(мы говорили, повторяем для невнимательных), усыпившей каких — то специальных мозговых деятельниц — клеток, отвечавших за упомянутую отрасль старения и за обозначение боли. Макар Фритьофф на спор протыкает руку раскалённой спицей. Дым, гарь, вонь, котлеты. А не больно!
«В люди», а, точнее, в циркачи с придачей небольшого, пошитого индивидуально военного гардероба, выбилась лишь пара наиболее способных и философски настроенных, думающих о своей карьере хорошистов.
По причине всех перечисленных странностей соседа— селекционера весьма слабые ароматы Михейшиного производства, несущиеся с чужой лоджии, Фритьоффу не только не страшны, а даже, напротив, по — своему интересны, и даже извращённо приятны на запах.
Как — то раз Фритьофф рассказал о своих целях, посетовал на свои крайне медленно растущие естественно — технические достижения, выделив и похвалив при этом некоторых отличившихся чушек за музыкально — танцевальные способности. Затем осведомился на предмет коллективизации научной работы и защиты совместной диссертации. Обещал при удачном стечении подарить соседям свиноматку, одаривающую симпотными розанчиками.
Михейша, уважая научный склад ума и неиссякаемое трудолюбие Макара — Фритьоффа — почти академика данного жанра научных изысканий — сотрудничать в таком ключе наотрез отказался.
— Ну и зря, милостивый государь, — журил полковник, — а ваши — то свиньи совершенно обыкновенны и чахлы, словно солдаты после годовой муштры… в азиатчине. Уж я — то точно знаю азиатскую породу. Плюнь на них, травокурящих, они и рассыплются.
Обиделся Фритьофф, заподозрив Полиектовых свиней в болезнях, которые того и гляди, как вши или тараканы переползут через ограду в его какающий исключительно розами колледж.
— И вы… а чем вы своих кормите, позвольте спросить? Неужто обыкновенной травой и гадостными отрубями? Сплошь ненавижу отруби. Это гниль, позор, научение свиней противоестеству и грязи. Свинюшки, даже не считая деточек, — это само собой должно быть понятным — должны быть розовыми и чистыми всегда. Повторяю по слогам: всег — да! Это в России — матушке так повелось: в грязи, голоде и нищете бедных животных выращивать. Le peuple tromperont par la pratique des barbares sauvages24. А в цивилизации так не делается. Помяните моё слово: пройдёт время и даже в России поймут правила обхождения с обижаемыми сегодня домашними животными. А вы посмотрите только на их хвостики: какие они нежные и беззащитные. Дрожат по доверчивости и от любви. Каждому человеку бы по такому хвостику, и, глядишь, не было б в человечестве войн.
Михейша от этакой гениально пацифистской панацеи нашёлся не сразу.
— Зато ваши — словно кокотки на конголезском параде, — затянув с ответом, съязвил Михейша, хотя не имел возрастного права на такой сомнительного качества комплимент. — А кормим мы, как и все нормальные… то есть как другие люди. И причём на летнем коллективном выгуле, а не дома. Свинюшкам, пребывая только дома, скучно. Мы за это платим, а людям от этого хорошо. У нас деньги есть, а у кого — то не хватает. Простите, месье Макар. Это их выбор — дедули и бабули. А Ваше предпочтительное право — поступать так, как Вам заблагорассудится. Вы же их по другому любите, нежели неаристократы… И во Франциях мои не бывали. Только в Англиях… Это, правда, островки, но — таки настоящее государство. У них и флот свой…
— Это верно. Настоящих аристократов теперь не водится… — перебил Михейшин предвыборный, английский спич Макар Дементьевич Фритьофф (он — то француз!), — ну разве что, всё— таки исключая ваших батюшку с матушкой. Хоть они и не дворяне… Ну, и дедов ваших, включая Авдотью Никифоровну. Хотя, от аристократов, пожалуй, у вас только бабка, если я правильно запомнил вашу родословную, и поелику теперь имею право рассуждать. А остальные — папан и маман ваши — просто благородные и грамотные… простите, весьма грамотные, замечательные и забавнейшие — в смысле, извиняюсь ещё раз, интересные — люди. Федот — дед ваш — тоже пригож. Умнющий человек. Деятель, как сейчас говорят. Меценат и миссионер в некоторых смыслах. Хоть и терпит убытки. Не люблю транжиров. Но тут случай особый. Выходит, я его люблю. Так — с, да, выходит по логике?
— Я тоже деда люблю. Можно сказать, обожаю и уважаю, — воодушевился Михейша.
— Je ne vais pas blesser vos commentaires sincères?25
— Нет, всё в точку.
— Простите, что неумело выражаюсь, — продолжил Макар. — Ce que j'ai sept portes, tout est dans le jardin26. А для вас, для вашей возвышенной честной семейки существует другая пословица. Великолепная пословица. Правда, не припомню подходящей — с. Excusez — moi, monsieur généreusement. Pardon. Jesuis désolé. Oui27.
— Да нет, так оно и есть, — подтвердил Михейша, немного вспомнив французский и не вполне уверив себя в точности перевода, смутившись и позавидовав семейке, — специальной такой пословицы для нас вспоминать не надо.
Ему хотелось, чтобы Фритьофф дополнительно отметил и его — Михейшину склонность к наукам и умению правильно, а, главное, вовремя, светски приодеться. Но, видимо, людям не принято говорить в лицо сладкой правды такой высоты.
Про кормление свиней Михейша более того, что уже сказал, ничего не знал, потому отзывчиво, от глубины сердца добавил:
— Отдайте своих мадемуазелей и прочих их женихов на воспитание Николке — Коню. Конечно, если Вам тяжко самому, и Вы не справляетесь. У Вас их сколько? Не меньше пары десятков, так ведь? Или вот, хотя бы проконсультируйтесь у него… Он с пастушьим делом хорошенько знаком.
Ответ Фритьоффа Михейшу поставил в тупик.
А сказал Фритьофф буквально нижеследующее.
— Я, сударь милый мой, этому неотёсанному человеку, пусть он и лучший в мире пастух, своих воспитанников и воспитанниц не отдам ни в какую, — хоть вы меня на бутерброды порежьте. В кого он моих превратит? В пустую скотину? Грязью намажет, заставит найти самую подлую колею и помчит, и попрёт по ней. Не — е–ет. Не годится мне такой коленкор. Я их держу в мундирчиках и кофточках модельной выделки, пусть и по моим не вполне уверенным эскизикам… да ведь вот и матушка ваша поучаствовала в одевании мамзелей и офицериков моих. Вот же какая сердобольная у вас матушка! А вкус, — какой отменный вкус! Вот Ваша фуражечка на Вас… ведь она тоже в её мастерской сделана. И глядите же: она будто бы настоящая форменная фуражечка. Уж я толк в военной форме знаю… Словом, не согласен я, как генерал и воспитатель, выпустить своих в такой высший в кавычках свет. Это вам, мой дорогой Михайло Игоревич, не фунтик конфет распотрошить. Мои свинки другого полёта пташки. Я из них букетиков, цветочков,