнаем, — сказал Лазарус, улыбнувшись птичке. — Только вот Дикки может подсказать нам, кто был этот взломщик, но она молчит. Приходите в канун Рождества ровно в полночь, когда, по поверью, все животные и птицы разговаривают на человечьем языке.
Стоя перед клеткой, Лазарус насвистывал первые такты «Неоконченной симфонии». Дикки уловила мелодию и повторила ее. Затем она добавила пару трелей от себя лично и самозабвенно отправилась блуждать в лабиринтах собственной музыкальной импровизации.
— Скажите, а можно ли на вашем станке наточить скальпель?
— Я начинаю понимать вас, доктор Уилинг. — Никто на свете не выглядел мудрее старого Лазаруса, когда лицо его озаряла улыбка. — Вы считаете, что взлом моей мастерской и вчерашнее происшествие в театре как-то связаны друг с другом?
— Нам только известно, что скальпель был где-то наточен. Он принадлежал Роднею Тейту, а тот утверждает, что еще несколько дней назад инструмент был совершенно тупой.
— Послушайте, но ведь убийца мог купить уже наточенный хирургический нож, — лицо Лазаруса стало серьезнее.
— И тем самым оставить по себе память в магазине.
— Он мог наточить его в другой мастерской, далеко отсюда, в каком-нибудь пригороде или даже в другом городе.
— И вновь оставить следы сделки, что непременно случилось бы, даже если бы он купил точильный станок. Обычный маленький кухонный точильный камень здесь не годится. Скальпель — инструмент очень деликатный, да и довольно внушительных размеров.