За столом баба Зина, как и полагается случаю, пропустила рюмку наливочки за здоровье народившегося «правнука Макарки». Потом повернулась к Даше, вздохнула растроганно:
– Спасибо и тебе, Данечка, что помогла моей Натке тогда. Дай тебе бог здоровья! И что встречать со мной Натку пошла – тоже спасибо. А то затюкали совсем девку – все от нее отказались, будто она ехидна какая… И мать, и женихи, и друзья-подружки… Мы-то ничего, мы-то проживем, конечно. Я еще крепкая, помогу…
Старуха вдруг всхлипнула громко и затрясла губами, пытаясь отвернуть от них лицо. Наташа потянула к ней через стол тонкие ручки, погладила по плечам:
– Ну, ба… Ну чего ты? Перестань! Я аттестат получу, работать пойду… А институт заочно окончу. Ну чего ты, ба? Да ну их всех, ей-богу! Вот и Даша мне поможет! Подумаешь, подружек она пожалела! – И обращаясь уже к Даше, совсем по-взрослому и насмешливо пояснила: – Они и впрямь, девчонки мои, от меня шарахаться начали, как про беременность узнали. Вот глупые… Решили, видно, что она воздушно-капельным путем передается…
Они прыснули в унисон и переглянулись весело. Странно, но от дурацкой этой шутки и собственного над ней легкомысленного хихиканья Даша отчего-то вздохнула свободнее, будто отпустила ее на секунду поселившаяся в ней проблема. Даже показалось ей на эту самую секунду, что никакая это и не проблема вовсе… Да и девчонка эта нравилась ей все больше и больше. Молодец какая. Послушаешь – все у нее хорошо да складно! И школу она окончит, и институт потом заочно… Хотя, может, и права в ее случае уважаемая Екатерина Тимофеевна – чего ей терять-то? Как жила в Синегорске, так и будет жить дальше. От перемены мест слагаемых, как говорится… Это ей, Даше, есть что терять. И даже не терять, а ставить под угрозу. Папину карьеру, например. А заодно и мамину тоже, получается. Да и свою… Да, да, конечно же, ей есть что терять…
Из ворот домика на Пролетарской улице Даша вышла, когда на улице совсем стемнело. Не успела и двух шагов ступить, как из сумки послышалась обиженная песенка забытого там мобильника – наверняка мама уже обзвонилась. Только почему-то не захотелось ей сейчас слышать ее бодро-оптимистический голос, повторяющий в сотый уже раз одни и те же фразы про временность ее здешнего вынужденного пребывания, про то, что все обойдется, про перестановку в голове первичных и вторичных проблем… Ну, не захотелось, и все тут! В конце концов, могут же у нее быть эти… Как их называют, которые у беременных? Придури? Капризы? Да какая разница, в общем. Вот не захотелось, и все. Ей, может, сейчас о другом совсем думать хочется. Например, как бы Наташе Егоровой помочь. Вот было бы хорошо… Вот придумать бы что такое интересное, чтобы этого Сашку Тимофеева от досады скрутило! Вместе с его сыновней послушностью да разумностью! И правильным жизненным выбором в придачу! Вот взять и устроить какой-нибудь для Наташи хороший поворот судьбы. Например, чтоб влюбила она в себя олигарха какого-нибудь, следуя советам юной модно-глянцевой давешней писательницы… А что – неплохо. Только где ж в этом занюханном Синегорске олигарха сыщешь? Хоть обыщись – наверняка нету ни одного, даже и самого завалящего. Да и бог с ним, с олигархом! Мало ли чего юные писательницы насочинять могут? Надо к жизни, к жизни поближе этот поворот искать. Вот что-то такое интересное Екатерина Тимофеевна рассказывала про Наташиного бывшего друга Костика… Может, его как-то к ситуации приспособить?
Телефон, вдоволь наверещавшись, замолк, будто захлебнулся маминой обидой и тревогой. Даше вдруг стало стыдно – чего ж это она… Размечталась тут об устройстве чужих судеб, а мама там волнуется. Хотя чего ей и волноваться особо? Не на войну ведь дочку отправила, а всего лишь на решение проблемы. Она ж мастерица в этом, решения всякие придумывать. Оптимальные выходы из проблем искать. Раз-раз, и все готово. А она, Даша, ее послушала. И все замечательно. И все хорошо. И нечего тогда и звонить через каждые полчаса…
Глава 10
– Чего тебе, Даш? Проблемы какие-то? – подняла голову от бумаг Екатерина Тимофеевна и улыбнулась Даше очень сердечно. Хотя слово это – сердечно – с ее улыбкой никак не вязалось. Потому что сердечно – это когда тихо да ласково, это когда сердце говорит. А у Екатерины Тимофеевны оно, похоже, было совсем неразговорчивым – хозяйки своей побаивалось. Потому и слова из нее выскакивали не сердечные, а сухие и твердые, как каленые орехи: – Заходи! Заходи, Дарья! Не стесняйся!
– А вы не очень сейчас заняты? Может, я не вовремя? – Даша скромно присела на краешек стула.
– Да я всегда занята, Дашенька. Работы – невпроворот! Но для тебя время всегда найду. Говори, что у тебя стряслось!
– Да я и сама не знаю… Плохо мне чего-то… Всю ночь не спала…
Даша резко опустила голову, и перышки-прядки тут же послушно скользнули ей на лицо, закрывая некрасиво задрожавшие губы и щеки. Хорошая прическа, спасительная такая. Потому что сроду Даша Кравцова ни перед кем не плакала. Еще чего… Сейчас вот она возьмет себя в руки, сглотнет слезы и выскажет вслух этой умной женщине все свои страхи-сомнения, которых и впрямь накопилось много за эти последние дни. Хотя выскажет – не то слово. В том-то и состояла Дашина трудность, что она не могла дать им четкого определения, этим страхам-сомнениям. Так, маета какая-то. Непонятки. То ее как магнитом тянет в домик на Пролетарской улице, то раздражать начинают его обитатели… Как в дурном сне, когда знаешь, что тебе обязательно надо попасть в определенное место, и никак не можешь, и блуждаешь в его поисках неприкаянно, и отделаться не можешь от тревоги и дурных всяких предчувствий…
Екатерина Тимофеевна только вздохнула тяжко – вот, мол, оно и началось, самое трудное… Девчонка с первого перепугу не осознала коварных материнских планов, а женский инстинкт, он уж тут как тут! Вот и борись теперь с ним, как хочешь. И подруга Надя тут ей не помощница… Эх, и что у нее за доля в жизни такая – вечным цербером быть? Все время приходится переть противу правил напролом с шашкой наголо. Хотя если вдуматься – против каких таких правил? Она что, не знает, сколько девчонок-старшеклассниц в ее школе абортов понаделало? Знает! И ничего с этим не сделаешь – они теперь все такие! И никакого потрясенного раскаяния по поводу избавления от нежелательной проблемы ни в одной из них не образовалось. А тут… Ведь девчонка не убивать свое нежелательное дитя сюда приехала, черт возьми! Она же в хорошие руки пристраивать его собирается! Если с другой стороны посмотреть – доброе дело кому-то сделать! Да, именно так, как ни цинично для нежных ушей это звучит…