деликатесов таких, нимфочек готовлю… Фью — у! Ах, что за персики получаются! Поверьте! Да Вы ж сами видели: они почти— что благородные лошадки, Пегасики, разве что без крыльев. Поэтов ращу, интеллигенцию в животном мире, чёрт возьми, а вы мне… — Фритьофф совсем осерчал и погнал без купюр: «Дурдом для идиотов предлагаете при всём моём к вам уважении и… доброжелательности. А засим не премините…»
Ба! Михейше это нокаут. А он хотел только гипотетически посоветовать, а вовсе не обязывать. Нарвался на несусветнейшую резкость.
— Представляете ли, — распаляется Фритьофф, — он их хворостиной сечёт, а ежелив никто не лицезрит, то может и пнуть ни за что. Верьте мне. Я собственными глазами соизволил видеть. А свинья — тварь благороднейшая. Их, к величайшему сожалению, только за отбивные и за сало любят… ну, может, ещё и за щетину и… и сапожки из их кожи крепкие. А они ведь ещё умны, неприхотливы и талантливы. Et en français sera bientôt parler28. Ей — ей. Неужто не верите? Послушайте, как звучат ихние «хрю — хрю», совсем необыкновенно, не по — нашенски. Вы только прислушайтесь, прислушайтесь. А хотите к графинюшке Марфе Анатольевне сейчас вас отведу?
Михейша не захотел к графинюшке. Рожа у неё просит кирпича. И лягается не свиньёй, а кобылой. Какой, интересно, чум — травой её кормят, чтобы так лягаться?
— Не хотите? Дело ваше.
Фритьофф наклонил голову, и даже шевеление шеей прекратил. Вздёрнулись брови, и упал на глаза шмот волос с темени. Это означало величайшую степень гнева и конец разговора с непутёвым отроком.
Свиньи Макара Дементьевича одеты в военные кафтаны Петровской эпохи, а дамочки с детишками разнаряжены в короткие и длинные платьица с кружевными оборками. У наиглавнейшего хряка — добротные генерал — майорские погоны. В его армии — воспитательно— экспериментальном колледже — имеются офицеры, фельдъегеря и ни одного рядового чина. Все имеют громкие и подобающие статям имена. А тут такое!
Если бы Фритьофф, не дай бог, узнал бы, что на одном из заблудшим в соседний двор в поисках бодрой самки генерал— майоре катался и пришпоривал в детстве Михейша, то дело бы кончилось не так миролюбиво. Михейша — справедливости ради стоит сказать — на тех скачках пострадал шибче скакуна. Генерал— майор, позорно стремясь обратно, на полном галопе прошмыгнул в собачью дыру ограды, а Михейша аж целую секунду пребывал в звании человека — лепёшки, целуя замшелую доску. Ах, сколько звёзд увидел в заборе! Век не сосчитать. А сколько занозистых комет — планет снял с лица!
К ЛИНГВИСТИКЕ
Мы так и не объяснили вам кукарекающего деда. Помните такую главу о «петухе под столом»? Там ещё о царевне Софье и её фаворите Голицине, ну, вспомнили?
Немножко отвлеклись, но «лучше поздно, чем никогда». Эту фразу знает наизусть любой жирный военноначальник, осведомлённый о том, что сегодня особо пикантное творится в его кухонном обозе.
1
Итак, возвращаясь к лингвистическим и прочим ремёслам, связанным с буквоведением, следует сказать, что свои главные секреты Михейша хранил надёжно.
На небольшом, зато собственном опыте дешифровки, основанной на статистике повторов букв, слогов, суффиксов и предлогов, а также зная несколько элементарных французско— криминалистических изысков, Михейша вывел собственное логическое правило. Formulakrus его таков: «чем больше текста, тем способ быстрее срабатывает».
Речь не идёт о других способах тайной передачи сведений, где в качестве подложки используется книга — ключ. Такой текст, если не знать и не иметь такой книги, однозначно не расшифровывается.
— Текст до ста букв простой линейки рискует быть нерасшифрованным никогда, — считает Михейша.
Даже простецкие этрусские надгробные записульки, начертанные явно славянской руницей, но сплошняком, практически нечитаемы. Ибо ещё как — то (с грехом пополам) можно изобразить звуковой ряд, но смысла можно не угадать: слишком уж с тех пор и русский праязык изменился — если это действительно ветвь прарусского языка.
Зато тысяча значков (букв, цифирь, символов) с негодящимися для любой тайнописи пропусками, но если подразумевать под каждым символом только одну букву, в ста процентах расшифровываются. Без пробелов — только лишь удлиняют опознавательское время.
Пару тысяч значков Михейша без всяких мудрёных приборов разгадывает за три часа. Причём два часа из них уходят на подсчёт и составление логических таблиц.
Сорок пять минут — на перепись набело с лёгкими уточнениями.
А последняя четверть остаётся для свободного и приятного чтения уже в вальяже: закинув ногу на ногу, непременно с бабкиной трубкой во рту (с пустой, конечно, ибо Михейша по— сурьёзу не курит). Для сходства с мистером Ш.Х.
2
Возвращаясь же к старому деянию с дедомакарейским кокандуканьем, следует сказать нижеследующее:
До Михейши тот текст, осевший в подвальном сейфе далёкого, старинного, опального зауральского города, не могли, или, может, не особо старались, дешифровать лет триста.
За прочтение Софьиного письма Михейшей дед Макарей — ради справедливости — наградил юного палеографа официальным письмом руководства музея.
А сей любопытный случай дешифровки письма малолетним учеником «тьмутараканной деревенской гимназии!» между делом был отмечен в «Петербургских новостях».
Сообщение в газете в научно— исторических кругах произвело копошение, близкое к фурору.
Фурор получил бы большее развитие, если бы не мешала напряжённая политическая ситуация в стране. В то время многие прозорливые люди особачивались собственной судьбой — каторжной, или смывательской, из родины. Наплевать прозорливым учёным в такой час на карьеру малолетнего гения.
3
Родной дед Федот (не путать с Макареем) — математик не только по профессии, но, более того, по призванию.
Он же — любитель кроссвордов и криптограмм — частенько подсовывал внуку хитрые задачки.
А как— то, помучившись на спор кряду двое суток, не смог справиться со встречным Михейшиным заданием по дешифровке специально созданной внуковой записи в тысячу знаков.
Проиграл на этом Михейше внеочередную поездку в далёкий Ёкск.
Цель поездки: покупка последнему личного, далеко не игрушечного Ундервуда29 с чернёными рычагами, бронзовыми окантовками корпуса, с быстрой кареткой, рукояткой и с острозаточенными ударными буковками.
Своё фиаско дед Федот объяснял грамматическими ошибками Михейши.
На что внук, напомнив интеллектуальный бой с дедом Макареем, резонно отвечал ему, что царевна Софья поначалу также была обыкновенной девушкой, не лишённой определённой свободы в скрибентическом письме, и — к тому же — презирающей синтаксис как класс.
С возрастом её грамотность не выросла ни на грамм.
Михейша, заведомо определив в царевне реальную двоечницу, сделал поправку на многочисленные ошибки, свойственные такого рода одухотворённым лицам.
В таких делах мешает спешка молодых царственных особ женского пола, а также амурные запалы с многочисленными ляпсусами в самых заурядных