в комнату.
– Делейн…
Она остановилась, держа руку на полуоткрытой двери, и оглянулась на него. Вокруг нее бушевал холод. Тени просачивались в каждую щель. Заползли под кожу и остались там. Ему было интересно, что она видит, когда смотрит на него так. Был ли он вообще похож на настоящего.
Он хотел поблагодарить ее за то, что она вернулась. За то, что она нарисовала ему бабочку.
Он хотел сказать ей, что не заинтересован в дружбе. Но вместо этого ему удалось только сказать:
– Увидимся в классе.
15
Делейн и Адья расположились в глубине библиотеки, притаившись среди деревянных столов, когда их обнаружила Маккензи.
Она опустилась на свободный стул, ее кофе расплескался во все стороны, а кудри растрепались.
– Грег Костопулос, – сказала она без всяких предисловий.
Адья выдернула наушник из-под розового полотна своего хиджаба.
– И тебе привет.
– Грег Костопулос, – повторила Маккензи, как будто они должны были узнать это имя. – Вчера один турист с собакой отправился в поход на Старвед-Рок в Иллинойсе и нашел в лесу тело. Угадайте, кто это был.
У Делейн похолодело в животе.
– Правильно, – сказала Маккензи. – Грег Костопулос. В официальном отчете говорится, что он споткнулся и упал во время пробежки. Но вот в чем загвоздка – он даже не из Иллинойса. Он из Огайо.
– О, ничего себе, – изумилась Адья, глядя на Делейн через перегородку. – Огайо.
– Это очень подозрительно, – согласилась Делейн.
– Может, вы двое хоть на секунду станете серьезными? – Маккензи достала свой телефон из кармана и принялась листать новости. – Костопулос был активным студентом в Хау. Что студент колледжа из Массачусетса родом из Огайо делает в Иллинойсе в середине осеннего семестра?
– Притормози, Шерлок, – сказала Адья. – Возможно, у него там семья. Полиция вообще расследует это как убийство?
– Нет, – ответила Маккензи и положила свой телефон на колени Адьи. – Но у меня есть предчувствие, ясно? Что-то не сходится. Это Грег. Ты узнаешь его?
Под таким углом Делейн могла видеть на экране только размытый профиль лица мальчика. Адья низко склонилась над телефоном, сморщив нос.
– Нет, – сказала она и передала телефон обратно Маккензи. – Это не мальчик из моей головы.
– Я уже спрашивала Прайса об этом, – сказала Делейн. – Похоже, он ничего не знает.
– Если только он не лжет тебе, – отметила Маккензи.
Эта мысль вызвала у Делейн беспокойство. Она переживала не из-за того, что Колтон, возможно, лжет, а потому что знала: он точно лжет. Он лгал все время. А она позволяла ему.
Стул рядом с ней сильно затрещал, и на него опустилось какое-то тело. Вздрогнув, она подняла голову и увидела, что на пустом месте сидит Эрик Хейс: лицо скрыто под серым капюшоном, его будто занесло осенним ветром с площади.
– Тебе нужно оставить его в покое, – сказал он, откинувшись на спинку кресла.
Делейн знала, кого он имеет в виду, но чувствовала себя дерзкой, поэтому спросила:
– Кого?
– Избавьте меня от глупостей, – сказал он. – Я знаю, что ты и Прайс общаетесь после занятий.
– Он помогает мне с кое-какими материалами для занятий.
– Это буквально его работа, – добавила Маккензи.
– Я не с тобой разговариваю, рыжая. – Хейс не сводил глаз с Делейн, и она изо всех сил старалась не дрогнуть под его взглядом. – Я не знал, что Прайс устраивает прием в своем «БМВ» посреди ночи.
Среди деревянных столов стало так тихо, что можно было слышать, как летает муха. В горле у Делейн все сжалось. Ее щеки горели, как будто ей дали пощечину.
– Я так и думал. – Эрик поднялся со стула, смахнув с головы капюшон. – Хочешь мой совет? Найди себе другого партнера по учебе. Пока кто-нибудь не пострадал.
Они сидели втроем в тишине, пока он удалялся прочь.
– Невероятно, – сказала Маккензи, когда он скрылся из виду. – Я бы поставила все до последнего цента на то, что все они ввязались во что-то опасное.
– Его имя было на стене, – сказала Делейн, наблюдая, как Эрик присоединился к столу старшекурсников. – Это не может быть совпадением. Может быть, Грег Костопулос тоже там. Я могу зайти после уроков и проверить.
Адья подавила дрожь.
– Я не знаю, Лейн. У этого места плохая энергетика.
– Мне не сложно, – сказала Делейн. – К тому же Нейт обычно там ошивается. Может, он что-нибудь знает.
Когда день закончился, Делейн закуталась в пальто, надела шапку и отправилась в Святилище. В кармане у нее лежал кусок черного турмалина, который, по настоянию Маккензи, должен был очистить ее от злой энергии. Дни становились все темнее, и сумерки уже начали сгущаться. Она торопилась, не обращая внимания на сгущающуюся темноту.
Войдя в Святилище, она обнаружила, что внутри царит полный беспорядок. Тележка с книгами была перевернута, ее содержимое разбросано по всей комнате. Кресло-мешок было разорвано по швам, словно когтями, а белый наполнитель из полистирола заполонил все помещение.
Встревоженная, она прошмыгнула сквозь беспорядок в главную комнату, где стена имен возвышалась над катастрофой из мелочи и разбросанных ручек. В центре всего этого стоял Нейт, без рубашки, сгорбившись и склонив плечи. Вдруг она поняла, что он плачет. Звук вырывался из его уст короткими, тягучими рыданиями.
– Нейт, – сказала она так тихо, как только могла. Плач прекратился. В комнате стало тихо.
– Убирайся, – сказал он.
Но она стояла на месте.
– Что случилось?
Он наклонился вперед, уперся кулаками в пол, раскачиваясь, как ребенок. Звук, который вырвался из него, был низким и странным. Нечеловеческий стон. Она сделала шаг, и маркер на полу отлетел от нее, раскручиваясь, как волчок. Он покатился к подошве его ботинка.
Нейт застыл, как загнанный зверь, твердый хребет его позвоночника виднелся под кожей. Поперек его левой лопатки была написана одна фраза жирными чернилами. Non omnis moriar. Вид этой фразы сковал ее, не давая пошевелиться. Когда он снова заговорил, его голос прозвучал сдавленно, словно он хотел закричать, а вместо этого оказался под водой.
– Убирайся. Убирайся!
Пошатываясь, она отступила назад, врезалась в стену и нащупала выход. Маленькие белые шарики цеплялись за ее чулки, когда она возвращалась через полистироловый бардак. Делейн вышла к деревьям, где слабеющий свет становился слишком слабым, чтобы пробиваться сквозь ветви. Одна, в темноте, она помчалась вниз по засыпанной листьями тропинке. Ветки царапали ее кожу. Ее сапоги цеплялись за широкие языки корней. Она не останавливалась. Продолжала бежать, тени рвали ее кожу, пока, наконец, она не прорвалась сквозь густые заросли можжевельника и, пошатываясь, не вышла на тротуар.
Впереди, на залитой лунным светом площади, не было студентов. Она прижалась к тусклому фонарю и попыталась отдышаться.